Мифы и факты русской истории. От лихолетья Cмуты до империи Петра
Шрифт:
В 1598 г. митрополит Гермоген ездил в Москву по приглашению патриарха Иова для участия в избрании на царство Бориса Годунова. В 1605 г. новый царь, «Дмитрий Иванович», вызвал Гермогена в Москву для участия в деятельности учрежденного им сената. Но Гермоген с царем не поладил: митрополит требовал, чтобы перед венчанием царя с Мариной её крестили в православную веру. Другие иерархи, кроме епископа Коломенского Иосифа, пошли на поводу у «Дмитрия». Недовольный царь выслал Гермогена в Казань. Поэтому Гермоген физически не мог принять участие в заговоре против самозванца. После поспешного венчания на престол (без патриарха) Василий Шуйский настоял, чтобы патриархом избрали. Гермогена. Тот согласился. Возможно, у него были сомнения в законности венчания Шуйского, но, как писал Костомаров, «для Гермогена существовало одно — святость религиозной формы», и он безоговорочно признал миропомазанного
Гермоген оставался до конца верен Шуйскому, но с самим царем плохо ладил. Характер у патриарха был трудный. В «Хронографе русском» редакции 1617 г. о Гермогене сказано: «...словесен муж и хитроречив, но не сладкогласен... а нравом груб и бывающим в запрещениях косен к разрешениям [неохотно снимал церковное наказание], к злым же и благим не быстро распрозрителен, но ко лстивым паче и лукавым прилежа и слуховерствователен бысть». В защиту Гермогена была написана в 1620—1630 гг. «Отповедь в защиту патриарха». Автор объясняет, что патриарх не мог быть иным в столь тяжелое для России время и враждовал не с царем, а со злыми советниками. Хотя Гермоген и был «прикрут в словах и в воззрениях, но в делах и в милостях ко всем един нрав благосердный имел и кормил всех в трапезе своей часто, и доброхотов, и злодеев своих», поддерживал нищих и ратных людей, раздавал одежду и обувь, золото и серебро, «так что и сам в конечную нищету впал». «А еже рек нравом груб — и то нисавый о нем сам глуп!» — добавляет автор.
Споры и ссоры с Шуйским не мешали Гермогену отстаивать его дело. Против Болотникова, осадившего Москву, он организовал в Успенском соборе оглашение повести «о некоем муже духовну», которому привиделся Христос, грозивший предать москвичей «кровоядцам и немилостивым разбойникам», и объявил шестидневный пост с молитвами о законном царе. Гермоген писал и рассылал грамоты, призывавшие к отпору «ворам» и разъяснявшие, что истинный царевич Дмитрий мёртв, а мощи его перенесены в Москву. Он же, вместе с первым патриархом Иовом провел в Москве всенародное покаяние с целью прощения совершенных в годы Смуты клятвопреступлений. Очищенный покаянием, Гермоген предал церковному проклятию Болотникова и его подручных. Когда Шуйский взял Тулу и захватил Болотникова, а затем распустил войска и надумал
Царь его не послушал, и Гермоген надолго замолчал, но после того как войска Вора заняли Тушино, забыл обиду и выступил в защиту царя: выходил на площадь укрощать толпу, желавшую свергнуть Шуйского, писал грамоты в Тушино, желая усовестить мятежников. Когда Шуйского сводили с престола, патриарх заступался за него, проклинал Захария Ляпунова — самого видного заговорщика, не признавал насильственного пострижения царя, и даже советовал вновь возвести его на престол. Наконец, поняв, что царствование Василия кончено, Гермоген установил по церквам молебны об избрании царя от «корене российского рода»; сам он склонялся к Василию Голицыну или Михаилу Романову. Не вышло и этого: подошедший к Москве гетман Жолкевский, используя пряник и кнут, убедил бояр и с ними часть московского посада, что лучший для них выход после сведения с престола Шуйского и прихода Вора в Коломенское — избрать на московский престол королевича Владислава. А он, гетман, поможет им одолеть Вора. В последующих событиях Гермоген сыграл роль, позволяющую назвать его хранителем России.
Подвиг Гермогена. Переговоры Боярской думы с Жолкевским проходили всю первую половину августа 1610 г. Вопреки популярным описаниям, об их ходе были осведомлены москвичи, и тем более патриарх. Позиция Гермогена была проста — он настаивал, чтобы Владислав принял крещение. В «Новом летописце» описано как бояре пришли к нему и возвестили, что избрали на Московское государство королевича Владислава: «Патриарх же Ермоген им з запрещением глаголаше: "Аще [если] будет креститься и будет в православной християнской вере и аз вас благословляю; аще не будет креститься, то нарушение будет всему Московскому государству и православной христианской вере, да не буди на вась наше благословение"». Гермоген предупредил бояр до начала переговоров с Жолкевским. Получив, хоть и с оговоркой, согласие патриарха, бояре стали «съезжаться» с гетманом и «говорити о королевиче Владиславе». Гермоген постоянно влиял на переговорщиков в сторону защиты православия и крещения королевича: «Патриарх же Ермоген укреплял их, чтобы отнюдь без крещения на царство его не сажали».
Переговоры шли негладко, Жолкевский всячески стремился убрать пункты,
Договор наказывает духовенству, дворянам, всем служивым и «жилецким» людям Московского государства бить челом великому государю Сигизмунду, да пожалует им сына своего, Владислава, в цари. Вторым пунктом шло требование королевичу Владиславу венчаться «царским венцем и диадимою от святейшаго Ермогена патриарха Московскаго и всея Русии и ото всего освященнаго собору греческия веры по прежнему чину, как прежние великие государи цари Московские венчались». Здесь содержалось скрытое требование креститься в православие, ведь католик не мог принять причастие от православного патриарха (Марина нарушила запрет папы, причастившись во время венчания). Для верности Гермоген настоял на включении в договор последнего пункта о крещении: «А о крещеньи, чтоб государю королевичу... пожаловати креститися в нашу православную христианскую веру греческаго закона и быта в нашей... вере... послать посольство к Сигизмунду и Владиславу». Второй и последний пункты закрывают для Сигизмунда возможность самому стать русским царем и не оставляют сомнения в необходимости для Владислава православного крещения.
Были и пункты, охраняющие православие: латинским костёлов и иных вер храмов не строить, православных в другую веру не отводить, евреев в страну не пропускать, в духовные дела не вступаться, церковные и иные имущества защищать, почитать «цельбоносные» гробы и мощи, даяния Церкви не уменьшать, а приумножать, «святейшего Ермогена патриарха», духовенство, весь собор христианский православной веры «чтити и беречи во всем». Наряду с заключением мира и военного союза между Россией и Речью Посполитой королю предлагалось прекратить осаду Смоленска и вывести все войска. Платежи на жалованье и за убытки польским и литовским воинским людям предлагалось установить в особом договоре. Бояре ограничивали права Владислава принимать решения без совета с ними и включили пункт о запрете иноземцам быть боярами и занимать воинские и земские чины. Был введен и практический пункт, что «гетману Станиславу Станиславовичу в город Москву польских, и литовских... ратных людей... без повеления бояр и без дела не впущать».
Договор получился для русских выгодный: 27 августа радостная Москва, а за ней многие города России целовали крест Владиславу. Но радоваться было нечему: польская сторона договор всерьез не принимала, и не только король, договора не подписавший, но «благородный» Жолкевский. Обязавшись избавить Москву от угрозы войск Вора, а потом отступить к Можайску, гетман на самом деле задумал ввести польский гарнизон в Москву. Начал он с того, что под предлогом борьбы с самозванцем ночью провел войско сквозь город и вывел, никого не тронув, чем внушил доверие москвичей. Затем склонил бояр поставить во главе посольства к Сигизмунду князя Василия Голицына и митрополита Филарета, тем самым удаляя из Москвы влиятельных людей, опасных для его планов. Гермоген тогда ещё верил в договор и написал Сигизмунду и Владиславу, приглашая королевича по принятии православия занять московский престол.
Прощаясь с послами, патриарх всех благословил стоять за веру православную и не прельщаться ни на какие прелести; Филарет дал тогда обет умереть за православную веру. Оставшиеся в Москве бояре, боясь восстания чёрных людей, сторонников Вора, хотели пустить в город гетмана. Узнав об этом, Гермоген говорил боярам и всем людям «с великим запрещением, чтоб не пустить литву в город». Полякам пытались открыть ворота, но один монах ударил в набат, и Жолкевский отложил вступление в Москву. Обозленные бояре заявили Гермогену, чтобы «в земские дела не вдавался, так как... никогда того не бывало, чтобы попы государскими делами распоряжались». В ночь на 21 сентября 1610 г. поляки тихо заняли укрепления Москвы. Гетман держал поляков в дисциплине, но из 18 тыс. стрельцов большую часть выслал из Москвы, а остальных отдал под начало своего помощника Александра Госевского.