Мифы и факты русской истории. От лихолетья Cмуты до империи Петра
Шрифт:
У Рожнятовского изъятие ценностей выглядит проще: по приказу бояр «все вещи — и царицы, и женщин спрятали в кладовые за печатями». В тот же день, с позволения бояр, Марину навестил отец. При встрече она сразу заявила: «Я хотела бы, чтобы мне лучше отдали моего негритёнка, чем все мои драгоценности, а ведь у меня их было так много!» Отсюда Скрынников заключает, что она скорбела о негритёнке больше, чем о муже. На подворье к отцу Марину отпустили через неделю. Потом ей прислали пустые сундуки, шкатулки и несколько платьев, «а драгоценности, наряды, жемчуг и все другие вещи, лошадей и повозки задержали». Рожнятовский ничего не пишет о выкупе Мнишком дочери за 80 тыс. талеров, о чем повествует Буссов.
Июнь прошел в допросах Мнишка боярами о его роли в воцарении самозванца.
Ссылка. В Ярославле пленным выделили четыре двора: один занял воевода со свитой, другой — Марина с женщинами, третий и четвертый — брат и сын воеводы. Содержание шло от казны нескудное: сверх говядины, баранины, рыбы давали пиво и вино. Местные власти пытались отобрать у поляков оружие, но те отвечали, что живыми его не сдадут. Ежи Мнишек превратился в Юрия Николаевича, русского боярина, — усвоил степенные манеры, отрастил бороду, держался достойно. Главной его задачей было удержать от бунта молодых шляхтичей. Жили слухами о войне Шуйского с войсками как бы и не погибшего Дмитрия. Прошёл год. За это время в Марине произошли глубокие перемены. Из послушного отцу ребенка она превратилась во взрослую женщину, много думавшую о выпавшей на её долю судьбе. Только сейчас она оценила, на какую высоту её вознес Господь.
Как Марина позже призналась Буссову, она поняла, что Господь наказал её за надменность: « Он её, всего только дочь воеводы, возвысил до такого брака и удостоил стать царицей в столь могущественной монархии». Они же, с покойным супругом, «слишком возгордились своим саном и тем тяжко согрешили против Господа Бога», за что на них и обрушилась страшная кара, и теперь она «дала обет никогда больше не проявлять высокомерия». Но кроме высокомерия существует честолюбие, и оно не только не угасло в Марине, но развилось в неимоверной степени — теперь она была готова на любые жертвы, чтобы вновь стать царицей.
«Воссоединение» с новым «Дмитрием». В мае 1608 г. воеводу и Марину потребовали в Москву, где шли переговоры с поляками о перемирии. Договор о перемирии был подписан 15 (25) июля 1608 г. Но договору все задержанные поляки могли вернуться домой. Марине возвращали свадебные подарки и драгоценности, а воеводе — его вещи... что удалось сыскать. Но Марина должна была отказаться от титула русской царицы и обещала на него не претендовать. Мнишки выехали из Москвы вместе с послами в начале августа 1608 г. Их сопровождал отряд смоленских дворян. Посольский обоз уже приближался к границе, когда из Тушино за ними послали погоню (Мнишек известил «зятя» о маршруте). За этой погоней стояла непростая интрига, о чем откровенно пишет один из тушинцев, ротмистр Николай Мархоцкий:
«Мы решили послать погоню и привезти их в наш обоз. Сделали мы это не потому, что в том нуждались, а больше для вида: надо было показать москвитянам, что наш царь настоящий и поэтому хлопочет о соединении со своей супругой. За ними отправился со своим полком Валявский, но зная, что их возвращение принесет нам только лишние хлопоты, нарочно не догнал. Затем, уже не рассчитывая их настичь, мы снарядили папа Зборовского. А он, не зная в чём дело, так как прибыл недавно, решил оказать царю услугу. Двигаясь со своим полком очень быстро, он догнал их в пятидесяти милях от столицы, под Белой».
Русская охрана рассеялась, а Мнишки были «освобождены». Гордый успехом Александр Зборовский повез их в Тушино, но по дороге обоз был перехвачен другим кондотьером — Яном Сапегой, имевшим свой интерес в деле возвращения царицы. Круг лиц, участвующих в «воссоединении» супругов, разрастался, но Марина думала, что едет к мужу. Она смеялась и пела песни,
Сапега с Мнишками доехали до Звенигорода, где получили письма от «супруга». Он сообщал им, что приболел и просил Марину принять участие в положении святого в Звенигородском монастыре. Сапеге же предложил стать с войском особым лагерем. Подобный ход был вызван беспокойством тушинского гетмана — Ружинского, что власть уйдет от него к Сапеге или Мнишку. Не было ясности и с Мариной — в ставке самозванца опасались скандала и хотели, чтобы перед встречей «супругов» все было улажено. Пан воевода дважды ездил к «зятю». Сначала они ни о чем не договорились. 5 сентября воевода «во второй раз ездил к самозванцу познавать тот это или не тот», как ехидно записал секретарь Сапеги. На сей раз Мнишек его познал. Улучшение памяти «тестя» стоило самозванцу грамоты с обязательством вручить Мнишку 300 тыс. рублей и передать 14 городов.
Марина тоже сдалась. При первой встрече, 6 сентября, царица отвернулась от «мужа», но уже 10 сентября, после уговоров заботливого отца, она приехала в Тушино и «супруги» бросились друг другу в объятия, плача от счастья. Начались пиры в честь их воссоединения. Царица договорилась с «мужем», что они не будут близки, пока он не овладеет престолом. Все же, спустя некоторое время, их обвенчал католический священник [79] . Пан воевода скоро осознал, что 300 тыс. рублей и северские города остаются миражом и что у «зятя» советников без него хватает. Раздосадованный, в январе 1609 г. он уехал в Польшу, холодно простившись с дочерью. Супруги остались вдвоём, и жизнь Марины оказалась связанной с человеком, именуемым современниками цариком и вором, а историками Лжедмитрием II (хотя на самом деле вторым ложным «Дмитрием» был Михаил Молчанов, полгода выдававший себя за «Дмитрия» в замке Самбор).
79
Скрынников уверен, что венчание Марины и Лжедмитрия II - «поздние домыслы, призванные оправдать грех "царицы"». Он указывает, что младший брат Марины при встрече обвинил сестру в распутстве и что в записках Мартина Стадницкого, дворецкого Марины при «императоре Дмитрии», сказано, что она жила со вторым самозванцем невенчанная (Скрынников Р.Г. 1612 год. М.: Хранитель, 2007. С. 704).
Явление нового «Дмитрия». «Дмитрий Иванович» объявился 12 июля 1607 г. в Стародубе-Северском, неподалеку от литовской границы. Месяцем раньше — 12 июня 1607 г., он тайно приехал в Стародуб и назвался Андреем Нагим, царским дядей. Его сопровождали «московский подъячей Олешка Рукин» и торговый человек Григорий Кашинец. «Нагой» говорил, что прислал их вперед царь Дмитрий узнать, все ли ему рады, а он жив, скрывается от изменников. Стародубцы возопили единодушно: «Все мы ему рады; скажите нам, где он ныне, пойдём все к нему головами». Приезжие обещали, что царь скоро явится с тысячей конных. Прошло четыре недели, царь не являлся, а Рукин разъезжал по окрестным городам и рассказывал о воскресшем Дмитрии. В Путивле его схватили и спросили, где царь. Рукин сказал — в Стародубе. С несколькими десятками дворян его отправили показать царя, обещав запытать, если обманет. По приезде его повели к дыбе, но он указал на Нагого. Подступились к Нагому, тот поначалу отказывался, а когда ему пригрозили, разозлился и, схватив палку, закричал: «Ах, вы, блядьи дети, вы ещё не узнаете меня? Я — Государь!» Народ пал в ноги.