Мгновения
Шрифт:
Мадс неторопливо обхватывает пальцами крупную кованую ручку, с небольшим усилием, отводя назад локоть, тянет на себя. Его движения точны и выверены, кажется, будто он уже делал это тысячу раз в жизни. Все происходит очень быстро, отдышавшись, я успеваю разглядеть лишь наконечник дверной ручки в виде небольшой, бронзовой сферы. Вытертый от прикосновений он тускло поблескивает в искусственном тепловатом свете потолочных ламп.
Спустя мгновение дверь легко поддается и, бесшумно поворачиваясь на старых петлях, торжественно открывает перед нами долгожданную цель нашего небольшого путешествия.
Разговоры
– Нет,
Я нервно провожу рукой по волосам, убирая спавшие на лоб пряди. Они гладкие и немного сальные после целого дня, так что на пальцах остается легкий, практически незаметный, блестящий налет и сладковатый запах немытой кожи.
–Пф-ф…
Замечая его, даже не задумавшись, хулигански провожу ладонью по бедру, а потом вновь расстроено опираюсь о холодный мрамор стойки и опускаю на руку голову.
Рядом Мадс неторопливо потягивает из бокала какой-то неизвестный коктейль, мерно поворачиваясь туда-сюда на круглом высоком стуле с крохотной спинкой.
– Оу?
Он, кажется, ничего не расслышал. Вокруг нас – теплый, мягкий свет, собранный в пучки четких расширяющихся конусов, игра бликов стекла, зеркал и металла, ненавязчивая, заполняющая пространство мелодичными, приятными звуками музыка, располагающая к себе приватность и приглушенный, монотонный гул разговоров.
Я повторяю недовольно.
– Говорю, что меня просто бесит, как она себя ведет.
– А-а-а…
Видимо, Мадс совсем не удивлен.
– И что такого?
Он разводит по сторонам руками.
– Подумаешь…
Нарочно закатывает глаза. И произносит, с театральным придыханием.
– Эх-х … Марта…
Я понимаю, что от потасовки нас отделяет лишь толика оставшегося у меня благоразумного терпения. Мадс, очевидно, тоже знает это и назло провоцирует.
– Между прочим, она крутой Создатель, одна из лучших!
– Угу…
Он лениво кивает. Словно я тут не душу свою ему изливаю, а обсуждаю список дел на месяц.
– А еще очень популярна в Обществе. Да, что там, когда-то даже она почти стала Лицом!
– Ага-ага…
Я распыляюсь: щеки горят, кончики топорщащихся ушей краснеют, терпение тает. Однако на лице Мадса по-прежнему гуляет лишь ненавязчивая ухмылка.
– И в конце концов, Мадс, Марта, она ведь мне больше, чем друг! Я, она…
Нервно глотаю наполненный парами и запахами воздух. Голос срывается то ли в хрип, то ли в визг. А перед глазами отплясывают танцы разноцветные точки.
И тут Мадс, наконец, все-таки решает обратить на меня внимание. Перестает крутиться, аккуратно отставляет в сторону бокал и, вздохнув, говорит тихим, серьезным, размеренным, низким голосом, от звуков которого мой внутренний хаос сразу усмиряется.
– Послушай, Юрген….
Я знаю, что не услышу трогательной речи, знаю, что меня не будут утешать и жалеть. Притворяться не в правилах Мадса. Сейчас я услышу объективную правду, и очень надеюсь, она меня успокоит.
– Хватит уже ныть, ладно. У тебя получилось отличное Мгновение. Уж я-то в этом хоть что-то да понимаю, ага?
Киваю.
– То-то.
Мадс коротко улыбается.
– Оно
– Да…
Бурчу, опуская голову.
– Не сильно-то меньше, чем у твоей хваленой Марты.
Мадс нарочно передразнивает мой ноющий голос, и мне тоже становится смешно.
– Творчество ведь для удовольствия, а не чтобы себя и других изводить?
Снова киваю.
– Ну, вот и получай свое удовольствие. Самовыражайся, воплощай идеи, радуйся, и плевать, что там думает какая-то Марта.
Собираюсь ему возразить, но он догадывается почему и отвечает сам.
– А еще лучше, просто пойди и скажи ей об этом. Объясни, что тебе не нравится, как она к тебе относится. Пригласи ее куда-нибудь, поговорите и все такое… Кто знает, может она тебе так помочь пытается?
Мадс вновь подтягивает к себе бокал и делает большой, долгий, аппетитный глоток, давай понять, что разговор окончен.
Я улыбаюсь.
– Ладно. Спасибо, друг…
Мадс довольно облизывается.
– Да, пожалуйста…
В устах Мадса все звучало так просто и понятно. Однако дни шли, а с Мартой я не поговорил.
Продолжал делать свои Мгновения. С каждым разом процесс становился проще и приятнее. Система училась у меня, а я приноравливался к логике оболочек, чувствительности настроек и тонкостям управления, так что в конце концов первые немыслимые шесть часов тяжкого труда превратились в тридцать минут расслабленного, ленивого удовольствия. Со временем мой Поток обрел свою постоянную аудиторию, а стиль моих Мгновений – обожателей и поклонников, в том числе и в среде Создателей. Поэтому теперь на работе меня узнавали чуть ли не чаще, чем Марту, что, кажется, ее немного злило или по крайней мере, мне так казалось.
Во время наших совместных встреч мы с Мартой невольно старались избегать обстоятельных разговоров на тему творчества. Обычно, если у кого-то появлялось в Потоке что-то новое, обменивались скупыми, по большей части исключительно вежливыми похвалами в адрес друг друга и сразу замолкали, нарочно осторожно, деликатно, но по общему молчаливому согласию, направляя беседу в иное русло. Это всегда оставляло за собой чувство неловкости и скованности, создавало между нами несуществующие ранее границы, отдаляло и делало нас какими-то другими, чужими и холодными. Однако мы не стремились избавиться от этого, хотя, наверное, могли бы. Могли, если бы я решился начать разговор… Могли бы, если бы решилась Марта.
Но ничего не менялось. И я уже начал было думать, сначала будто вскользь, как это часто бывает в первый раз, когда мысль вдруг появляется и пугает, оставляя на коже пелену холодного пота, а потом все чаще, все отчетливей и осознанней, что, возможно, мы с Мартой просто такие люди, не друг для друга, и пришло время разойтись, остаться хорошими знакомыми, но нет, увы, не друзьями.
Как странно, размышляя на эту тему, я чувствовал уверенность: вот об этом я способен сказать ей хоть прямо сейчас. Я делал такое много раз. Но теперь отчего-то меня настораживала простая мысль: я так легко могу все бросить, но, кажется, совершенно не могу бороться.