Мила Рудик и руины Харакса

Вольских Алека

— У меня не было сомнений, что в случае самоустранения твоего друга выбор падет на тебя, — продолжал Многолик. — Так и случилось, верно?

Мила не ответила. В его словах все еще было слишком много непонятного для нее.

— Вы сказали… Как вы могли добиться, чтобы последнее испытание состоялось здесь? — нахмурившись, удивленно качнула головой она.

Он улыбнулся краем рта; два паука в тумане его глаз с удвоенной скоростью принялись плести свои паутины.

— Я испытал свои силы не только на твоем друге. Куда более могущественные умы подчинились мне. Теперь мне даже не нужно было использовать в качестве проводника человека, как в случае с близнецом Поллукса Лучезарного. Мои силы настолько возросли, что достаточно призвать маленького безобидного

паука и привязать к нему свою тень. После чего он отправится туда, куда мне нужно, найдет любого, кто мне нужен, станет моими глазами и моим голосом. Маленький безобидный паук станет проводником моей силы, всего моего могущества. — На лице Многолика возникла слабая снисходительная улыбка. — А ведь его можно даже не заметить. Многие ли люди обращают внимание на притаившихся в темных углах пауков?

— Тогда зачем вообще было устраивать эту встречу? — тихо пробормотала Мила, начиная смутно догадываться о том, наскольковозросли силы Многолика и как много людей там, за руинами Харакса, уже теперьнаходится под его влиянием. Что он там говорил о всемогуществе? — Не проще ли было внушить кому-то, кто находился рядом со мной, отобрать у меня Метку и принести ее вам?

— Неужели ты забыла, что твоя Метка охраняет тебя? — удивленно приподнял брови Многолик и тут ясе озадаченно нахмурил лоб. — Я не уверен, но… Возможно, тебя она защищает не от любой магической атаки, но от смертоносной или, скажем точнее, представляющей опасность для жизни и сознания, защитит наверняка. Насколько я понимаю природу магии, если твоя Метка действует как щит, то этот щит настолько прочен и настолько велик, насколько велики силы его хозяина. Метка оберегает твою жизнь и сознание, потому что это первостепенная задача магического щита. Но так как твои силы невелики, то в щите, созданном Меткой, есть дыры и он не слишком велик, поэтому для тебя неуязвимость, которую дает Метка, не будет абсолютной. Но в сочетании с моими силами этот щит даст мне абсолютную неуязвимость, поскольку мое могущество на данный момент столь велико, что даже мне трудно представить его границы. Однако, сколь бы несовершенна ни была эта защита для тебя, нельзя забывать, что Метка, в любом случае, отражает все атаки, направленные на нее саму. — Он на секунду нахмурил лоб. — Нет, не думаю, что ее возможно отобрать у тебя силой, используя против тебя магию.

— Есть и другие способы, — едва слышно прошептала Мила; в ее воображении вдруг возникла картина — ее прадед стреляет в Асидору и та падает замертво. На груди Асидоры была Метка — эта самая Метка, которую так жаждал заполучить Многолик! — но она не спасла Асидоре жизнь…

Мила не знала, зачем произнесла это вслух. Она вовсе не хотела давать Многолику подсказку, как забрать у нее Метку. Но желание разобраться, что Метка представляет собой, какова природа ее могущества, было слишком велико — даже в эту минуту.

Многолик помедлил с ответом.

— Понимаю, — негромко и протяжно произнес он, глядя на Милу пристальным взглядом своих странных и страшных глаз. — Оружие людей. Оружие Гильдии.

При упоминании о Гильдии Мила резко вскинула на него глаза.

— Видишь ли, Мила, — холодно и угрюмо произнес Многолик; впервые с момента этой их встречи она различила в его интонации отголосок гнева. — Я бы согласился с тем, что для достижения цели подойдут любые средства, если бы не одно «но». Шестнадцать лет назад люди Гильдии хотели убить меня. Нет никаких сомнений, что это была бы пуля или лезвие ножа. Нет ничего унизительнее для мага — умереть от оружия простых смертных. Но об этом унижении я тогда не думал, поскольку не собирался умирать. Унижением было только одно намерениеубить меня — именно меня! — таким способом. Мне никогда не нужно было хвалиться своими силами. Я всегда — с самого рождения — знал, что даже среди подобных мне мало тех, кто может сравниться со мной в могуществе. Свои силы я воспринимал как данность, а потому… Намерение застрелить того, кто может остановить пулю

на лету и вернуть ее обратно одной лишь силой мысли, — унижение. Намерение зарезать ножом того, кто одним лишь взглядом способен заставить нож раствориться в воздухе, — унижение. Они унизили меня своим намерением. Магия сильнее оружия простых смертных — и я доказал это, когда не позволил им воплотить в жизнь их планы на мой счет. И если теперь — или когда бы то ни было в будущем — для достижения своей цели я возьмусь за оружие простых смертных, это будет означать, что все мое магическое могущество потерпело поражение, что как маг я сдался и проиграл. А этого я допустить не могу.

Он посмотрел ей в лицо ровным, уверенным взглядом.

— Я хочу, чтобы ты сама отдала мне Метку, Мила. Я просто попрошу ее у тебя.

Слова «просто попрошу» сбили ее с толку. Это было так не похоже на Многолика. Он — просит? Или мир вывернулся наизнанку, или она определенно чего-то не понимала.

— Не удивляйся, — мягким голосом сказал Многолик, и Миле на секунду показалось, что с ней снова говорит ее учитель — тот, который когда-то был ее защитником и старшим другом… По крайней мере, тогда ей так казалось. В его голосе сейчас совсем не было фальши. Она вслушивалась, но не слышала ее. Эта подкупающая мягкость казалась искренней.

— Я прошу тебя отдать мне Метку, Мила, — продолжал Многолик. — Потому что она нужна мне.

Мила не могла пошевелиться от охватившего ее смятения. Многолик не требовал. В его голосе не было скрытой угрозы. Сейчас он обращался к ней так, как обратился бы друг.

В ее голове эхом прозвучал голос Гурия Безродного:

« Я хочу кое о чем попросить тебя, Мила…».

И он попросил. Попросил не раскрывать его тайну. Но попросил как друга. Ничего не требуя, просто надеясь, что она его поймет и не откажет.

Новое эхо принесло голос Велемира:

« У меня есть просьба, Мила…».

Владыка просил ее не держать на него обиду за то, что он до этих пор скрывал от нее правду об Асидоре и Данииле. И Мила знала, что в его словах была только забота о ней — и ничего больше. Он думал не о себе — он думал прежде всего о ней.

Голоса, возникшие в этот миг в ее сознании, говорили с одной интонацией, в которой была теплота и дружеское расположение.

Именно эта интонация только что прозвучала в голосе Многолика, когда он сказал: «Я прошу тебя отдать мне Метку, Мила, потому что она нужна мне». Он сказал, как друг или еще… Иногда она представляла, что именно так говорил бы с ней другой голос — голос ее отца.

— Она нужна мне, Мила, — повторил Многолик. — От этого зависит моя жизнь. Моя дочь не откажет мне. Правда, Мила?

Из легких Милы словно вытолкнули весь воздух. Стало тяжело дышать. Она недоверчиво подняла глаза на своего извечного врага, и их взгляды встретились.

— Ты ведь не откажешь в просьбе своему отцу, Мила? — сквозь гулкий шум в голове донесся до нее голос Многолика.

Мила смотрела на него затравленным взглядом и, кроме его голоса, слышала только невыносимо громкое биение своего сердца. Она видела рыжие пряди волос, выбивающиеся из-под капюшона, и черты, которые так сильно напоминали ей ее собственное лицо. В это мгновение ей даже показалось, что в его глазах больше нет клубящегося тумана и нет в этом тумане пауков, которые плетут и плетут бесконечно свою паутину, чтобы поймать в нее добычу… Она словно наяву увидела, что его глаза, как прежде, серые — как у нее, как на фотографии, где он рядом с ее мамой.

— Я твой отец, Мила, — негромко, с подкупающей мягкостью сказал Многолик. — Ты ведь и сама видишь это. Я изменился, но и сейчас легко заметить, как ты похожа на меня.

Мила задышала быстрее, чувствуя, как к горлу подкатывает волна отчаяния. Гурий Безродный все-таки ошибся! Ошибся! И ее самые страшные опасения оказались правдой! Многолик ее отец! А ведь она уже совсем было поверила, что это не так, что нет никаких кровных нитей, которые связывали бы ее с ним! И вот теперь он говорит ей…