Мифы о 1945 годе
Шрифт:
Выраженный в письме скепсис по части Америки в определённой мере объяснялся, пожалуй, тем, что жена Дёппеля — Мария Рената, тоже физик-атомщик, погибла 6 апреля 1945 года при бомбёжке Лейпцигского университета англо-американской авиацией. Однако этот трагический факт личной судьбы Дёппеля мог лишь усилить неприятие им англосаксов, а не породить это неприятие. В своей оценке роли России Дёппель был, вне сомнения, искренен и давал её безотносительно к житейским чувствам.
Не исключаю при этом, что взгляды Дёппеля имели не давнее происхождение, а стали результатом раздумий, ход которых был аналогичен ходу мыслей зашедшего
Так или иначе, Дёппель писал, в частности, вот что:
«…я придерживаюсь того мнения, что каждый здравомыслящий немец в политическом отношении должен ориентироваться на Россию. По этим же соображениям я уклонился от проводившегося американцами незадолго до вступления русских войск в Лейпциг мероприятия по вывозу в Западную Германию всех сотрудников факультета естественных наук с вспомогательным персоналом и семьями…
Прогресс внутренних возможностей к развитию населяющих Европу народов зависит, с моей точки зрения, от возможности объединить… эти народы в единую тесно связанную государственную систему…
Америка, естественно, имела бы для наведения такого порядка необходимую мощь и уверенность…. [но] она сможет осуществить только внешне длительное влияние в Европе… посредством… наталкивания европейских сил одна на другую.
Россия — единственное государство, которое в силу геополитического положения, величины территории, военной и политической силы, богатства ископаемыми и внутренних возможностей, призвано навести действительный порядок в Европе. Америка будет, во всяком случае, рассматривать Германию, как барьер против Востока, и её мероприятия будут преследовать военную сторону дела. Россия, напротив, в состоянии впоследствии рассматривать преобразованную Германию как источник силы в Европе, который сознательно присоединится к общеевропейскому организму. Поэтому если немец может сделать политический выбор…то его решение должно быть безоговорочно за Россию».
Это — мнение умного и неординарного немца с непростой судьбой. Почти мальчишкой, закончив университет, он ушёл на фронт Первой мировой войны, затем вернулся к науке, преподавал, работал над немецкой бомбой с Гейзенбергом, потом — над советской бомбой у нас, в 1949 году за нарушение режима был отстранён от ведения закрытых работ и направлен на Рыбинский механический завод «атомного» Первого главного управления, преподавал в Воронежском университете, а позднее заведовал кафедрами в германских университетах.
Сложная, драматическая, но интересная судьба, в которой в полной мере отразились драматические отношения русских и немцев, России и Германии.
Но эти отношения оказались неординарно отражёнными и в судьбе Гитлера. Он мог стать не только великим объединителем немцев, но и великим другом России, и кончил тем, что, принеся России беспримерные даже в её истории горе и разруху, уже уходя из жизни, осознал, что благодетельный исторический шанс для немцев может дать им только союз с Россией.
И здесь есть над чем думать как нынешним немцам, так и нынешним русским.
Можно — для подкрепления таких раздумий, привести и ещё одно двойное свидетельство. Двойное потому, что оно отражает не только мнение немца, но также, пусть и косвенно, мнение незаурядного русского человека — маршала Чуйкова. Ведь Василий Иванович зачем-то включил признание немецкого офицера в свои мемуары «От Сталинграда
В разговоре тогда с ещё генералом Чуйковым немец — вполне убеждённый нацист, сказал:
— Мир нужен не только немцам, но и русским. Ваши союзники ненадёжные. Мы, немцы, можем договориться с вами и будем надёжными соседями, а, может быть, и союзниками против теперешних ваших союзников.
— Почему же в сорок первом немцы, нарушив договор о ненападении, напали на нашу мирную страну, которая никому не угрожала? — спросил Василий Иванович.
И генштабист ответил:
— Бурный рост Страны Советов внушал нам страх, мы боялись, что вы первые нападёте на нас. Гитлер решил опередить вас, чем совершил самую большую ошибку…
Не оценив подлинный потенциал России, германский Генштаб просчитался, как и сам Гитлер.
Увы, понадобился 1945 год, чтобы Гитлер это понял, хотя бы на излёте судьбы изжив в себе погубивший его и Германию антибольшевизм.
О власовцах, «освобождавших» Прагу, и янки, Прагу не освободивших
Уже в очень давние времена по стране бродили глухие слухи о том, что Прагу-то, оказывается, освободили власовцы. И если бы, мол, не они, остались бы от «Златой Праги» одни головешки.
Это — тоже один из мифов 45-го года, хотя части «Русской освободительной армии» (РОА) Власова в мае 1945 года в Прагу действительно вступали и даже постреляли по немецким частям, посланным на подавление Пражского восстания.
Впрочем, обо всё по порядку.
30 апреля 1945 года английский премьер Черчилль писал новому американскому президенту Трумэну:
«Можно почти не сомневаться в том, что освобождение вашими войсками Праги и как можно большей территории Западной Чехословакии может полностью изменить послевоенное положение в Чехословакии и вполне может к тому же повлиять на соседние страны».
Не могу утверждать точно — что Черчилль понимал под Западной Чехословакией? Тогда — как, к слову, и сейчас — государства с названием «Чехословакия» в природе не существовало. Имелись отдельно имперский протекторат Богемия и Моравия, или, если угодно — Чехия, и отдельно — Словацкая республика.
Так оно имеет место быть и в наши дни — без всякого Гитлера и «Мюнхенского сговора»: Чехия — отдельно, Словакия — отдельно.
Но если Черчилль имел в виду Чехию, то «соседними странами» для неё являлись — как являются и сейчас — Австрия, Словакия и Польша.
Германия тогда была, конечно, не в счёт.
Ситуация во всех трёх «соседних странах» складывалась для США и Англии не лучшим образом. И союзническое присутствие в Чехии, да ещё и в Праге, было бы для Черчилля (и не для него одного!) лакомым вариантом.
Помешал, как и всегда, «тиран» Сталин.
4 мая 1945 года генерал Эйзенхауэр обратился к начальнику Генерального штаба Красной Армии генералу А.И. Антонову с предложением развить наступление американских войск до западных берегов Влтавы и Эльбы. Это означало занятие Праги американцами, но противоречило решениям Ялтинской конференции и не соответствовало установленной там разграничительной линии.