Мифы и факты русской истории. От лихолетья Cмуты до империи Петра
Шрифт:
За полгода до явления в Стародубе «Дмитрий» показался в Литве. В начале февраля 1607 г. королевское правительство в Кракове получило «Новины» из Витебска, где сообщалось: «23 января 1607 г. — заслуживающие доверия новости о Дмитрии, московском царе... Ожил и восстал из мёртвых Дмитрий Иванович... царь Дмитрий... приехал в Витебск, откуда, открыто показав себя всем, написал письмо рыльским мещанам». Царь писал, что бежал из Рыльска от посланцев Шуйского, обещавших 20 тыс. рублей за его голову. Одевшись в монашеское платье, он сел в повозку и за ночь добрался до Витебска. Автор «Новин» сообщает, что «пятого дня» царь Дмитрий посылал в Рыльск письма.
В декабре 1606 г. в Литву приезжал от Болотникова «царевич Пётр» и прожил в окрестностях Витебска две недели. С ним встречались шляхтичи Сенкевич и Зенович, который через
Кем был Тушинский вор? При дворе Шуйского сходились, что новый самозванец из духовного сословия и образован: знает твердо «Св. Писание» и «Круг церковный», говорит и пишет не только по-русски, но и по-польски. Поляки же находили самозванца плохо воспитанным. «Этот Царик был мужик грубый, обычаев гадких, в разговоре сквернословный», — писал ротмистр Самуил Маскевич. Не замечен он и во владении оружием. Всё указывало на низкий социальный статус. О его происхождении ходили разные слухи. Князь Дмитрий Мосальский, примкнувший к вору, под пыткой показал, что «тот-де вор с Москвы с Арбату от Знамения Пречистый из-за конюшен попов сын Митка, а отпущал-де его с Москвы князь Василий Мосальский за пять ден до расстригина убийства». Надежнее выглядит летопись священника о. Фёдора из Баркулабово под Могилевом. В ней сказано, что самозванец был приходским учителем в Шклове: «Бо тот Дмитр Нагий был напервей у попа шкловского именем, дети грамоте учил, школу держал». Потом он учил детей в Могилеве, в школе священника Фёдора Сасиновича. Прислуживал и у Терешки, «который проскуры заведал при Церкви святого Николы» в Могилеве: «И прихожувал до того Терешка час немалый, каждому забегаючи, послугуючи». По бедности учитель круглый год носил старый кожух и баранью шапку: «а мел на собе оденье плохое, кожух плохий, шлык баряный, в лете в том ходил».
Преподобному Фёдору вторит Конрад Буссов, служивший наёмником у царика. Он пишет, что в его появлении участвовали люди, близкие к Мнишеку, и болотниковцы. Первые нашли «у одного белорусского попа в Шклове... школьного учителя, который по рождению был московит, но давно жил в Белоруссии, умел чисто говорить, читать и писать по-московитски и по-польски. Звали его Иван... Это был хитрый парень. С ним они вели переговоры до тех пор, пока он, наконец, не согласился стать Димитрием. Затем они научили его всему и послали в Путивль с господином Меховецким». Мацей Меховецкий, ветеран похода первого самозванца, занимал важнейшее место в интриге. Маскевич пишет, что Меховецкий как-то увидел человека, «телосложением похожего на покойника, решился его возвысить, и стал разглашать в народе, что Димитрий ушел от убийственных рук Москвитян». Он «воскресил» Дмитрия: «зная все дела и обыкновения первого Димитрия, заставлял второго плясать по своей дудке».
О еврействе самозванца. Иезуит Каспар Савицкий, обративший в католичество Отрепьева, в своем дневнике сообщает, что первый «Дмитрий» имел при себе крещёного еврея по имени Богданка, коего употреблял для сочинения писем на русском языке. По смерти «Дмитрия» этот человек бежал в Литву, в Могилев, где «один протопоп... принял его в дом свой, поручил ему в заведывание находящуюся при его церкви русскую школу, и обращался с ним как с другом и приятелем. Но Богданка отплатил неблагодарностью за гостеприимство протопопа, и домогался преступной связи с его женою; потому протопоп приказал высечь его и выгнал из своего дома». Богданка надумал назваться Дмитрием, но недалеко от русской границы, куда пробирался, был принят за лазутчика и взят под стражу. Вины за ним не нашли, его отпустили, и он ушел
Три автора — о. Федор, Буссов и Савицкий — утверждают, что самозванец учительствовал в Могилеве, а потом объявил себя царем Дмитрием. При этом о. Фёдор не пишет о его происхождении, у Буссова он московит Иван, у Савицкого — выкрест Богданка. О. Фёдор жил в тех местах, где учительствовал самозванец, Буссов у него служил, а Савицкий его вообще не знал. Секретарь Богданка у первого ««Дмитрия» не служил, но был думный дьяк Богдан Сутупов, бежавший после его гибели и ставший окольничим и дворецким у второго «Дмитрия». Если среди переписчиков в царской канцелярии и был крещёный еврей, Савицкий, приехавший на свадьбу царя и занятый переговорами, вряд ли его видел. Сведения о Богданке патер скорее всего получил от других иезуитов.
Часто пишут, что Карамзин знал о еврействе Лжедмитрия II. На самом деле историк высказывается осторожно: «... разумел, если верить одному чужеземному историку, и язык еврейский, читал Тальмуд, книги раввинов, среди самых опасностей воинских». Карамзин ссылается на книгу Станислава Кобержицкого, опубликованную в 1655 г. Польский историк сообщает, что после гибели царика в его вещах были найдены библия, талмуд на еврейском языке и кожаные ящики на ремнях, привязываемые ко лбу во время молитвы. Автор не указал источник сведений. Во время Смуты ему не было и десяти лет. В «Истории Димитрия... и Марины Мнишек», приписываемой Мартину Стадницкому, сообщается, что после гибели царика в его вещах нашли Талмуд, еврейские письмена, и бумаги, написанные на еврейском. «История» Стадницкого представляет компиляцию 60-х годов XVII в. и содержит сведения, нередко недостоверные.
О талмуде есть запись в «Дневнике похода Сигизмунда III в Россию в 1609 г», который вели секретари короля. Там сказано, что когда царик сбежал из Тушина, «у него после побега нашли талмуд». Стоит отметить крайнюю неприязнь к царику секретарей короля. Они рисуют его презренным негодяем: «...он человек ничтожный, необразованный, без чести и совести, страшный хульник, пьяница, развратник... ни сам не придумает ничего дельного, ни советов не принимает, не бывает ни на каком богослужении, о поляках... ничего хорошего не думает и не говорит, и если бы имел силу и возможность, то всех их истребил бы». Еврейство добавляет чёрных красок в этот портрет. Наёмники, знавшие царика лично — Ян Сапега, Йозеф Будило, Миколай Мархоцкий и Конрад Буссов, — ничего о его еврействе и талмуде не пишут.
До воцарения Романовых из русских о еврействе самозванца писал лишь новгородский митрополит Исидор. Зато в грамотах царя Михаила Романова европейским монархам всегда присутствует история Смуты с указанием, что после гибели «вора еретика» Гришки Жигимонт король и паны-рада «нашли другого вора родом жидовина, называючи ево Царем Дмитрием». Подобные сообщения повторяются на протяжении десяти лет, начиная с извещений о восшествии на престол Михаила Фёдоровича, отправленных в 1513—1515 гг. императору Матвею в Вену, штатгальтеру Голландии принцу Морису Оранскому и королю Франции Людовику XIII, и вплоть до трактата о дружбе и торговле, заключенного с королем Англии Яковом I (1623).
Из современных историков версию о еврейском происхождении Лжедмитрия II поддержал Р.Г. Скрынников. Он писал: «Иезуиты... утверждали, что имя сына Грозного принял некий Богданка, крещёный еврей, служившим писцом при Лжедмитрии I... После восшествия на престол в 1613 году Михаил Романов официально подтвердил версию о еврейском происхождении Тушинского вора... Филарет Романов долгое время служил самозванцу в Тушине и знал его очень хорошо, так что Романовы говорили не с чужого голоса... После гибели Лжедмитрия II стали толковать, что в бумагах убитого нашли Талмуд и еврейские письмена... Смута все перевернула. Лжедмитрии I оказался католиком. "Тушинский вор" — тайным иудеем». Со Скрынниковым согласен его ученик, И.О. Тюменцев, автор монографии о движении Лжедмитрия II. Здесь следует указать, что Филарет с 1611 по 1619 г. находился в польском плену и не участвовал в составлении царских грамот. В «Новом летописце», составленном с санкции патриарха Филарета в 1620-е гг., о Воре сказано: «Тово же Вора Тушинского... отнюдь никто ж не знавше; неведомо откуды взяся. Многие убо, узнаваху, что он был не от служиваго корени; чаяху попова сына иль церковного дьячка, потому что Круг весь Церковный знал».