Микита Братусь

Гончар Олесь

Настороженно здороваясь с Мелешко, пионерия обтекает его с двух сторон и уже летит прямо ко мне, весело салютует, почет деду отдает.

Для одних я «дедусь», для других «Микита Иванович», а какому-то карапузу — слышите? — «товарищ Братусь»!

Вот уже у меня и товарищ: от горшка два вершка. Обступили,

облепили меня, даже светлее стало вокруг, — наперебой требуют:

— «Сталинского»! Шафранов! Симиренка!

— Да угомонитесь вы, галчата!

— Мы не галчата! Мы — юные натуралисты!

— Прошу прощения… Кого же, однако, мне слушать?

— У нас есть староста кружка!

— Староста, покажись… А, Лев Богданович Братусь! Очень приятно…

Все им отпускаю, перед ними устоять не могу. Легко жить на свете с такой детворой… Не прутики какие-то им выделяю, а самые лучшие, хорошо сформированные, отобранные для себя саженцы. Знаю, что жалеть не буду, потому что передаю их пусть в молоденькие, но в надежные руки нашей веселой, смекалистой и живучей смены.

— Коз, глядите, не привязывайте под деревьями, коза — сторож никудышный. И зайцев не подпускайте… Повадился было один ко мне в сад, так я за ним босиком полкилометра по снегу гнался, а сейчас, гляньте, шапку из него ношу.

— Ни зайцам, ни козам, ни морозам не отдадим! Выставим посты, вырастим каждое деревцо, увидите, дедушка, какой будет сад!

Внук мой Левко топчется у меня под рукой, явно хочет о чем-то спросить.

— Спрашивай.

— Хотели мы с вами посоветоваться, дедушка…

— Чего ж… Посоветуемся.

— Скажите, чтобы вывести новый сорт… Сколько нужно скрестить цветков?

Задумавшись, смотрю, взволнованный, на своего потомка, на его ровесников и ровесниц. Великое, невыразимое счастье — дождаться от них такого вопроса. Уже

их мысли проникают в самое потаенное, уже им нужно знать, сколько цветков…

— Берите не больше… пятка.

— О! А мы задумали тысячу!

— Потом, позднее, возьмете тысячу. А пока, чтоб не растеряться, не запутаться среди них, берите пяток… Можете еще раз помножить на пяток, но главное — внимательней присматривайтесь, замечайте всё. В нашем деле мелочей нет.

Подвожу своих юных друзей к лимонарию.

— Вот это, видите… цитрусы. Нигде в мире на таких широтах не разводят цитрусов. Только у нас, на наших сталинских широтах, это возможно.

Дети стоят, зачарованные: перед ними невиданное, сказочное, вечнозеленое!

— Оказывается, можно! И как вам все удается, Микита Иванович! Как вы этого добились?!

— Есть у нас, дети, тот, кто всех нас вырастил и на прекрасное дело вдохновил… Товарищ Сталин сам, занимаясь много лет разведением и изучением цитрусовых культур в районе Черноморского побережья, на практике доказал, что — можно! Можно вывести морозостойкие сорта цитрусов, можно двинуть их далеко севернее тех районов, где росли они до сих пор. Он, отец наш, благословил их в суровый путь, по его воле двинулись они на север и, вот видите, уже пришли сюда, к нам с вами…

Провожаю, веду пионерию по своему весеннему праздничному саду. Прозрачно, светло вокруг, ясно и легко у меня на сердце. Деревья стоят блестящие, мускулистые, счастливо притихшие, словно прислушиваются к своему росту.

Несут малыши охапки красавцев-саженцев — счастливый им путь!

— Высаживайте, выращивайте, лелейте их, друзья… Помните: дерево, посаженное сегодня, будет плодоносить уже при полном коммунизме.