Миграции

Макконахи Шарлотта

Не хочу на это смотреть. Не могу отвести глаза. Нужно это как-то остановить. Разумеется, я ничего не могу остановить.

Бэзил издает победный вопль, и меня едва не выворачивает. Я и правда буду стоять и смотреть на эту бойню? Чем эти живые создания отличаются от птиц, которых я готова защищать ценой собственной жизни?

Взгляд падает на что-то в сети: оно фактурой отличается от остального. Я хмурюсь, нагибаюсь ближе. В темноте почти ничего не видно, но я уверена: это не рыба.

— Что это?

Мал и Дэш

смотрят туда, куда я указываю, хмурятся.

— Свет! — кричит Дэш.

Самуэль — он на мостике рядом с Эннисом — поворачивает прожектор туда, куда указывает Дэш, и теперь нам всем видно, как днем. В сеть попала огромная морская черепаха.

— Стоп! — хором кричат Дэш и Мал. — Шкипер!

Эннис слышит, останавливает лебедку. Сеть болтается над океаном, тяжестью своего веса раскачивая судно. Эннис сбегает вниз, кидается к фальшборту.

— Опустить невод! — командует он Бэзилу.

— Что? Босс, улов-то какой!

— Опустить.

От шока я так крепко вцепляюсь в леер, что ладонь сводит судорогой. Я быстро ослабляю канаты вместе с остальными, не сводя глаз с несчастного создания — оно лишь слегка шевелит плавниками под душным грузом рыбы. Половина туловища черепахи торчит из сетей, я боюсь, что она слишком сильно запуталась — уже не освободить.

Стягивающий невод канат слабеет, внизу открывается отверстие, выпуская рыб. Они плюхаются обратно в воду, сразу тысячами, поднимая волну, которая раскачивает судно. Многие застряли в сети и теперь беспомощно бьются. Копошится и черепаха, которой не высвободиться.

— Опускай, Сэм! — командует Эннис. — Аккуратно!

Гигантская клешня медленно поворачивается, опускается к палубе. Сеть опадает вокруг черепахи, все кидаются ее вызволять, но нас останавливает окрик Энниса.

Он пробирается к черепахе, погребенной под слоями сети, снимает моток за мотком, пока ее не становится видно. Сердце бьется у меня в горле — я слежу, как Эннис садится на корточки рядом с черепахой и начинает очень аккуратно выпутывать лапы и голову. Черепаха щелкает челюстями, но он обращается с ней так ласково, так осторожно — главное, не травмировать. В какой-то момент я вижу, как рука его задерживается на огромном панцире, поглаживает его.

— И как же тебя, девуля, так далеко к северу занесло? — тихо спрашивает Эннис.

Кривоватый рот черепахи открывается и закрывается, голова задрана, насколько возможно. После того, как Эннис вызволил ее, мы оттаскиваем невод в сторону, освобождая проход к фальшборту. Тело черепахи крупное, поднять ее Эннису, Бэзилу, Малу и Дэшу удается только вместе.

Когда она переваливается за борт и с громким плеском уходит под воду, я смеюсь от облегчения. Утираю слезы тыльной стороной ладони, смотрю, как черепаха исчезает на глубине. Воображаю, что уплыла следом, туда, во тьму.

Мужчины высвобождают из сети застрявшую рыбу и тоже кидают за

борт.

Эннис невозмутимо разглядывает океан. Аник опускает ладонь ему на плечо. Я впервые вижу от него проявление доброты.

— Так уж оно вышло, — говорит Эннис, поводя плечами, Аник кивает. Давайте невод сворачивать, — обращается шкипер к остальным, и мы беспрекословно начинаем распутывать и укладывать огромную сеть.

Эннис бросает на меня взгляд:

— Чему ты так удивляешься?

Я открываю рот, но слова не идут. Но ты же рыбак, хочу я сказать. Я не знала, что у твоей алчности есть пределы.

— Передохни, — реагирует Эннис на мое молчание.

— Буду помогать. Научилась.

— Ты только мешаешь, лапа. Передохни. — Он отстраняет меня, едва удостоив взглядом.

Я смущенно стою на палубе. Но облегчение так сильно, я так рада за этих рыб, которые уже далеко, вне нашей досягаемости, и за птиц, которые улетели вперед, искать следующий косяк. И за черепаху.

Думаю о ней и, вопреки распоряжению капитана, присоединяюсь к команде. Виток за витком сворачивая канат на поплавках, я думаю о ее глазах. О ее взгляде, когда она, скованная сетью, считала, что жизнь ее окончена.

Под лохмотья кожи у меня на ладонях попала смазка, и с этим ничего не поделаешь, потому что сегодня мои руки понадобились в моторном отсеке. Лея колдует над трюмной помпой — я без понятия, что это за штука.

— Для откачки излишков воды из трюма, — бурчит она, склонившись, по своему обычаю, над какой-то промасленной штуковиной.

— А что ты с ней делаешь? — интересуюсь я, стараясь перекричать низкий гул двигателя.

— Прочищаю. В ротор вечно всякая дрянь набивается. Ключ подай.

Я подаю, смотрю, как она вскрывает помпу, запускает руку в нутро. Вытаскивает горсть промасленного мусора, жутко вонючего, и шлепает его мне прямо на колени.

— Во класс.

— Положи в ведро и выброси за борт.

Ведро стоит прямо у нее под рукой — могла выбросить прямо туда, а не на меня, но чего от нее еще ждать. Я отправляюсь выполнять распоряжение и успеваю заметить ее ухмылку. До конца процесса мне приходится вытащить на палубу еще несколько ведер тухлятины с рыбным запахом, и с каждым вдохом желудок мой бунтует. Лея прочищает механизм, я слежу за движениями ее мускулистой руки и завидую ее силе.

— Ты всегда была моряком? — спрашиваю я ее. Она пожимает плечами:

— Уже лет десять лодки чиню. А механиком еще дольше работала.

— А как так получилось?

Она снова пожимает плечами.

— Ты из какой части Франции?

— Из Лез-Улис в Париже. Мы туда переехали, чтобы брат мог заниматься футболом, — добавляет она.

— Он футболист? Вот здорово.

Она качает головой, без пояснений.

— А до этого вы где жили?

— В Гваделупе.

— И как оно там?