Миф «Ледокола»: Накануне войны
Шрифт:
И, наконец, не следует забывать, что деспотичная система управления привела к «субъективизму и монополии И.В. Сталина в выборе средств и способов достижения целей, игнорированию того научного багажа, который был накоплен в 30-е годы»9. Постоянное вмешательство Сталина в деятельность Верховного командования мешало его работе, принятию правильных решений по стратегическим вопросам. Тем не менее советскую внешнюю политику в период после заключения пакта Риббентропа — Молотова нельзя убедительно объяснить только капризной тиранией Сталина или экспансионизмом. Политика, скорее, кажется рациональной и уравновешенной — беспринципной Realpolitik. Тщательное исследование советской политики 1939–1941 годов подтверждает точку зрения, согласно которой пакт был подписан из-за относительной слабости Советского Союза: Сталин никогда, и особенно после разгрома Франции, не игнорировал вероятности того, что когда-нибудь Советскому Союзу придется столкнуться с Германией
С другой стороны, Сталин никогда не отказывался от своих подозрений о возможности примирения между Англией и Германией. Поэтому в высшей степени сомнительно, что Сталин видел в самом пакте абсолютно надежную гарантию западных границ России. Замечательным успехом своей дипломатии русские считали строгий нейтралитет, а не свои обязательства перед Германией. Однако нейтралитет оставался непрочным на протяжении всего периода 1939–1941 гг. — между началом второй мировой войны и Великой Отечественной войной. Нейтралитет подрывали благожелательное советское отношение к Германии, возможность военных действий западных союзников против России, глубокий гнетущий страх в Кремле перед возможностью примирения между Германией и Англией. Русским поэтому пришлось, особенно после разгрома Франции, исполнять смертельно опасный номер, подобно цирковому канатоходцу. И в конечном итоге Сталин был вынужден проводить до того тонкую двойную дипломатию, что ее смысл зачастую оставался темным как для его партнеров по диалогу на международной сцене, так и для его ближайших коллег в Кремле. Даже Молотов признался: «Сталин считал, Сталин думал…» Будто бы кто-то знал точно, что Сталин думал о войне!»10 Его маниакальная подозрительность в отношении сепаратного мира помешала ему принимать верные решения. Чем ближе подходила война, тем более сильный паралич воли охватывал его.
Со своей стороны, английское правительство, оставаясь в плену устаревших концепций, так и не сумело оценить значение изменявшейся международной ситуации. Тенденциозная интерпретация английским правительством, особенно Форин оффис, пакта Риббентропа — Молотова усилила фатальную концепцию, исключавшую возможность сотрудничества с Россией в военное время. Считалось аксиомой, что пакт Сталина с Гитлером о нейтралитете в конечном итоге превратится в прочный союз. В придачу к этим предвзятым представлениям втайне вынашивалась надежда, что в ходе войны может представиться возможность избавиться от обоих презренных режимов — нацистского и советского. И таким образом характер отношений, сложившийся после заключения пакта Риббентропа — Молотова, основывался на взаимной подозрительности. Он заставил Советский Союз и Великобританию относиться друг к другу как к потенциальному союзнику и как потенциальному врагу одновременно. Этот характер отношений не только способствовал недолговечности союза, возникшего после 22 июня, но и сформировал карту послевоенной Европы11.
Иллюстрации
1. Адмирал Дракс и генерал Думенк, возглавляющие союзническую военную миссию, на Ленинградском вокзале в Москве. Авг. 1939 г.
2. Встреча нового германского посла в СССР графа Ф. фон Шуленбурга и чиновников германского посольства на Белорусском вокзале. Москва. 1934 г.
3. После подписания пакта о ненападении с Германией, 24 августа 1939 г.
4. Советско-германский договор о ненападении (страница газеты «Правда»).
5. Молотов и Риббентроп после подписания Договора о дружбе и границе между СССР и Германией. 28 сентября 1939 г.
6. Советские и немецкие танкисты перед совместным парадом в Брест-Литовске. Сентябрь 1939 г.
7. Переговоры Молотова и Риббентропа в Берлине. 12 ноября 1940 г.
8. Молотов
9. Советский посол В. Деканозов покидает Рейхсканцелярию после вручения верительных грамот. 19 декабря 1940 г.
10. Советский посол И. Майский и его «тень» К.В. Новиков.
11. Доклад генерала Тупикова, советского военного атташе в Берлине о директиве 21 Гитлера (кодовое название «Барбаросса») о нападении на СССР. Декабрь 1940 г.
12. Во время подписания Договора о дружбе и ненападении между СССР и Югославией. 5 апреля 1941 г.
13. Подписание Пакта о нейтралитете между СССР и Японией. 18 апреля 1941 г.
14. 15. Рукописный приказ об оборонительном развертывании войск,
подписанный Жуковым и Тимошенко 14 мая 1941 г.
< image l:href="#"/>16. Доклад лорда Саймона Черчиллю о «переговорах» с Гессом, из которого ясно, что тот прилетел по собственной инициативе.
17. Первая страница записи беседы Деканозова с германским послом Шуленбургом. 5 мая 1941 г.
18. А. Кадоган, Р. А. Батлер и лорд Галифакс, идущие из Уайтхолла в Парламент.
19. С. Криппс, прибывший на консультации в Лондон. 18 июня 1941 г.
20. Карта британской разведки, показывающая немецкие приготовления на советской границе. Была передана Майскому 16 июня 1941 г.
21. Решение главы Объединенного британского комитета по разведке о передаче Майскому данных британской разведки о начале войны.
22. Донесение выдающегося советского разведчика в Токио Рихарда Зорге о нападении Германии.
23. Министр иностранных дел Германии И. Риббентроп сообщает на пресс-конференции о начале войны против СССР. 22 июня 1941 г.
24. Подписание документов конференции представителей СССР, Великобритании и США. Москва, 1941 г.
Примечания
1 «Еще раз о сообщении ТАСС», Русская мысль 16 и 23 мая 1985; «Who was planning to attack whom in June 1941, Hitler or Stalin?», Journal of the Royal United Services Institute for Defence Studies 130\ 1985.