Мифы и факты русской истории. От лихолетья Cмуты до империи Петра

Резников Кирилл Юрьевич

В тот же вечер «Дмитрий» пришел к супруге, упал к её ногам и со слезами сказал: «Польский король вошел в опасный для меня сговор с моим полководцем, который так меня сейчас разделал, что я буду недостоин появляться тебе на глаза, если стерплю это. Или ему смерть, или мне погибель, у него и у поляков ничего хорошего на уме нет. Да сохрани господь меня на том пути, в который я собираюсь отправиться, сохрани господь от лукавого и тебя, остающуюся здесь». Переодевшись в крестьянское платье, он и его шут, Пётр Кошелев, спрятались в санях, прикрытые тесом, и несколько казаков скрытно вывезли их из лагеря. Произошло это 27 декабря (ст. стиля) 1609 г.

Царик направился в Калугу, всегда ему верную. Как пишет Буссов, сначала он заехал в соседний с Калугой монастырь и послал монахов в город сказать, что поганый польский король не раз требовал, чтобы он уступил ему Северские земли. Но он ему отказал, дабы там не укоренилась поганая вера, а

теперь король подговаривает служивших у царя поляков, чтобы они схватили его и отвезли к королю. «А он, Димитрий, узнав об этом, скрылся и спрашивает теперь народ, что они собираются делать и решить в его деле. Если они останутся ему верны, то он приедет к ним, с помощью Николая Угодника и всех присягнувших ему городов отомстит... Он готов умереть вместе с народом за христианскую [русскую] веру и все остальные поганые веры искоренит, польскому же королю ни села, ни деревеньки, ни деревца, ни тем более города или княжества не уступит». Слова эти очень понравились калужцам. Они пришли в монастырь, поднесли «царю» хлеб и соль, отвели в кремль, в воеводские палаты, подарили одежду и лошадей, позаботились о кухне и припасах. Судьба снова улыбнулась самозванцу.

Наутро в Тушине начался переполох: никто не знал, куда девался царик, убили его или он убежал. Одни наёмники бросились грабить царскую избу, другие разворошили обоз комиссаров — искали тело в посольских повозках. Наёмники обвиняли Ружинского, что тот пленил или умертвил царика, и требовали обыскать его покои. Гетману с трудом удалось оправдаться и утихомирить солдат. Через несколько дней из Калуги приехал пан Казимирский, сообщил, что государь жив и здоров, и привёз от него письма. Царик писал, что жизни его угрожали изменники — Роман Ружинский и Михайло Салтыков, но теперь он в безопасности и приглашает верных поляков и казаков идти в Калугу, обещая выплатить заслуженное и дать новые пожалования. Опять поднялся шум, и опять гетман успокоил крикунов. Казимирского он пригрозил повесить, а письма велел сжечь.

Никто не заметил любовную записку самозванца Марине. В ней он писал: «Тому Бог свидетель, что печалюсь я и плачу из-за того, что о тебе, моя надежда, любимая-с, дружочек маленький, не даёшь мне знать, что с вами происходит, мой-с ты друг, знай, что у меня за рана, а больше писать не смею». Марина и дальше получала записки от «супруга». Он звал к себе, называл ласковыми словами — «птичка», «любименькая», «мое сердце», и у брошенной женщины зрело желание бежать к «Дмитрию». Но сначала Марина написала письмо Сигизмунду. Пожелав ему успехов, она указала на свое «законное право на московский престол... скрепленное венчанием на царство, утвержденное признанием меня наследницей и двукратной присягой всех государственных московских чинов». Писала, что надеется на доброту короля, что он примет ее, семью вознаградит и овладеет Московским государством путем союза. Ответа не последовало, и она поняла, что нужна лишь мужу.

В середине февраля 1610 г. в Тушино вернулся ездивший в Калугу Януш Тышкевич. Он привез письмо самозванца, в котором тот вновь предлагал войску идти в Калугу, обещая выплатить все долги. Это письмо привело к драке между наёмниками. Солдаты Тышкевича обстреляли Ружинского. Лишь с трудом удалось предотвратить общее сражение. Вдобавок снялись с места и направились в Калугу донцы и татары. Зборовский не смог их задержать и обратился к Ружинскому. Гетман бросил на пеших казаков польскую конницу. Дорога на Калугу усеялась трупами. В гибели казаков Ружинский и Зборовский обвинили Марину, призывавшую к уходу в Калугу, и грозили бросить ее в тюрьму. 13 февраля царица бежала из Тушина. В царской избе осталось письмо «рыцарству». Оно известно в редакции Карамзина, но там не видно Марины и стоит привести выдержки из перевода оригинала:

«...Полно сердце скорбью, что и на доброе имя, и на сан, от Бога данный, покушаются! С бесчестными меня равняли на своих собраниях и банкетах, за кружкой вина и в пьяном виде упоминали!.. Тревоги и смерти полно сердце от угроз, что не только, презирая мой сан, замышляли изменнически выдать меня и куда-то сослать, но и побуждали некоторых к покушению на мою жизнь!.. Теперь, оставшись без родителей, без родственников, без кровных, без друга и без защиты... препоручив себя всецело Богу, вынужденная неволей, я должна уехать к своему супругу, чтобы сохранить ненарушенной присягу и доброе имя... Посему объявляю это перед моим Богом, что я уезжаю, как для защиты доброго имени, добродетели, сана — ибо, будучи владычицей народов, царицей московской, возвращаться в сословие польской шляхтенки и становиться опять подданной не могу, — так и для блага сего воинства, которое, любя добродетель и славу, верно своей присяге».

В дороге Марина сбилась с пути и была перехвачена разъездом сапежинцев. Так она попала в Дмитров, в лагерь Сапеги. Пан Ян, опекавший Марину, был всегда с ней галантен. Правда, по-солдатски, — как-то у неё в гостях

он до того упился, что, возвращаясь, упал с лошади. И сейчас Сапега хорошо принял беглянку, но праздника не получилось: к Дмитрову подступили войска Скопина.

Дальнейшее описал Мархоцкий: «... царица выказала свой мужественный дух. Когда наши вяло приступали к обороне вала, а немцы с москвитянами пошли на штурм, она выскочила из своего жилища и бросилась к валу: "Что вы делаете, злодеи, я — женщина, и то не испугалась!" Так, благодаря её мужеству, они успешно защитили и крепость, и самих себя». Когда московиты ушли и Марина собралась в Калугу, Сапега хотел воспрепятствовать, но она сказала: «...у меня есть три с половиной сотни донских казаков, и если понадобится, дам битву». И Сапега больше не вмешивался. Буссов, впрочем, утверждает, что Сапега сам ей посоветовал ехать в Калугу и дал в провожатые «московитских немцев и 50 казаков». Царица, одетая в польский мужской костюм из красного бархата, в сапогах со шпорами, с ружьем и саблей, на быстром коне «не хуже любого воина проехала 45 немецких миль и ночью после Сретенья прибыла в Калугу».

Самозванец и Марина в Калуге. «Дмитрий» встретил супругу радостно. Он и раньше пытался её выручить: посылал за ней в Туши но три тысячи казаков, но Ружинский их рассеял, пытался склонить привезти царицу жадных до денег поляков. Тем, кто привезет Марину, обещал заплатить по 30 злотых на всадника. Теперь Марина сама явилась, и стал в Калуге новый царский двор. Немалая часть «бояр» и «думных дьяков» перебралась из Тушина в Калугу. Первые места заняли князья Григорий Шаховской и Дмитрий Трубецкой. Самозванца по-прежнему признавали города мятежного юга России — от Северщины до Астрахани, и сверх того Псков, Великие Луки и города Новгородчины. Составилось новое войско из служилых людей и казаков. Слова царика, что он искоренит поганые веры, нашли самый широкий отклик, особенно у казаков, мечтавших отомстить за избиение донцов Ружинским. Повсеместно начались нападения на небольшие отряды поляков, был истреблен крупный отряд Млодского. Но войны тушинцам объявлено не было: «Дмитрий» ещё надеялся переманить наёмников.

После измены наёмников в Тушине самозванец при малейшем подозрении расправлялся с иноземцами. О расправах в Калуге пишет свидетель, Конрад Буссов. Первым казнили калужского воеводу Скотницкого. Этот ополяченный шотландец был смещён, когда отказался сражаться против короля. Окончательно его погубил пан Казимир [ский]. Он приехал в Калугу с запиской от Ружинского, предлагавшего воеводе сплотить местных поляков, захватить царика и доставить его королю. Казимирский предпочел передать записку «Дмитрию». Тот разъярился и приказал утопить шотландца без суда и следствия. Его отвели к Оке и спустили под лёд. Имущество казнённого отдали доносчику. В измене обвинили и немцев Козельска — всего 52 человека. Самозванец распорядился всех перетопить, а заодно утопить и немцев Калуги (очевидно, и Буссова). Спасли их зять Буссова, пастор Мартин Бер, и Марина. Пастор с помощью немок фрейлин известил царицу о грозящей гибели невинных людей. Марина, хоть и опасалась гнева супруга, попросила его прийти «на одно слово». Но «Дмитрий» ещё больше разгневался: «Я отлично знаю, что она будет просить за своих поганых немцев, я не пойду. Они сегодня же умрут... а если она будет слишком досаждать мне из-за них, я прикажу и её тоже бросить в воду вместе с немцами».

Марина сама пошла к «царю», встала вместе с фрейлинами на колени и с плачем просила не проливать необдуманно в гневе невинной крови. Дабы потом не раскаиваться, как он раскаивался в казни Скотницкого. Если ему известны предатели, пусть выделит виновных и накажет по заслугам. «Царь» поначалу держал себя неприступно, но потом растрогался, встал, подошел к Марине, взял её за руки, поднял, велел подняться женщинам, спросил, как далеко отстоит Козельск от Калуги, и когда узнал, что двенадцать миль [83] , сказал: «Если это так далеко, а они уже с вечера здесь, а я, ведь, только вчера послал туда приказ привести их сюда, значит, мои князья и бояре из ненависти наговорили на немцев». Обратившись к царице, он сказал: «Ну, так и быть. Это твои люди, они помилованы». По ходатайству пастора, опять через Марину, «царь» дал согласие на публичный суд. На суде никто не смог привести доказательств вины немцев. Тогда царь ласково им сказал: «Я вижу, что с вами поступили несправедливо и что мои вельможи вам враждебны и ненавидят вас. То, что я у вас отнял, будет возвращено сполна». Он велел вернуть отобранные у немцев поместья и посоветовал им перебраться из Козельска в Калугу, под его защиту.

83

Старорусская миля: 1 миля - 7 верст - 7,5 км. Расстояние между Козельском и Калугой — 71 км; очевидно, в начале XVII в. дорога петляла.