Мифы и легенды народов мира. Том 9. Народы России
Шрифт:
— Правду ты говоришь? — спросил его Унароков.
— А когда я тебе говорил неправду? — вместо ответа спросил Асламбек.
— Да, верно, — сказал Унароков, — ты всегда говорил мне одну правду, и я верю тому, что ты рассказал. Но кто эта женщина?
Асламбек подумал–подумал.
— Не знаю, кто она, — сказал он. — Но от стариков я слышал о лесных джиннах [260] .
— Ия слышал о них, — сказал Унароков. — Слышал, что они любят мучить людей, что ни один человек не может противостоять
260
Джинн — дух.
— Выпьет, — сказал Асламбек. — Я — старик, но если бы она сказала бы мне броситься со скалы вниз головой, я бросился бы…
— Как же быть? — спросил Унароков. — Ведь пропадет Машуко. Слышал я, что джинны–женщины могут довести человека до безумия…
— Аллах, какое горе! — вздохнул Асламбек.
— Как помочь такому горю?..
— Не знаю, — ответил Асламбек. — Но могу спросить у того, кто знает это… Есть в нашем ауле одна старая женщина, нехорошая женщина — шайтан ее брат. Она все знает, все может. Любит она золото и за него все сделает.
— Вот возьми, — сказал Унароков, подавая Асламбеку кисет с золотом.
Поздним вечером Асламбек прокрался на край аула к старой сакле, одиноко стоящей над обрывом Подкумка. Подошел к двору и только раскрыл рот, чтобы крикнуть «гость!», как увидал — стоит перед ним старуха, усмехается, и глаза у нее блестят, как два уголька.
— Не кричи, — сказала она ему, — знаю, что ты пришел ко мне. Пойдем в саклю.
Вошли в саклю.
Старуха вздула огонь в очаге, подложила в него дров.
— Вот тебе подарок, — сказал Асламбек, подавая старухе кисет с золотом.
Высыпала старуха на ладонь золото, и засверкали, загорелись у нее глаза. Потом, спрятав золото, сказала:
— Ну, говори, зачем пришел?
Асламбек сказал. Выслушала его старуха.
— Знаю я эту женщину, — сказала она. — Это лесной джинн. Люди видят ее редко, потому что она является только к тем, кто чист душою, и сила ее над человеком велика: раз человек увидит ее, ради нее он забудет отца, мать, самого себя забудет.
— Это правда, — сказал Асламбек. — Я увидел ее и почувствовал, что снова весна моей жизни начинается.
— Вот видишь. А ты уж стар и землей от тебя пахнет. Машуко же еще дитя, и его сердце впервые узнало любовь к женщине.
— Но как можно любить духа?
— О! — воскликнула старуха. — Если бы все люди могли его любить, то в душе у них весна до самой старости была бы…
— Вот Машуко полюбил… Но эта любовь, кроме горя, ничего не принесет ему, — сказал Асламбек.
— Да, это верно, не принесет, — согласилась старуха.
— Как же избавить его от такой женщины?
— Как избавить, не знаю… Никак не избавите: она постоянно будет с ним… Никакие женщины в мире не заменят ему эту женщину…
— Что же делать?
Задумался Асламбек, задумалась старуха.
—
Пришел Асламбек к Унарокову, рассказал ему о своем свидании со старухой.
— Сделай так, как говорила тебе старуха, — сказал Унароков.
Наутро Асламбек вымазался в навозе, взял его с собой и в отдалении пошел следом за Машуко, когда тот направился в гору.
Как и раньше, Машуко пришел на полянку, стал на колени, не спуская глаз с розового облачка.
Отделилось облачко от утеса, приплыло к полянке, рассеялось туманом, и опять стояла в воздухе та чудная женщина.
Но сердце Асламбека уже не переполнилось восторгом, как раньше, злоба в нем закипела против этой женщины. Выскочил он из кустов, закричал злобно и бросил навозом в чудную женщину.
Как раненая птица, метнулась чудная женщина, застонала от боли… Полянку окутал кровавый туман, поднялся вверх облаком и быстро–быстро понесся туда, где вечно блестит Ошхо–Махо (Эльбрус), и там зацепился за высокий утес…
В отчаянии упал на землю лицом вниз Машуко, зарыдал…
Потом поднялся и пошел, роняя слезы. И там, где капали его слезы, начинали бить ключи горячей воды…
Пришел Асламбек домой, рассказал Унарокову, что произошло.
Собрал Унароков много народа, послал искать Машуко.
Три дня искал народ Машуко и не мог найти его.
— Пропал Машуко, — говорили все…
Но пастухи, пасшие скот на горе, потом видели человека, одиноко бродящего по лесу. Видели его одиноко стоявшим на полянке. То был Машуко…
И с тех пор народ назвал эту гору горой Машуко.
СВЕРЖЕНИЕ ИГА
Междоусобицы кабардинских владетельных князей, длившиеся очень долгое время, довели народ до такого состояния, что он был уже не в силах отразить нашествие полчищ крымского хана Батал–паши, который разорил много аулов, а народ обложил большою данью. За этой данью приезжали из Крыма в Кабарду каждый год осенью многочисленные сборщики. И брали сборщики все, что видели их глаза: рогатый скот, красивых женщин. С народом кабардинским они обращались бесчеловечно: отнимали у мужей жен, у отцов — дочерей, а стариков всячески оскорбляли, а порой и убивали.
И долго терпел народ иго крымского хана, наконец терпеть дольше стало не под силу, и тогда решил он выбрать почетных народных представителей и послать их к хану с просьбой ограничить дикий произвол сборщиков дани. Выбор народа пал на князя Атажукина, известного стойкостью своего характера и умом, а в спутники ему были избраны два почетных узденя. Весною послы с богатыми подарками явились в Крым, поднесли хану подарки и попросили допустить их предстать перед ним.
Принял хан подарки, но повелел ввести к себе во дворец только князя Атажукина.