Мифы Ктулху
Шрифт:
Сквозь приоткрытые губы Брилла хлынул поток крови, окрашивая влажную рубашку. Подобно дереву под топором лесоруба, которое сперва только качается, но потом внезапно устремляется к земле, Исав рухнул в мескитовую траву и остался лежать неподвижно.
Кэл Рейнольдс поднялся, оставив винтовку там, где она лежала. Холмы, поросшие травой, плыли перед его взором, туманные и расплывчатые. Даже небо и пылающее солнце обрели вдруг мглистый нереальный вид. Но душа его ликовала.
Долгая вражда наконец закончилась, и независимо от того, получил он смертельную рану или нет, он послал Исава Брилла вперед себя – протоптать дорожку в пекло!..
Рейнольдс вздрогнул, бросив взгляд в то место, куда он перекатился после удара. Он пару раз моргнул; может, зрение сыграло с ним злую шутку? Вон там,
Застыв от удивления, Рейнольдс впился взглядом в сухопарую фигуру рядом со скалами. Та лежала частично на боку, словно искореженный судорогой манекен, – руки раскинуты, пальцы скрючены, тщетно цепляясь за воздух. Коротко остриженные волосы песочного цвета забрызганы кровью, а через ужасную пробоину в виске виднеется мозг. Из уголка рта мертвеца сочилась тонкая струйка табачного сока, пачкая пыльный шейный платок.
И пока Кэл Рейнольдс смотрел, ужасное стало для него очевидным. Он сразу понял, кому принадлежали кожаные браслеты на запястьях, и с пугающей уверенностью знал, чьи руки застегивали этот пояс с оружием, а привкус табачного сока все еще ощущался у него во рту.
В одно короткое разрушительное мгновение Кэл понял, что взирает на собственное безжизненное тело. И вместе с осознанием этого на него снизошло истинное забвение.
Перевод Г. Шокина
Примечание
Рассказ написан в 1932 году. Первая публикация – журнал “Weird Tales”, июль 1933-го. Входит в выделяемый исследователями творчества автора условный подцикл «Сверхъестественный Юго-Запад». Ранее издавался под названием «Человек на земле» (в переводе известного российского энтузиаста и исследователя творчества Говарда Дм. Квашнина и А. Мироновой). Данный рассказ, поначалу развивающийся в реалистическом ключе и лишь в конце раскрывающий мистическую подоплеку событий, исследует еще один популярный троп литературы ужасов, так называемую «месть из могилы» (vengeance from beyond the grave), реализуя данный архетипический сюжет в декорациях Дикого Запада времен золотой лихорадки, – эта эстетика чрезвычайно импонировала Говарду, который, например, считал американского беспринципного преступника-стрелка Джона Уэсли Хардина одним из трех «величайших стрелков Запада» после Билли Кида и Дикого Билла Хикока. Это может показаться странным, учитывая, что на совести Хардина множество импульсивных убийств представителей американского Севера и чернокожих, нередко совершенных выстрелом в спину, а Говард прославлял воинскую честь в историях о Конане-варваре. «Какие бы преступления ни совершали [люди наподобие Хардина], – излагал он в одном из своих писем, – можно сказать, что они были более чем оправданы войной, которую они вели против вандалов, в то время грабивших Юг [многие современники Говарда, стоит заметить, придерживались тех же взглядов]. Я, конечно, не считаю человека преступником только потому, что он убивает личного врага в честном поединке. Некоторые из этих убийств – результат кровной мести, длившейся тридцать или сорок лет. Люди, совершившие их, ни в коем случае (или не обязательно) являются преступниками».
Обитатель холма
Стив Брилл не верил ни в демонические, ни в призрачные силы; а вот Хуан Лопес, напротив, нимало не сомневался в их реальности. И все же ни упорный скептицизм первого, ни истовая вера второго не уберегли их от ужаса, с коим довелось этим двоим столкнуться, – ужаса, о существовании которого в тех краях позабыли за три с лишним века, покуда он сам не напомнил вдруг о себе, воспрянув из мрачной бездны древности.
Когда в тот последний вечер Стив Брилл сидел на своем ветхом крыльце, его мысли были весьма далеки от зловещих угроз и являлись сугубо практичными; он хмуро оглядел свои поля и выругался. Брилл был высоким, длинноногим и крепким, как кожа ботинка, истинным сыном первооткрывателей
Впрочем, в неудачах была не только его вина. Всю зиму шли сильные дожди – сущая невидаль по меркам Западного Техаса, – поэтому он надеялся на действительно хороший урожай. Но, как водится, ему не повезло: вскоре сильная буря почти уничтожила посевы кукурузы, а те ростки, что всё-таки взошли, сначала пострадали от засухи, а потом были побиты градом.
Хлопок, каким-то образом переживший самые трудные времена, в конце концов пал жертвой нашествия саранчи, почти за одну ночь уничтожившей поля Брилла. И теперь Брилл сидел, радуясь про себя тому, что не владеет землей, отнявшей у него столько сил. Продлевать договор аренды он, конечно, не будет – в западной стороне есть еще горы и широкие холмы, где сильный молодой человек всегда может преуспеть, зарабатывая себе на жизнь лассо и лошадью.
Пока Брилл был занят этими угрюмыми мыслями, он увидел, что к нему приближается его ближайший сосед. Хуан Лопес был молчаливым старым мексиканцем, который жил в хижине за холмом и трудился поденщиком на соседних фермах. Сейчас он перекапывал участок земли на одной из них; чтобы вернуться в свою хижину, ему надо было пройти через пастбище Брилла.
От скуки Брилл смотрел, как он перелезает через забор из колючей проволоки и бежит по низкой сухой траве. Лопес работал на соседней ферме уже больше месяца: рубил жесткие, сучковатые мескитовые деревья и выкапывал их невероятно длинные корни; Брилл знал, что он всегда идет домой одним и тем же путем. Хуан сделал крюк – вероятно, пытаясь обойти округлый холм, возвышающийся над пастбищем; старый мексиканец всегда обходил холм стороной. Брилл вспомнил, что он к тому же всегда ускоряет шаг, проходя мимо, и старается миновать холм до захода солнца, хотя мексиканские рабочие обычно трудятся от рассвета до заката, когда им платят утром, а не днем. Любопытство Брилла было возбуждено.
Он встал, не спеша спустился по пологому склону и помахал измученному мексиканцу.
– Эй, Лопес, обожди минутку!
Лопес оглянулся и остановился без особого энтузиазма, увидев идущего к нему белого человека.
– Лопес, – сказал Брилл, – это не мое дело, но я хотел спросить тебя: почему ты все время обходишь стороной этот старый индейский пригорок?
– Моя твоя не понимать, – буркнул тот.
– Старый лжец, – ласково сказал Брилл. – Ты очень умный, и твой английский так же хорош, как мой. В чем дело? Думаешь, на холме обитают привидения или что-то в этом роде? – Хотя Брилл говорил и мог читать по-испански, но, как большинство англичан, предпочитал общаться на родном языке.
Лопес только пожал плечами.
– Это нехорошее место, no bueno, – пробормотал он, избегая смотреть Бриллу в глаза. – Гиблые вещи не стоят внимания, si?
– Я думаю, ты боишься привидений, – поддразнил Брилл. – Но если мы предположим, что это индейское капище, – краснокожих давно уж нет в этих краях. Они мертвы, так что и духи, которым они поклонялись, ушли.
Брилл знал, что неграмотные мексиканцы испытывают суеверное отвращение к таким насыпям, которые усеивают Юго-Запад, – памяти ушедшей, забытой эпохи, где покоятся гниющие кости вождей и воинов забытого народа.
– Не подобает тревожить то, что зарыто в земле, – прорычал Лопес.
– Чепуха, – ответил Брилл. – Я и пара моих дружбанов копали один из тех курганов в Пало-Пинто – доставали кости, бусы, наконечники кремневых луков и тому подобную ветошь. Я сохранил пару индейских зубов на память – долго с ними ходил, покуда в конце концов не посеял где-то. Как видишь – жив, здоров…
– Индейцы? – резко огрызнулся Лопес. – Кто говорит об индейцах? В этой стране были не только индейцы. Странные вещи происходили здесь в древние времена. Я слышал всякие истории своего народа, мы передаем их из поколения в поколение. И мои люди были здесь задолго до тебя, сеньор Брилл.