Мила Рудик и загадка Сфинкса
Шрифт:
— Да, — удивленно ответил Лучезарный. Судя по выражению его лица, он никак не предполагал, что в эту минуту ему могут задать такой вопрос.
— Значит, это его я видела, — пробормотала себе под нос Мила.
— Откуда ты знаешь, что он там живет? — пораженно спросил Лучезарный, не расслышав последних слов Милы.
— Я видела его там, — уже в полный голос повторила она. — То есть, конечно, я думала, что это вы.
Лучезарный внимательно смотрел на Милу. Он впервые выглядел как обычный человек: ни самодовольства, ни высокомерия, ни театральных жестов.
— Ты… ты думала, что он — это я? — Поллукс Лучезарный недоверчиво нахмурился.
— Да, —
— Боже мой! — воскликнул Лучезарный, во все глаза глядя на Милу. — А я и не знал об этом. Но как? Он же ничего подобного не умеет!
— Конечно, нет. Его перевоплощения — это… Это делал другой человек, — ответила Мила и вздохнула от подкатившей к горлу тяжести. — Очень могущественный маг. Его имя — Лукой Многолик.
— Лукой… — повторил озадаченно Лучезарный, что-то припоминая. — Но ведь он был моим предшественником — учителем метаморфоз. Он ведь погиб, разве не так?
Мила отрицательно покачала головой, сглотнув комок не проходящей тяжести.
— Нет. Все думали, что он мертв. Но… он не умер, — через силу сказала она и к своему удивлению почувствовала, как из нее вырвался облегченный вздох. Она подняла глаза на Лучезарного — он выглядел как человек, которому сложно собрать в голове все детали происходящего.
Мила прокашлялась. Для следующего вопроса ей нужно было набраться храбрости. Не так просто говорить в лицо учителю, который старше тебя, да еще знаменитости, что он лжец.
— Профессор, я еще хотела спросить…
— Да? — Его лицо выглядело непривычно растерянным.
— Тогда, в Театре Привидений, когда я рассказала, что видела человека в длинной накидке, вы ведь поняли, что это был ваш брат, правда?
Поллукс Лучезарный чуть приподнял подбородок и осторожно посмотрел на Милу. На мгновение ей показалось, что привычное высокомерие промелькнуло в его лице. Она решила, что он сейчас будет все отрицать, хотя это было бессмысленно, — Мила точно знала, что не ошибается. Но ответил он просто и коротко:
— Да. Я это понял.
— А вы знаете, что он пытался напасть на меня тогда? Лукой Многолик охотился за мной. И для этого использовал вашего брата. Он пытался убить меня руками Кастора.
В лице Лучезарного отразился неподдельный ужас. Вот только что, буквально секунду назад, Мила хотела своими словами отомстить ему за ту ложь — ведь скажи он тогда правду, кто знает, скольких бед можно было избежать, — но сейчас, когда она увидела его смятение, ей стало стыдно.
— Боже мой, — на этот раз тихо, еле слышным шепотом пробормотал Лучезарный. — Боже мой, если бы я только знал, что происходит. Я видел, что Кастор ведет себя странно, но приписывал все странности его душевному состоянию. Он был болен… — Его голос дрогнул, и он подавленно прошептал: — Как же я виноват… Я один во всем виноват…
— Профессор, вы ни в чем не виноваты… Ваш брат… Он ведь не хотел, — сбивчиво заговорила Мила, пытаясь исправить последствия своих слов. — Он был зачарован. Да и… ведь все обошлось. Призраки, те, которые живут в театре, они не дали ему сделать ничего плохого.
Мила немного помолчала, думая о брате Лучезарного. Кастор не был магом, он был простым смертным. Лукой Многолик не просто влиял на него, заставляя иногда делать то, что ему нужно, как это было с Хранителем Гербов, с Остриком или с профессором
— Профессор, а как ваш брат оказался здесь, в Троллинбурге, в городе волшебников?
Лучезарный как-то странно посмотрел на нее. Он нахмурился, и лоб его покрылся бесчисленными морщинами, словно у него вдруг случился сильнейший приступ мигрени. Но потом лицедей глубоко вздохнул и ответил:
— Ты права, он не должен был оказаться здесь. По крайней мере он не должен был быть здесь один. Но волею судьбы, он попал в мир, который всегда был и… всегда будет для него чужим…
Это был наш с братом тринадцатый День рождения. Он родился всего на полчаса позже меня, но это определило и мою, и его судьбу. Если бы он родился первым, на его месте сейчас мог быть я. Но до того знаменательного дня ни для него, ни для меня это не имело никакого значения.
В тот день мы с родителями приехали в деревню, в гости к нашему прадеду. Старик по приезде шепнул мне на ухо, что хочет открыть какую-то тайну, но именно мне и только мне, поэтому нужно дождаться ночи, когда все уснут. Конечно, я был заинтригован. Еще бы! Тайна, которой буду владеть только я! Но впереди был целый день, и, наспех позавтракав, мы с братом решили изучить окрестности. Мы долго бродили в округе и наконец вышли к горе, похожей на большой корабль. Нам пришло в голову: а почему бы не разделиться? Один пойдет вокруг горы с одной стороны, второй — с другой стороны, а там — встретимся. Так мы и сделали.
В одиночестве я шел вдоль отвесного склона горы. Склон был такой крутой, почти вертикальный, что смотреть вверх почему-то было очень страшно. Поэтому я просто изучал камни, серые и гладкие, и вдруг наткнулся на небольшую нишу прямо в скале. Она была невысокой, как раз такой, чтоб взрослый человек мог спрятаться в ней от дождя. Я забрался в эту нишу и решил выскочить и напугать брата, когда он будет проходить мимо. Чтобы он не заметил меня первым, я прижался к стене и вдруг… упал на спину!
Сначала я ничего не понял, потому что больно ударился затылком; в глазах у меня потемнело. Охая и потирая ушибленное место, я поднялся на ноги и к собственному ужасу понял, что нахожусь в маленькой уютной комнатке. Страх мой быстро прошел, когда я понял, что в комнате, кроме меня, никого нет. Я с интересом огляделся. Это была странная комната: круглые столы; на столах лампы с красными и зелеными старинными абажурами; кресла, укрытые сливовым и вишневым бархатом; много книг в потертых кожаных переплетах. На одном из столов я заметил игральные карты, такие же, как у прадеда — мы часто играли с ним в «дурака». А между столами стояло три черных деревянных гроба, на закрытых лакированных крышках которых красиво переливался разными красками свет от ламп. Не знаю почему, но ничто не встревожило меня, даже гробы не вызвали ни малейшего трепета. Возможно потому, что все выглядело так, будто это место давным-давно заброшено, будто здесь уже много-много лет не было ни единого живого человека.