Между жизнью и смертью
Шрифт:
– Сколько вам лет?
– Почти тридцать. В паспорте все указано, Нелли Кимовна, и год рождения, и...
– Это я видела... Странная у вас манера разговаривать. Мне, знаете ли, всегда представлялось, что именно так разговаривают преступники со следователем. У вас что, были частые контакты с милицией?
– Нет, ну что вы, Нелли Кимовна. Так, попадал несколько раз в одно медицинское учреждение... А так – ни-ни, поверьте! – превозмогая головную боль, Банда старательно вспоминал "легенду" его жизни,
– В вытрезвитель что ли?
– Ну да.
– Это закономерно. А почему вы так много пьете? Вы же еще молодой парень.
– Ну, как вам сказать... Жизнь такая. Что еще делать? Да ни на что больше денег не хватает.
– Денег-то как раз вы здесь и не заработаете. Разве ваш оклад в восемьсот тысяч – это деньги?
– Нет, конечно. Но все-таки... Да и вообще, работать же где-то надо. А мне больницы всегда нравились. Я ведь, так сказать, коллега ваш.
– Что вы говорите? – искренне изумилась Нелли Кимовна. – Это каким же образом?
– Я медучилище закончил. Младший медицинский персонал, так сказать...
– А что же вы санитаром? И вообще, где вы после училища-то работали?
– На Черниговщине, фельдшером в деревне.
– Что, не понравилось?
– Да нет, выгнали. За пьянку, – Банда повесил голову, будто устыдившись своего темного прошлого. На самом деле теперь ему было наплевать на все, и единственное, чего он хотел, – бутылку холодного пива.
– А пить когда начали?
– Много – в Афгане.
– А что, и там были?
– Да, – Банда облизал высохшие губы. – Нелли Кимовна, можно попить?
– Конечно, – она, ничуть не удивившись, придвинула к нему графин и стакан.
– Спасибо, – он с жадностью, одним залпом выпил целый стакан теплой, противно отдающей хлоркой одесской воды.
– Ну рассказывайте, – поторопила она его.
– А на работу вы меня возьмете?
– Взяла ухе. Так что там, в Афгане?
– Меня из училища призвали, с первого курса. Определили как медика...
– А где вы учились?
– В Сарнах.
– Сарны? – она пыталась вспомнить, где это, и вопросительно взглянула на Банду.
– Ровенская область... Короче, определили меня в команду санитаров-могильщиков. Мы на вертолете "жмуриков" собирали. И в цинковые ящики запаивали "Груз-200" – слышали небось?
– Конечно.
– Знаете, руки, ноги, кишки... – Банда вдруг вспомнил забрызганный мозгами Витьки Дербенева рукав своей куртки, вытекший глаз, который проносил он под бронежилетом целый день, и содрогнулся по-настоящему, не наигрывая. – Вез водки там было очень уж хреново. Вот мы и снимали напряжение как могли.
– Я понимаю.
– Вот... А когда вернулся, начал пить уже и на гражданке. Из училища попереть меня не смогли – как же, воин-интернационалист,
– Куда вас ранило?
– А, много куда, – Банда не стал вдаваться в подробности происхождения шрамов на своем теле, но вдруг вспомнил о самом свежем рубце, заработанном в Севастополе совсем недавно, и подумал, что рубашек с коротким рукавом и футболок теперь придется избегать. – Ну, так я и попал на Черниговщину, в ту дыру проклятую.
– Что же вам там не понравилось? – с улыбкой спросила Нелли Кимовна.
– Так там же Чернобыль! Никакого здоровья не стало. Даже бабы неинтересны стали...
– Даже так! – она с еще большим интересом взглянула на парня, и на ее губах заиграла чуть презрительная и очень хитрая улыбка. – И вы оттуда сбежали?
"Красивая, стерва", – невольно отметил про себя Банда и продолжал:
– Ну да, тут тетка жила. Я к ней. Прописался, начал работу искать. То да се. Там пьянки пошли... Короче, выгнала она меня. Участковый прицепился... Короче, вот к вам пришел, может, возьмете меня к себе в больницу.
– Хорошо. Идите к Кварцеву и завтра выходите на работу, – она, казалось, уже потеряла к нему всякий интерес и потянулась к стопке бумаг, лежавших перед ней на столе. – И старайтесь выходить на работу в трезвом виде. Алкоголиков я не терплю.
– Хорошо, Нелли Кимовна. До свидания.
Он вышел, но главврач еще несколько минут смотрела на закрывшуюся за ним дверь. И ее темные красивые глаза под сурово сдвинутыми бровями были слишком серьезными...
– Ну как?
Бобровский уже ожидал Банду в снятой специально для него комнате в тесной коммунальной квартирке в одном из старых одесских кварталов и, увидев на пороге Банду, нетерпеливо бросился ему навстречу.
– Нормально. Завтра на работу.
Банда в изнеможении опустился на незастланную постель и тяжелым взглядом обвел комнату.
– Отлично, – потер руки Бобровский. – Все идет по разработанному плану. Сегодня же доложу начальству о нашем первом удачном шаге.
– Докладывай, – Банда не в силах был даже разделить радость товарища. Ему на самом деле сейчас все на свете было безразлично. Хотелось только пить и спать.
– Банда, да ты чего такой кислый-то, а?
– А пошел ты!.. Сам, небось, гад, столько не пил, только мне подливал, а еще спрашивает!
– Я тоже пил.
– Но не по две-три бутылки ежедневно на протяжении трех суток, наверное?
– Ладно, не злись. Я тут тебе пивка принес.
Сергей извлек из спортивной сумки три бутылки пива и поставил на стол.
– Одну открывай, а две засунь в морозильник – пусть охладятся немного, – Банда даже оживился, увидев вожделенный напиток. – Слушай, а чего в Одессе такое пиво паршивое?