Междумирье
Шрифт:
Гвиневра резко выпрямилась в кресле и бросила в сторону Артура умоляющий взгляд и он обернулся к жене:
– Как ты думаешь, через сто лет женские сердца будут сжиматься от радости за прекрасную Гвиневру, которую отважный рыцарь Ланселот похитил у старого короля Артура? Об их любви будут сочинять романтичные баллады? Петь печальные песни? Может быть. Или людская память сохранит совсем другую историю – о том, как королева и ее любовник предали и сделали несчастным человека, который был честен со своими друзьями? Который любил свою жену всем сердцем и ради нее уходил на войну? Перед боем он всегда целовал ее портрет в медальоне. Он назвал ее именем звезду, которая указывала дорогу
Артур болезненно поморщился и приложил руку к груди. С тех пор как люди стали трепать имя королевы, он все чаще прижимал руку к сердцу и бледнел. И сейчас на его лбу выступили крупные бисеринки пота. Гвиневра хотела дотронуться до его руки, он Артур отвел ее ладонь и отрицательно качнул головой.
– Не надо, Гвиневра. Мне не настолько больно, насколько тебе хотелось бы. Ведь в моей груди стучит бесчувственный булыжник, который не имеет ни жалости, ни любви, ни сострадания. А камень не может болеть, он может только раскалываться. В моей душе смертельный холод, вот по нему и побежала маленькая трещинка. Гвиневра, ты свободна делать что угодно, но только не позорь меня и себя перед людьми. Уезжай с Ланселотом, если хочешь. Он не любит свою жену, может быть, он будет любить по-настоящему хотя бы тебя.
Гвиневра упала перед королем на колени и заплакала:
– Артур, пожалуйста, послушай меня! Пожалуйста! Я никогда не любила никого так сильно, как тебя! Это правда, поверь мне. Я всегда была тебе верна. Я никогда не изменяла тебе ни с кем, даже в своих мыслях. Поверь мне, Артур! Я умоляю тебя…
Король усмехнулся.
– Гвиневра, не плачь. Я верю тебе. Ты еще слишком молода и впечатлительна. Тебя легко обмануть, и ты легко обманываешь сама себя. Иди в свою комнату, я хочу побыть один. Мне нужно о многом поразмыслить. После свадьбы шута я вновь отправляюсь на поиски Грааля. Поэтому мне нужно все обдумать.
Гвиневра встала с колен и утерла слезы. Затем тяжело опустилась на дубовый стул и вздохнула:
– Мордред готовит заговор против тебя.
Неожиданно Артур вспылил:
– Кого ни послушай – все готовят заговор: королева, Ланселот, Мордред! Рыцаря отравили за обеденным столом в моем дворце и до сих пор не нашли виновного! Может быть, завтра ядовитое яблоко поднесут и мне, и я не уверен, что это не будет тот человек, которому я доверял больше всех!
Гвиневра громко всхлипнула. Артур бросил на нее тяжелый взгляд, и лицо его напомнило очертаниями хищную птицу.
– Я кому-нибудь могу доверять в своем дворце? Остался хоть один человек, кроме моего шута, который может мне смотреть в глаза прямо? Который не изменяет мне за моей спиной?
Король остыл так же неожиданно, как и вспыхнул. Он сжал голову руками и спокойно проговорил:
– Гвиневра, я очень устал от всего этого. Я просто хочу на время уехать.
Затем подошел к двери и распахнул ее:
– Уходи, Гвиневра.
Королева опустила голову и прошла рядом с ним, глядя в пол. На Артура пахнуло приятным ароматом ее тела – медовым и пряным, давно забытым. Вновь кольнуло сердце и захотелось заплакать. Но король сдержался и с размаху захлопнул окованную железом дверь.
Только отыграли свадьбу, как у шута началась новая, непривычная для него жизнь. Анетта смотрела на своего мужа такими глупо-преданными глазами, что он не мог понять – правда ли ей хорошо или она играет. Но супруга на самом деле была очень довольна своим положением и старалась во всем угождать своему маленькому
Освоившись в комнате мужа, толстая шутиха стала требовать постоянного внимания к своей персоне. Несколько раз в день чрезмерно болтливая женщина докладывала шуту, как ей понравилось ездить по улицам на свадебной карете. И о том, какие завистливые глаза у кухарок на кухне, на которой она теперь старшая. И о том, что ей хотелось бы много-много детей. А у родителей в деревне скоро родится новый теленок, а вчера сосед побил свою жену за то, что она выпила пива. И о том, какой он у нее важный и хороший. Она болтала без умолку, и глаза шута становились все удивленнее. Он не думал, что человек может так быстро и много говорить ни о чем. За время их медового месяца он услышал гораздо больше, чем за несколько лет своей жизни рядом с королем.
Каждое утро Анетта надевала свадебное платье и снова и снова вертелась перед начищенным до зеркального блеска куском меди, рассматривая свое расплывчатое отражение. Она постоянно просила Эктора рассказать ей, как их поздравил король. И правда ли королю понравилась их свадьба, ведь он так весело хохотал, напившись пива. Несколько раз в день она заходила в их спальню, проверить – достаточно ли ровно висят кисти над кроватью и не помялась ли красивая накидка. Кроме всего прочего, Анетта обладала недюжинным аппетитом крестьянки, и шут представлял, как через пару лет они не поместятся вдвоем в одной постели.
Но ночью недоразумений между ними не возникало. Анетта слишком долго мечтала о замужестве и теперь словно отыгрывалась за годы одиночества и обид. Совершенно обессиленный от горячих ласк, утром шут едва дотаскивал ноги до зала, где его ждал король. Глядя на своего любимчика, тот прятал улыбку в усах и ни о чем не спрашивал – все и так было написано на заспанном лице.
Бывшие, теперь уже забытые подружки, на которых не хватало ни времени, ни сил, посмеивались над шутом, ронявшим сонную голову на стол. Но Анетта так прикрикивала на них, что они быстро проглатывали свои шуточки. На кухне шутиха быстро завела строгие порядки и заставляла до блеска натирать уже начищенную посуду и каждый день стирать фартуки. Кухарки сначала возроптали, но жаловаться было некому, и они решили не связываться со своей сердитой новой хозяйкой.
И ни дай Бог кому-нибудь из них случалось грубо отозваться об Экторе! Глаза супруги наливались мрачной свинцовостью, руки упирались в толстые бока, и она так смотрела на обидчицу, что той хотелось провалиться сквозь землю. Шут улыбался и поглаживал супругу по крепкой спине, протягивая ей кусочек сладкой карамели, перед которым она не могла устоять и сразу успокаивалась.
В общем, Анетта действительно была довольна судьбой, собой и своим маленьким, но очень важным при дворе короля Артура мужем. Теперь она была не той дурнушкой, которую не взяли замуж в своей деревне. Она стала гордостью своей семьи, ее кормилицей. Старшая кухарка знала, что многие деревенские красавицы теперь кусают локти и завидуют ей. Думая об этом, Анетта всегда искала глазами Эктора и тепло ему улыбалась. Шут расцветал и становился прекрасным рыцарем, готовым для своей Прекрасной Дамы на самые отважные поступки. В его глазах она была не толстой глуповатой кухаркой, а писаной красавицей, перед которой тоже можно встать на колено, чтобы протянуть ей венок на кончике копья.