Миф «Ледокола»: Накануне войны
Шрифт:
1937—38 гг. Время опрокинуло окончательный приговор, вынесенный в однотипных документах 20-х и 1935 гг., который гласил:
«…хотя армия многочисленна, большая часть техники устарела. Они страдают от комплексов, которые сослужат им плохую службу при столкновении с немцами, и их боевой дух низок. Однако лучше всего они чувствуют себя в обороне и имеют большие земельные просторы, позволяющие им отступать вглубь страны»14.
Таким образом, первые донесения из различных источников о воинственных замыслах Гитлера на востоке были отвергнуты с порога. Полагали, что они основаны на «необоснованных слухах», выгодных тем, кто «выдает желаемое за действительное». В угоду политической концепции это объясняли тем, что Россия настолько тесно связана с Германией, что «готова уступить при малейшей угрозе применения силы»15. Согласно альтернативному объяснению, необычное развертывание немецких войск на Балканах явилось оборонительной мерой по отношению
Более настойчивые слухи о готовящемся вторжении Германии в Россию поступили в марте сразу из нескольких столиц и свидетельствовали о том, что обращение Германии на восток «вполне возможно». Однако, подобная ересь была немедленно осуждена и отвергнута. «Анонимные сообщения сомнительного свойства», разъяснял Кадоган, распространяются немцами, чтобы «запугать» русских, и поэтому не могут служить «абсолютно надежной основой» для переоценки позиции.18 Небрежная обработка таких сообщений привела к тому, что из них делались более приемлемые выводы о том, что Германия «ведет войну нервов» против России. Выражались сомнения по поводу того, «хватит ли у Красной Шапочки смелости, чтобы противостоять опасности»; скорей всего она «будет попустительствовать большому плохому волку, идя на новые компромиссы»19.
Иные политические взгляды Криппса позволили ему разглядеть существование немецкой угрозы России. В начале марта 1941 года он возвратился в Англию после краткого визита в Анкару, заявив своим коллегам-послам о «твердой уверенности» в том, что еще «до наступления лета» Россия и Германия окажутся в состоянии войны. Криппс полагал, что Гитлер сумеет убедить противников войны на два фронта и нападет на Россию до того, как Англия сможет образовать еще один фронт. В ходе неофициальной пресс-конференции Криппс предсказал, что Гитлер нападет на Россию «не позднее конца июня». Первый подобный доклад Криппса о намерениях Германии был направлен министерству иностранных дел 24 марта в момент обострения отношений из-за Югославии. Информация, содержащаяся в нем, оказалась пророческой и точной, особенно если учесть дату ее появления; она была получена из одного берлинского источника с помощью Вильгельма Ассарассона, хорошо информированного посланника Швеции в Москве20. Оценка этой информации и мнения о ее использовании свидетельствуют о позиции Англии в назревающем конфликте и разногласиях относительно советской внешней политики, поэтому на ней следует остановиться подробнее. Суть донесения подтверждала мнение Криппса о том, что немцы решили «осуществить «блицкриг» в отношении России и захватить ее до Урала»21:
«6. Немецкий план заключается в следующем: военные действия против Англии будут продолжены с подводных лодок и с воздуха, но вторжения не будет. В то же время будет совершено вторжение в Россию.
7. Вторжение будет осуществлено тремя большими армиями: первой, базирующейся в Варшаве под командованием Бека, второй, базирующейся в Кенигсберге, третьей, базирующейся в Кракове под командованием Листа22.
8. Все подготовлено до мельчайших деталей, так что нападение может быть начато в любой момент. Нападение может произойти уже в мае»23.
Криппс надеялся, что данной информацией будут пользоваться осторожно и умело, чтобы убедить Россию начать переговоры. Не исключено, что русские осознают, что находятся в трудном положении и попытаются изменить свою позицию. Однако Криппс предложил министерству иностранных дел ознакомить с этой информацией Майского косвенно через третью сторону, например, китайского или турецкого посла. «Косвенный и тайный» способ, советовал он, «даст больший эффект, чем прямая связь, так как иначе русские заподозрят неладное». Предложение Криппса было незамедлительно отвергнуто высокопоставленными должностными лицами, которые сочли данную информацию «частью «войны нервов» против России, чтобы заставить ее еще теснее объединиться с Германией». Председатель Объединенного комитета по разведке Кавендиш-Бентинк, которого пригласили для изучения информации, также не горел желанием изменить свое мнение о том, что германское верховное командование «не обращает особого внимания на увеличение русскими численности своих войск и не намеревается захватить всю Россию до Урала и удерживать ее. Это был бы слишком большой кусок. Военное ведомство не имеет подтверждения о каком-либо увеличении численности немецких войск, находящихся вдоль границы с Россией; нет также ни малейшего движения германской авиации в этом направлении. Поэтому создается впечатление, что, угрожая России, немцы стремятся запугать Советское правительство, а нас ввести в заблуждение».
Кавендиш-Бентинк
«Тайное» предупреждение
По словам Черчилля, он с «облегчением и волнением» натолкнулся на донесение одного из «самых заслуживающих доверия английских источников», которое «подобно вспышке осветило весь восточный небосклон». Речь идет об информации, полученной англичанами с помощью «Энигмы», созданного ими аппарата для перехвата и дешифровки немецкого военного кода. По данным перехвата, трем бронетанковым дивизиям и другим крупным соединениям был дан приказ двинуться с Балкан в зону Кракова через день после того, как Югославия присоединилась к державам «оси»26, но затем, когда немцы узнали о происшедшем вслед за этим в Белграде перевороте, они были отозваны назад. Неожиданная переброска крупных бронетанковых формирований на Балканы, а затем в спешном порядке обратно в Польшу, могло, по мнению Черчилля, означать лишь «намерение Гитлера вторгнуться в Россию в мае месяце… Революция в Белграде, вынудившая их вернуться в Румынию, означала, видимо, перенос акции против России с мая на июнь»27. Можно ли отнести проницательность Черчилля к разряду гениальных? Было ли это конкретное донесение и в самом деле единственной причиной перемены отношения к намерениям немцев и принятия решения послать личное предупреждение Сталину? Может быть, Черчилль в отличие от других лиц, связанных с деятельностью разведки и министерства иностранных дел, осознал опасность, которая поджидала Россию за углом? Каким образом Черчиллю удалось предсказать нападение немцев именно в июне? Ответ на эти вопросы объясняет разительный эффект, который произвело предупреждение Черчилля на собственную оценку Сталиным грозящей России опасности.
Подобно Сталину Черчилль установил особую процедуру анализа необработанных разведывательных данных. Информация по поступлении просеивалась майором Десмондом Мортоном и ежедневно представлялась Черчиллю в специальной красной коробке. Разведданные состояли из перехваченных телеграмм из посольств враждебных и дружественных государств, но, прежде всего, из перехвата немецких военных закодированных донесений, добытых с помощью «Энигмы». Если код военно-морского ведомства был прочитан, и информация регулярно и гладко стекала в Блетчли-парк, где проводились крупные работы по дешифровке донесений, то в отношении дешифровки кода вермахта по-прежнему существовали определенные трудности. Вплоть до начала операции «Барбаросса» лишь отрывочные донесения о наращивании германских вооруженных сил попадали на стол Черчилля.
В свете драматических событий в Югославии Черчилль был занят координацией отчаянных усилий Идена и генерала Дилла по созданию эффективной преграды германскому проникновению на Ближний Восток и в Юго-Восточную Европу. Поэтому, подобно Сталину, Черчилль рассматривал намерения Германии в отношении России через призму драматических событий, происходящих в этом регионе. Поздним вечером 28 марта Черчилль направил Идену, находившемуся тогда в Афинах, подробные инструкции относительно общей стратегии Англии. Лишь в самом конце инструкции содержится беглая и весьма гипотетическая ссылка на возможность советско-германской конфронтации. «Нереально, — размышлял он, — чтобы в случае возникновения фронта на Балканском полуострове, Германия сочла нужным не распространять его на Россию»28. Хотя он далее не развивал эту мысль, она показывает, что опасения Сталина о том, что в отчаянии Черчилль может попытаться вовлечь в войну Россию, не являются безосновательными.
На следующее утро генерал-майор Стюарт Мензис, начальник специальных разведывательных служб — МИ-6 («С» — как его называют), представил Черчиллю перехват, полученный с помощью «Энигмы», в котором приводился помимо всего прочего приказ о переводе из Румынии в зону Кракова штаба бронетанковых войск, трех из пяти расположенных на юго-востоке бронетанковых и двух моторизованных дивизий, включая дивизию СС. Переброска должна начаться 3 апреля и закончиться 29 апреля. Как мы можем заключить из разведывательных донесений Черчиллю, которые рассекречены только сейчас, именно «С» в своем обычном, лаконичном стиле обратил внимание Черчилля на то, что приказы были изданы еще до переворота в Югославии и что «поэтому интересно знать, будут ли они выполнены». Вряд ли Черчилль был удивлен информацией. Он, разумеется, не направил «тотчас эту важную новость» Сталину, вопреки тому, что он утверждал впоследствии. Вместо этого он поспешил передать суть информации Идену. Он, очевидно, считал, что, имея на руках эту козырную карту, тот сможет убедить не проявлявших энтузиазма греков, турок и югославов выступить единым фронтом против Гитлера29.