Миф о другой Эвридике
Шрифт:
– Застенчивые у тебя друзья, – усмехнулся Дроздов, – Не хотят ближе знакомиться.
– Моего знакомства вам мало? – буркнул Смайл.
– Сам всё им растолкуешь. Тебе теперь есть, что сказать.
Рамин и Симон вышли из машины. Оба держали руки на поясе, поближе к рукоятям пистолетов.
Распахнулись дверцы у «Жигуля»: первыми вынырнули Юля с Элей, затем двое рослых мужчин, ладони которых столь же красноречиво были притянуты у одного к поясу, у другого – под полу куртки.
– Оружие оставить в покое, – крикнул им Дроздов, – Наши – к нам. Ваш – к вам.
Девочки направились вперёд, не
Они шли нарочито медленно, улыбаясь издали Симону и Рамину.
– Мне тоже можно идти? – спросил Смайл.
– Иди, – разрешил Дроздов, – Но уезжаете только по моему знаку.
Смайл зашагал быстро, взвинчено.
Они повстречались примерно посредине и замедлили свои шаги.
– Что, дядя, съел?! – презрительно бросила ему Юля, – Получили твои бандюги? А ты своё ещё получишь. Скотина!
– Попробуй только хоть раз приблизиться к нам! – пригрозила Эля, – Или к нашей маме.
Пустое, потерянное лицо Смайла изменилось. В глазах мелькнула мстительная искра – последний рефлекс раздавленного самолюбия. Серые губы погнулись в гримасу.
В один миг вдруг всхлестнулась в нём волна вздорной психозной мути, склочного презренья, собачей бессильной злобы-истерики. От всего сегодняшнего, невозможного: от неподчинившихся событий, от обрушенных на него глыб чужой беспощадной воли, от того, что он напоследок, забыв себя, наговорил этим двум людям, того, чего нельзя было говорить никогда-никому, даже под занесённым топором; но что-то похлеще занесённого топора и нацеленного пистолета, что-то в обличьях, что-то в молчаньях этих людей заставило его.
– К вашей маме уже не придётся приблизиться, – процедил он с жестяным звуком в голосе, – Ваша мама уже…
– Что? – брезгливо спросила Юля.
– Ваша мама – там, где, вашим стараньем, мой папа.
Смайл не отдавал отчёта себе, зачем он это произносит: весь здравосмысл, все чувства опасности, инстинкты самохраненья пропали в мутной волне.
Они обменивались этими фразами на ходу, медленно минуя друг друга; последние слова он бросил уже им вслед, через плечо.
Девочки резко остановились, повернулись назад, одинаково застыли, пригнувшись, словно над головами у них просвистел камень. В них трудно всверливалась, вдиралась дикая суть услышанного.
– Что-о?! – фальцетно взвизгнула Эля, – Что ты сказал?!
Смайл замедлил шаги.
– Что ты сказал?! – закричала Юля, – Ты!..
– Сироты мы с вами! Вы и я. Справедливо! Око за око!..
Смайл остановился, повернулся к ним. Лицо его покраснело. Глаза были выпучены, безумны, торжественны. Он впал в транс, в созерцательную ярость от собственных слов.
Первой к нему двинулась Юля, за ней, на полшага отстав, Эля.
– Ты-ы!.. Что-о!.. Ты-а!!. Непра-а!!.
Мгновенья замедлились, потеряли реальность.
Две пары одинаковых синих глаз, одинаково взорванных ударом наконец досмысленной боли, а за болью хлынули ненависть и безумье; глаза меняли цвет с синего на серый; чужая нечеловеческая мощь вышла из глаз, пересекла узенькое случайное пространство этого мира и достигла других глаз, с другим окрасом безумья, с другой ненавистью,
Так произошло в прямой сути. Со стороны же суть была не видна, недостоверна.
Глаза девочек успел разглядеть лишь Смайл. И может быть, издали, мельком, те двое, у «жигуля».
Рамин, наблюдавший не столько за синичками, сколько за оставшимися у машины бандитами, не успел оценить опасность неожиданного оборота и среагировать. Он расслышал не всё, что сказал Смайл. Он увидел, как повернулись к нему и замерли девочки. Как вдруг налилось кровью лицо Смайла, как паранойный злобный бессмысл мелькнул в его взгляде. Как поднялись его сжатые кулаки…
Глаз ринувшихся к своему врагу синичек Рамин не мог увидеть. Потому поначалу не понял, что произошло. Почему-то Смайл вдруг странно дёрнулся, изогнулся, стал оседать. Хотя девочки до него ещё не добежали, не столкнулись с ним, хотя никто не стрелял. Не стрелял… И вслед мельку своей мысли он услышал выстрел, оттуда, от тех… и Юля споткнулась на бегу. И бежавшая сзади Эля налетела на неё и обе свалились на траву, почти одновременно с упавшим Смайлом.
Рамин сорвался с места, бросился к девочкам. Сзади раздались два деловитых выстрела Дроздова. На бегу Рамин увидел вдали, у «жигуля», опрокидывающегося на спину человека… и другого, стоящего, стреляющего… стреляющего! «В кого?! Боже, только не в них!!» Рамин затормозил, вскинул свой пистолет. Резкие, рванные выхлесты. Пистолет намертво врос в ладонь, отдача толчками злого электричества прыскала по костям руки к плечу, к грудной клетке и к позвоночнику. Тот другой уже лежал на траве, перед «жигулём», а Рамин продолжал стрелять, мерно и тупо, не в силах остановиться, пока не израсходовал всю обойму. Опомнившись, отшвырнув пистолет, он подбежал к девочкам.
Эля уже поднялась на колени, поддерживала сидящую сестру. Юля была бледна, нелепо-ошарашенно улыбалась, держась за правое плечо. Пальцы её были красны от крови.
– С-спокойно… спокойно, – голос Рамина не сразу обрёл ровный звук и тон, – Всё хорошо…
Он отодвинул Юлину руку, осмотрел-ощупал рану. Пуля прошла навылет, не задев лопатку. Рана кровоточила, но не обильно, не пульсивно: серьёзные артерии целы, слава Богу.
– Держи её так, полусидя, – приказал он Эле.
Перед тем, как подняться с колен, чтоб поспешить к машине за аптечкой – бросил взгляд на рядом лежащего с запрокинутой головой Смайла. Глаза его были открыты, расширены, неживы. Протянул руку, проверил пульс на шее. Внезапная остановка сердца? Никаких следов ранений. Синички бежали к нему. Синички рванулись к нему после услышанного. Состояние синичек после услышанного… Глаза… Что вышло на Смайла из синичкиных глаз? Что – в них?
Он опять взглянул на Юлю и Элю. Сейчас это были просто перепуганные, поглупевшие от перепуга девчонки.
Рамин услыхал звук мотора. Объехав бежевый «жигуль», к ним приближался его «Ланос». Лита и Лора. Наверное, расслышали выстрелы с автотрассы.
Вовремя. Рамин поднялся на ноги, успокаивающе кивнул им: всё в порядке. Не всё в порядке? Отчего-то Лора, выскочившая почти на ходу из «Ланоса», со странным лицом бежит не к ним, а мимо них, к машине Смайла. Симон… Рамин поворачивается назад: «а что-то Симона не слыхать».