Миланцы убивают по субботам (сборник)
Шрифт:
– А я ни о чем больше и не спрашиваю, больше мне ничего не надо. – Ему в самом деле было жаль парня.
– Сейчас тебя отправят в амбулаторию. Тебе надо отдохнуть, успокоиться и немного полечиться. Не волнуйся, никто тебя ни о чем больше не спросит.
Дука верил, что парень, не задумываясь, наложит на себя руки, если вытянуть из него это признание, а он не хотел его смерти, потому что ущербный тип – не обязательно преступник.
– Только не сажайте меня вместе с ними! – простонал Фьорелло Грасси. – Если они узнают, что я сказал про женщину, они меня убьют – еще страшней, чем учительницу.
– Мы
Парень понял, что он говорит всерьез, и вытер глаза кулаками; во взгляде его теперь не было страха, одна усталость.
– Отведи его в амбулаторию, – повернулся Дука к Маскаранти. – И впредь до моих распоряжений содержать его отдельно.
– Слушаюсь, доктор.
Парень вышел вместе с Маскаранти и охранником, а Дука подошел к окну своего тесного кабинета; туман рассеивался, теперь из него на улице Джардини почти отчетливо выступали деревья и женщины в разноцветных сапожках. Ну вот, наконец-то у него есть время для Лоренцы. Хотя и немного.
Он вернулся в «Фатебенефрателли». Маленькая Сара еще лежала на постели с подвязанным подбородком. Сестра все так же сидела около ее постели, а Ливия стояла у окна. Дука молча сел рядом с Лоренцей. Говорить было нечего, и никто ничего не говорил. Тишину нарушал только пронзительный голос сиделки, доносившийся из коридора:
– У меня только две руки, не могу же я разорваться!
3
– Это женщина, – сказал Дука.
– Откуда ты знаешь? – встрепенулся Карруа.
– Один из них обмолвился.
– Кто?
– Тот самый шестнадцатилетний женоненавистник.
– И за это ты уже неделю держишь его в амбулатории? – Карруа постепенно приходил в бешенство. – Между прочим, у нас здесь не благотворительное заведение! – Он понизил голос, отчего он зазвучал еще яростнее. – Знаю, знаю, дружки его колотят, потому что он якобы их заложил, но мне наплевать, ты понял? Я хочу наконец избавиться от всего этого сброда и покончить со всей этой историей!
Дука спокойно и устало спросил:
– Значит, тебе наплевать, кто толкнул их на убийство?
– Да, наплевать, у меня есть дела поважнее. В Милане каждую минуту грабят и убивают, и мне некогда с ними валандаться!
Дука подождал, пока шеф успокоится, и продолжил:
– Они бы не убили, не будь женщины, которая их настропалила. Я хочу знать, кто эта женщина.
– А я не хочу! – опять взъярился Карруа. – Учительницу замучили до смерти эти скоты. Если у них и был подстрекатель, то рано или поздно это выплывет – на суде, а может, даже раньше. Так что тебе нечего сбиваться с ног и его искать. До суда еще далеко, вот увидишь, за это время кто-нибудь да расколется. – Карруа нервно повел плечами. – Мало у нас проблем, тебе вечно надо все усложнять!
Что верно, то верно, подумал Дука, зачем лезть из кожи, если правда сама выйдет наружу? Посадят их на год-другой за решетку и в колонию, и не один, так другой рано или поздно заговорит. Карруа прав. И все же он возразил:
– Я сейчас хочу знать, кто эта женщина.
– Любопытство разбирает! – насмешливо произнес Карруа. – Наконец-то я понял, чего тебя в полицию потянуло: из любопытства! – Он снял пиджак, потому что в комнате стояла духота, и добавил
– Понимаю, – кивнул Дука. – Что ж, передавай их в прокуратуру, только предупреди там, чтоб хорошенько смотрели за Фьорелло Грасси, не то либо дружки его прикончат, либо он сам на себя руки наложит.
Карруа тоже кивнул и задал новый вопрос:
– А почему ты так уверен, что это женщина? Неужели ты веришь юнцу, который в свои шестнадцать столько лапши всем на уши навешал, что мне в мои пятьдесят с лишним и не снилось? Раньше ты не был таким доверчивым.
– Дело не только в нем, я и сам догадался.
– И по каким же признакам?
– Слишком уж иррациональное, истеричное преступление.
– Что-что? Объясни-ка, а то у меня мозги не варят, что значит «истеричное преступление»? – Вид у Карруа и впрямь был недоуменный.
– Ну смотри, вот, допустим, ты, мужчина, кого-то ненавидишь и хочешь убить – что ты делаешь? Подкарауливаешь своего врага и убиваешь его. Таким образом, ты совершаешь преступление, но преступление рациональное: ненавидишь и убиваешь. А истеричная женщина – нет, она ненавидит, но желает удовлетворить свою ненависть косвенно, не подвергая себя опасности, и поэтому придумывает изощренный, сложный способ мщения. Истеричке мало, чтобы ее враг просто умер, она хочет, чтобы он умер в муках, жаждет зрелища, потому что истеричные женщины – они обязательно комедиантки. Знаешь, кто такие гистрионы? Странствующие комедианты. Так вот у слов «истерия» и «гистрион» – один корень. Этимологически они восходят к греческому «истера» и санскритскому «устера», то есть «матка» – исключительно женский орган.
– Ладно, будем считать, что я понял, давай дальше.
– В отличие от мужчины, женщина, убивая, не просто совершает преступление – она разыгрывает спектакль, трагедию. То, что произошло в вечерней школе, и есть жуткий, кровавый спектакль, и я сразу подумал, что его режиссером должна быть женщина. Или же...
– Что – или же? – раздраженно перебил его Карруа, уже уставший от этой лекции.
– Или же мужчина, который только внешне мужчина, а на самом деле нет, – сказал Дука.
Они поглядели друг другу в глаза, и Карруа первым отвел взгляд.
– Твой Фьорелло Грасси – как раз тот самый случай, он ведь только с виду мужчина, а на поверку нет.
– Возможно, – согласился Дука. – От извращенцев только и жди сюрприза. Но Фьорелло Грасси меня меньше беспокоит, потому что он арестован. Если режиссером был Фьорелло Грасси, то он у нас всегда под рукой. А вот женщину надо искать быстрее, пока она не сбежала. – Глаза Дуки затуманились: он пытался заглушить в себе ярость. – Если это женщина, то я хочу, чтобы она сидела здесь, за этим столом, и писала свое признание, потому что, не будь ее, эти парни, какой бы мразью они ни были, никогда бы так не распоясались, да тем более в школе, да со скромной учительницей, ведь сексуальную оргию они могут учинить на площади Лорето или в парке Ламбро, причем без особого риска угодить за решетку. Позволь я разыщу эту падаль в человеческом обличье, дай мне ее найти, потому что такая зверюга не должна разгуливать на свободе, это несправедливо.