Мила Рудик и Чаша Лунного Света
Шрифт:
Через дорогу Мила увидела дом. Его крыша выглядывала поверх садовых деревьев. Мила с трудом оторвала взгляд от многообразия часов и направилась прямо к этому дому.
Пройдя пару шагов, краем глаза она заметила, как от аспидно-серой каменной стены Часовой башни отделилась фигура. Мила уже хотела перейти дорогу, но в этот момент кто-то стал у нее на пути. Она подняла голову и наткнулась на неприязненный взгляд темных, почти черных глаз.
— Куда-то идешь, Рудик? — спросил Лютов.
У него был такой вид, как будто он спрашивает от нечего делать и собирается пройти мимо.
— Иду, — коротко ответила Мила.
— Наверное,
— Спешу.
Но проходить мимо в его планы явно не входило.
— Что-то ты сегодня не разговорчивая, Рудик, — сказал Лютов, оценивающе сузив глаза. — А я-то думал, у тебя язык лучше подвешен.
Мила ожидала, что он не собирается предлагать ей дружбу, и угадала. Нил Лютов был сильно обижен на нее за те слова в «Ступе».
— Извини. Я тогда не хотела тебя обидеть, — сказала Мила.
Она много размышляла и решила, что была не права, когда наговорила Лютову обидных слов в «Перевернутой ступе». Она тогда об этом не подумала — ведь нельзя же подумать обо всем сразу! — но потом решила, что, если бы она была на его месте, ей бы, наверное, ужасно было слушать от других, что собственные родители все время ее бросают. Правда, ей сложно было представить себе, как это, когда есть родители… Но все-таки она решила, что ей не нужно было вести себя так грубо. В конце концов, она поступила совсем, как этот ужасный человек — Степаныч. А она ни за что не хотела быть на него похожей.
— Очень мне нужны твои извинения! — с желчной неприязнью ответил Лютов. — Извинения приживалки и уродины? Уж как-нибудь обойдусь.
Мила нахмурилась.
— Может быть, я и уродина… мне все равно, что ты думаешь, — стараясь говорить ровным голосом, ответила Мила. — Но я не приживалка!
— Самая настоящая приживалка, — упорствовал Лютов, небрежно опустив руки в карманы и презрительно глядя на Милу. — Ты ведь в Думгроте даром учишься, потому что ты сирота. А родители других учеников платят деньги, чтоб их дети тут учились. Выходит, что мои родители за меня платят, и я имею полное право тут находится. А ты здесь только приживалка и живешь в Троллинбурге из жалости.
Мила хотела сказать, что это неправда. Ей вдруг стало очень обидно. Она хотела бы заявить ему, что он все врет, но по его лицу видела, что он ничего не выдумал.
— Нечего сказать? — довольно осклабившись, спросил Лютов. — Ну вот и молчи. Ведь ты же никто — без роду, без племени. Ты даже о своих предках ничего не знаешь. Может, у тебя их и не было, а? Может, ты подкидыш?
— Я не подкидыш. И я знаю о своих предках, — запротестовала Мила.
Лютов недобро заулыбался.
— Это ты о ком? — спросил он. — Случайно, не о своей бабке, которая выкинула тебя за дверь и хотела упрятать в детдом?
Мила очень, очень хотела бы что-нибудь сказать в ответ, но не смогла. Она и не думала, что ей будет так неприятно, если кто-то узнает об этом. И почему об этом должен был узнать именно он?
— Что, не очень приятные воспоминания? — мстительно прищурившись, поинтересовался Лютов.
Мила не отвечала. Она не чувствовала себя так же уверено, как Лютов. Она понимала, что это самая настоящая трусость, но у нее даже мелькнула мысль убежать прямо сейчас и неважно, в какую сторону, лишь бы этот самоуверенный и злобный… Лишь бы сейчас никто на нее вот так не смотрел.
Несколько часов на Часовой башне пробили полдень, и в тот
— Мила, это ты все-таки! А я в окно гляжу, думаю: ты или нет?
Мила повернула голову и увидела приближающегося к ним Коротышку Барбариса. На нем был поварской передник, о который он по-хозяйски на ходу вытирал руки.
— А мы тут всем семейством готовим для тебя праздничный обед, — Барбарис осторожно покосился на Лютова.
Нил окинул Милу прищуренным взглядом черных глаз, демонстративно развернулся спиной к подошедшему Барбарису и пошел прочь.
— До чего невоспитанный мальчонка, — хмуро заметил Барбарис, недоброжелательно глядя вслед Лютову. — Только не говори мне, что этот грубиян — твой приятель.
Мила отрицательно покачала головой.
— Нет, совсем не приятель, — угрюмо пробормотала она в ответ. — Даже наоборот.
Коротышка Барбарис изумленно хмыкнул, правда, при этом почему-то довольно ухмыльнулся.
— Ты уже, я смотрю, успела обзавестись недругом? Не зря я говорил, что с такой окраской добра не жди, а спокойной жизни так и подавно.
Мила непонимающе посмотрела на Барбариса, округлив глаза. Его слова прозвучали так, как будто он даже обрадовался, что она за такой короткий срок успела нажить себе врага.
Барбарис деловито качнул головой.
— Ну, пошли в дом. Там все и расскажешь.
Дом у Коротышки Барбариса был небольшой, но очень красивый и аккуратный: низкий каменный забор с калиткой кирпичного цвета, вокруг дома яблони, квадратные окна с деревянными ставнями, на доме небольшой щит с изображением цифры семь. Дверь открыта настежь.
— Замечательно быть дома, скажу я тебе, — с довольным видом вещал Барбарис, приглашая Милу в дом. — Своими ногами родные тропинки в саду топтать — это ж какое удовольствие для души! А то от этих деревянных у меня уже, сказать по правде, мозоли на пятках.
Коротышка Барбарис познакомил Милу со своей женой — госпожой Белладонной. Это была полная дама ростом ниже Милы. Знакомились они на ходу, когда та пробегала мимо Милы со словами: «Рагу посолить, рулет поперчить…». Еще было двое детей, которые играли на заднем дворе. Мила видела, как мелькали две кучерявые головы, когда они подпрыгивали за окном, чтобы ее рассмотреть, и при этом заливисто хихикали.
Барбарис усадил Милу в широкое низкое кресло и сказал:
— Ну, рассказывай.
Мила рассказала о своей первой неделе в Троллинбурге и, конечно, о Лютове. Наверное, Барбарис заметил, что после встречи возле Часовой башни Мила была как в воду опущенная, так что пришлось дословно пересказать весь этот разговор.
— Даже не вздумай забивать себе голову всякой чепухой! — решительно сказал он, когда она завершила свой рассказ. — Владыка Велемир не за красивые усы и внушительную бороду называется Мудрым, а за то, что любое дело разрешит по совести. И если он считает, что ты должна жить в Троллинбурге и учиться в Думгроте вместе с такими, как ты, молодыми чародеями, даже если у тебя нет денег, чтобы за это платить, — значит, так оно и должно быть. И не тебе в его решениях сомневаться. А если будешь позволять таким балованным мальчонкам портить тебе кровь, то… Ну, одним словом, даже не думай об этом. Пусть себе болтает, а ты на него внимания не обращай. Глядишь, он и отстанет. И еще я тебе скажу: может, так оно и должно быть.