Мила Рудик и руины Харакса
Шрифт:
— Не смущайся, — отозвался Гурий Безродный, словно прочтя ее мысли.
Профессор тяжело вздохнул и отвел взгляд в сторону, словно посмотрел куда-то сквозь пространство и время.
— Это был мой выбор, — угрюмо сказал он. — После смерти сестры я отрекся от своего родового имени и взял фамилию Безродный. Но это было лишь начало. Я отказался от наследства родителей, от их денег и их влияния. Смерть Лизы… Это изменило меня навсегда. Я стал другим человеком. Хотя, наверное, изменения начали происходить со мной раньше — пожалуй, именно после того, как наша глупая шутка над этим
Мила удивленно смотрела на лицо профессора, словно окутанное серой дымкой тени.
— Профессор, вы… неужели вы не испытываете ненависти к Терасу Квиту? Ведь это он… — Мила невольно осеклась, но Гурий Безродный уже знал, что она хотела сказать, словно и сам думал об этом сейчас.
— Ведь это он убил мою сестру, — договорил он вместо нее. — Ты это хотела сказать?
Мила нерешительно кивнула.
— Нет, я не могу его ненавидеть, — произнес он; его грудь медленно поднялась и так же медленно опустилась, словно очередной вздох дался профессору с большим трудом. — Мы были виновны. Ее убило наше высокомерие, наша уверенность в том, что нам все позволено, наша гордыня. Терас хотел не просто отомстить — он хотел доказать нам, что мы зря ставили себя выше него. И он доказал.
Профессор вдруг словно очнулся от забытья и удивленно вскинул глаза на Милу.
— Постой… Откуда тебе известно о Терасе Квите?
Мила растерянно уставилась на учителя с открытым ртом, чувствуя, как невольно округлились от неожиданности глаза.
— Я… я случайно узнала… от одного человека.
Профессор нахмурился.
— Я знаю, что… Акулина упоминала, что ты дружна с Бледо Квитом, — словно в раздумье произнес он. — Это он тебе рассказал о своем отце?
Мила снова сглотнула и ответила утвердительным кивком, чувствуя неловкость от того, что приходится обманывать.
Профессор озадаченно хмыкнул.
— Что ж, если между вами настолько доверительные отношения…
Несколько минут прошли в абсолютной тишине. Мила не знала, что сказать, она была слишком потрясена, а профессор, казалось, ушел в свои мысли.
— У тебя сейчас мой урок? — вдруг спросил он, нарушая молчание.
— Да, — кивнула Мила и суетливо направилась к двери. — Я пойду. Подожду звонка в классе.
— Мила, — окликнул ее профессор, когда она уже стояла на пороге его кабинета.
Мила обернулась: Гурий Безродный смотрел на нее затуманенным взглядом, словно какая-то часть его сознания находилась сейчас не здесь — возможно, в прошлом, завеса которого сегодня приоткрылась для Милы. И все же в его глазах она разглядела… стыд. Ему было неловко.
— Я хочу кое о чем попросить тебя, Мила… Разумеется, ты вольна поступать, как считаешь нужным. Я не могу тебе указывать. Если уж так случилось, что ты узнала обо мне правду, то, видимо, этой правде надоело держаться в тени. Я не чувствую
Гурий Безродный тяжело вздохнул и измученным взглядом посмотрел на Милу.
— Я всего лишь прошу: если ты сможешь сохранить в тайне все, что увидела и услышала сегодня здесь, — сохрани. Мне остается только надеяться, что ты поймешь меня.
Мила взволнованно сглотнула, растерянно глядя на профессора. Что бы он ни совершил много лет назад, это вынуждало его испытывать чувство вины. Во взгляде Гурия Безродного Мила видела неподдельное страдание. И она верила его взгляду.
— Я сохраню, — сказала она, не отводя прямого взгляда от лица профессора. — Я обещаю, что никому не расскажу.
Гурий Безродный кивнул, его губы дрогнули в улыбке, едва-едва различимой на уставшем лице.
— Спасибо, Мила.
Мила качнула головой и виновато нахмурилась.
— Простите меня, профессор. Я… не должна была подходить к зеркалу.
Гурий Безродный снова улыбнулся, но в этот раз его улыбка была не такой напряженной, она коснулась даже его глаз, вокруг которых веером рассыпались тонкие морщинки.
— Как я уже сказал, порою случается так, что в какой-то момент правда решает выйти из тени. И чаще всего она сама выбирает, кому открыться. Хочу верить, что сегодня ее выбор был верным…
В субботу Мила и Гарик встретились, чтобы обсудить подготовку ко второму испытанию. В это утро они были единственными посетителями «Слепой курицы». Они пришли как раз тогда, когда Одноногий Шинкарь открывал кафе, переворачивая табличку на двери надписью «Открыто» наружу. В выходной день редкий жаворонок в Троллинбурге просыпался в такую рань — не только студенты Думгрота, но и подавляющее большинство троллинбургцев, как правило, предпочитали в уик-энд отсыпаться. Однако на Милу с Гариком это правило не распространялось — на подготовку ко второму испытанию у них оставалось меньше двух месяцев, и для начала предстояло разгадать, что означали артефакты-подсказки, найденные шестью ребятами на улице Ста Личин.
— Ты догадался, где будет проходить испытание? — поинтересовалась Мила.
— Догадался и уверен, что не ошибаюсь, — ответил Гарик.
К их столику подошел хозяин кафе и, поставив на стол два стакана с Крокодамусом, удалился.
— И где же?
Гарик подтянул к себе один из стаканов с коктейлем и, посмотрев на Милу, сообщил:
— Думаю, местом второго испытания будет улица Безликих прохожих. Знаешь что-нибудь о ней?
Мила отрицательно покачала головой.
— Нет, ничего. А почему ты решил, что это будет именно улица Безликих прохожих?
Гарик улыбнулся.
— Сейчас расскажу все, что знаю об этом месте. Сама увидишь, что ошибки быть не может.
Мила наконец заметила перед собой стакан с Крокодамусом и взяла его в руки. Когда она по привычке приподняла стакан и посмотрела сквозь стекло, ее глаза непроизвольно округлились: желтый и зеленый крокодильчики повернули мордочки в ее сторону, нехорошо посмотрели на Милу и дружно клацнули челюстями. Мила отпрянула.