Миланский черт
Шрифт:
Соня закрыла глаза и сосредоточилась.
— «Сингл Мальт»? «Гленнфиддик»? [23]
До него не сразу дошел смысл сказанного. Наконец он громко расхохотался. Воспользовавшись своим приступом смеха, он обнял Соню за плечи и все никак не мог насмеяться, пока на втором этаже кто-то демонстративно не закрыл окно.
Соня приложила палец к губам. После этого ей не составило особого труда отправить доктора Штаэля спать.
В баре еще возился Ванни, наводя порядок. Крышка рояля была закрыта, Боб бесследно исчез.
23
Сорта
Ванни показал пальцем наверх. Соня подошла к стойке и, сев на высокий табурет, попросила «чего-нибудь, чтобы лучше спать».
Ванни поставил перед ней чашку вербенового чая.
— Он уже пошел на террасу, но потом увидел, как ты там веселишься со Штаэлем, — сказал он.
— А у тебя есть что-нибудь покрепче вербенового чая?
В комнате было тепло и душно. Солнце весь день палило крышу. Соня открыла окно настежь и прошла в ванную. Там тоже было душно и пахло попугаем. Она накрыла клетку и полностью открыла притворенную створку окна.
Сняв платье и повесив его на вешалку, она встала перед зеркалом в ванной, брызнула на ватный диск жидкости для снятия макияжа и принялась смывать краску с глаз.
«Вы увидите маленькие дряблинки на подбородке, на руках и спросите себя, когда же это началось…» — сказала фрау профессор Куммер. Соня не спрашивала себя. Она знала точно, когда это началось. Около трех лет назад. Она сидела перед своим туалетным столиком и красилась для очередной балетной премьеры, которую спонсировал банк Фредерика. Она еще подростком возненавидела балет. Этих тощих жеманных девиц, которые считают себя пупом земли и рядом с которыми чувствуешь себя лошадью. А теперь она вынуждена была каждый год присутствовать на нескольких премьерах. Единственное, что ее утешало, это то, что она сидела в первом ряду и хорошо слышала их топот. Это ее развлекало. Невесомые существа, парящие над сценой, в сочетании с несинхронным топотом стада буйволов! Это тайное удовольствие помогало ей переносить ненавистную повинность.
И вот в тот вечер она увидела, как это появляется — то, что фрау профессор Куммер называла «маленькими дряблинками». Крася губы, она в правом уголке рта нечаянно «заехала» за край губы. Она вытянула бумажную салфетку из коробки и исправила промах. При этом она немного оттянула кожу в уголке рта вниз. Когда она ее отпустила, кожа в прежнее положение не вернулась.
На премьере она, подперев подбородок рукой, все время незаметно держала указательным пальцем уголок рта. Но во время антракта, подойдя к зеркалу в дамской комнате, она увидела, что он так и остался опущенным. Факт, заметный лишь для того, кто досконально знал каждую деталь ее лица, то есть для нее самой, но неоспоримый.
Малу, единственный человек, которому Соня об этом рассказала, не поверила ей. Но Соня была уверена, что в тот вечер своими глазами, наяву увидела крохотную часть процесса старения. Тогда же она поняла, что перспектива состариться рядом с Фредериком ей не грозит. Не потому, что она боялась старости. Она боялась жизни, в которой остается столько времени на то, чтобы смотреться
Она разделась, погасила свет и легла в постель. При открытых окнах и шторах в комнате было достаточно светло от наружного освещения, и ей не понадобилось оставлять свет в ванной.
Крона березы легла на наклонный потолок темным узором. Время от времени, когда ветер шевелил листья, в нем вспыхивал огонь. Причудливые, то зубчатые, то округлые контуры этого огня дрожали на обшивке, образуя мимолетные, переменчивые образы. Соня, выбрав какой-нибудь вырез, решала, что это будет нос, и следила за тем, как остальная часть радужного кружева складывается в лицо. Красивое, или просто милое, или веселое.
Комната вдруг погрузилась во мрак: погасло наружное освещение. Соня дождалась, когда глаза привыкли к темноте. Предметы постепенно возвращались на свои места, медленно выплывая из мрака, словно темные тайны.
Внизу завелся мотор. Через секунду вспыхнули фары, и луч света скользнул по стене, на мгновение высветив и вновь погасив крону березы. Соня встала и подошла к окну.
На стоянке отеля разворачивалась какая-то машина. Соня увидела белые огни заднего хода. Потом они погасли, и остались красные габаритные огни. Машина выехала со стоянки на дорогу. Когда она проезжала под уличным фонарем, Соня узнала джип с молочной цистерной.
Задернув шторы, она включила свет в ванной, оставила дверь приоткрытой и легла в постель.
Почему она все еще видит на стене тень березы, хотя из окна в комнату больше не проникает свет? Причем эта тень стала еще отчетливее. А контуры еще резче. Они изменялись, сливались, расплывались, вновь прояснялись, становились цветными, потом опять черными, постепенно складывались в некий образ, который тут же искажался, превращаясь в гримасу.
Соня включила свет и взяла с тумбочки мобильный телефон.
малу ты спишь?
нет
ты одна?
нет
извини
Церковный колокол отбивал четверти. Бим-бам… Бим-бам… Четыре раза. Потом вступил часовой колокол. Тяжело и вдумчиво. Его удары имели вкус ежевики. Соня насчитала двенадцать.
Ей приснилось, что она стоит под холодным душем. Потом ее разбудил будильник мобильного телефона. Холодный душ ей приснился потому, что она во сне ногами сбросила с себя одеяло и лежала голая под холодными струями ночного воздуха, а за окном шумел дождь, безжалостно смывавший остатки воспоминаний о вчерашней летней ночи.
Соня спала лишь урывками и теперь была как в тумане. Приняв горячий душ, она надела тренировочный костюм и дождевик и открыла Паваротти дверцу клетки.
— Летная погода!
Дождь тем временем немного стих. По улице бежал узкий мутный ручей. Тучи, принесшие дождь, неподвижно, словно приклеенные, висели на скалах.
Соня трусцой побежала по дороге. Она сразу же почувствовала, что очень скоро выдохнется, поэтому решила добежать до почты — и обратно.
Еще издалека она увидела дьякона, стоявшего перед церковью. Тот бросил взгляд в ее сторону, потом, закинув голову назад и внимательно воззрившись на башню, сделал вид, что не замечает Соню.