Междустрочья. Сборник
Шрифт:
Стоило, однако, спуститься на дно котлована, как постепенно всё начало проясняться. Схемы и расчёты вдруг сошлись с реальной каменной породой перед глазами, и Мечеславу представилось, что он видит, как это должно быть здесь, на месте. И когда он излагал ставшим подле рабочим и техникам, откуда и каким образом следует, похоже, начинать, то уже практически не сомневался в своей правоте. Здесь будет первая штольня, тут – свод, прочный камень позволяет сразу приступить к нему… Массивы земли, обступившей вокруг и уходящей далеко наверх,
Даже то, как без особого доверия слушал бригадир (иногда он скептично хмыкал, хотя не прерывал), не смущало. Как это зачастую водилось после революции, здесь не было начальства и подчинённых в полном смысле слова, но, похоже, верховодящая роль пока доставалась Мечеславу: «специалисты» рангом выше тут попросту отсутствовали сегодня. Он, однако, несколько раз призвал в помощь напарника в подтверждение своих слов – эй, Мартин, взгляни, ты со всем согласен? Мартин был согласен, хотя что-то, казалось, слегка насторожило его. Но да, Слава, твои расчёты верны, если только нас не подвели высшие инстанции: им с северо-запада не очень видать.
Потом чуть в сторонке Мечеслав тихо, чтоб не услыхали рабочие, спросил:
– Что не так-то? По-моему, просто идеально подходит.
Мартин, сидя на корточках, перебирал упавшие на дно осколки и чему-то хмурился:
– Песчаник… Крошиться будет.
– В песках строят!
– Они умеют…
– И мы научимся!
Мартин цвиркнул на это сквозь зубы, но отпустил маленький осколок и поднялся. Тот глухо упал на дно котлована.
– Будет крошиться – будем укреплять лучше, – заключил Мечеслав. – Это всё решаемо.
Всё тут же: вот та же дверь с пухлой тёмно-красной обивкой, те же ребристые пуговки глухо поблёскивают на ней, та же двухцветная – белая наверху, ярко-голубая внизу – стена, но звонка нет. Странно, что не установят себе…
Мечеслав постучал. Сквозь отдалённый рокочущий говор (видимо, телевизор) послышались осторожные шаги. Они приблизились, и маленькая светловолосая девушка робко выглянула наружу, но в следующий же миг признала гостя.
– Дядя Слава! – она радостно повисла у него на шее. Мечеслав осторожно обнял её в ответ.
– Здравствуй, Машенька.
Она будто бы вспомнила, что не дала ему даже войти, и, засмущавшись, отступила обратно к двери:
– Пойдёмте, папа сейчас дома! Он сказал, что вы звонили… Наверно, ждёт вас!
Георг и вправду был дома: сидел за столом в своей маленькой комнатке и перебирал письма в свете настольной лампы. Но вот ждал ли он сейчас брата…
Впрочем, услышав, Георг оторвался от своего занятия и поднял лицо с несколько усталой, но тёплой улыбкой.
– Здравствуй, – кивнул он.
– Не помешал? – Мечеслав шагнул в комнату и расположился на краешке потрёпанной софы.
– Нет, конечно. Просто разгребаю почту. Постоянно накапливается за несколько недель…
– Невежливо ты с адресантами, –
– Не получается по-другому, Слав. И хотел бы, но зачастую просто не до этого. Как ты?
– Да я-то что, – он отмахнулся. – Сегодня здесь, завтра там, куда ветер занесёт. Вы-то…
– Комнату нормальную дали? – тихо, но настойчиво перебил Георг.
– Да, хорошая комната. Света много, плитка электрическая… Радио вроде есть. И всё это – мне одному. Вы-то сами как?
– Мы сами?.. – Георг повременил отвечать, рассеянно взглянул на плафон, из-под которого выбивался свет. – Ничего, потихоньку справляемся. Сейчас, правда, вся эта суета с бумагами, весь архив сутками на ушах, перекапываешь-переправляешь всё по нескольку раз на день… Ну, это понятно: в исторический момент живём. Фактически, – он поднял указательный палец и вновь мягко улыбнулся из своей бороды, – мы ведь живые свидетели зарождения эпохи. Как тебе это нравится?
– Внукам потом расскажешь, – усмехнулся Мечеслав.
– Ну, тебе, положим, будет больше чего рассказать… Тем более слушать про подземелья всяко интереснее, чем про какие-то бумажки.
– Я бы не утверждал так однозначно, – заспорил он было, но тут понял, что Георг, хоть и поддерживает разговор, параллельно задумался о чём-то своём, сугубо личном.
Вполголоса, чтоб не услышали в соседних комнатах, Мечеслав спросил:
– Как Машенька?
– Машенька… – Георг приглушённо засмеялся и осторожно, как-то бережно махнул рукой. – Тихоня. Как школу закончила, так все дни напролёт дома – это в восемнадцать лет… Вчера её Ника насилу в обсерваторию вытащила – как раз, наверно, ты приходил. Ну, ещё заказы иногда берёт, шьёт что-то… Но тоже всё через прежних своих подруг, – он коротко взглянул на Мечеслава и не очень весело чему-то усмехнулся. – Ты просто сказал про внуков. И я немного задумался.
– Что, есть кто-то на примете?
– Ну, как сказать…
Георг мимоходом поднял один из конвертов, машинально прочитал надпись на нём, но едва ли что-то запомнил.
– Есть тут один молодой человек, заходит к ней иногда. Алексей… Алексей Лунев. Поэт. Может, слышал?
Мечеслав покачал головой.
– Ну да, он начинающий, – кивнул Георг. – Это вообще-то Никин знакомый, он к ней изначально захаживал. Ну, она же с издательствами знается, всё такое… Ты помнишь.
– Он за этим захаживал?
– Да, он очень упорный в этом плане, – Георг снова покивал. – Но странный… Странный человек, да.
Мечеслав хотел спросить, в чём странности, а может, Георг рассказал бы и сам, но тут со стороны кухни донеслось призывное «Мальчики…», и через секунду в дверях показалась сама Ника:
– Ну что, чай будем? Или не очень?
В обычной своей манере она говорила так, будто скажет сейчас что-то очень смешное, глаза же в это время внимательно и цепко изучали, прикидывая, чем вернее сразить вас наповал.