Милая душа

Коул Тилли

Я рассмеялся в ответ и покачал головой. “Просто меня никогда раньше не спрашивали о моем любимом слове — ни на одном языке”.

Это, похоже, не остановило Элси, и я задумался о том, что она спросила. Я улыбнулся, когда на ум пришло слово. “У тебя он есть?” - заподозрила она. Я кивнул.

– Мне, наверное, нравится слово фарфалле. Я помню, как был ребенком и находил любой предлог, чтобы сказать это своей маме или братьям ”.

Элси придвинулась ближе. “Farfalle. Что это значит?”

Я пожал плечами.
– Бабочка.

Ответная улыбка Элси могла

бы осветить эту чертову комнату, и я пожал плечами. “Что?” - спросила она.

“ Я думаю… Я думаю, что моим любимым предложением теперь было бы "bella mia"”. Я смутилась, затем перевела: “Моя красавица.”

Элси замерла, все веселье исчезло с ее лица. Я покачал головой.
– Наверное, это было чертовски глупо.

“ТСС”, - перебила Элси, положив руку мне на щеку. Я поднял глаза, и она сказала: “Это было прекрасно, Леви. Ничто из твоих уст не может быть неправильным или "дрянным", как ты говоришь. Я замер, ожидая, когда она закончит, когда она сказала: “Ты самая добрая, самая милая душа, которую я когда-либо встречала. Во всем, что ты говоришь, нет ничего, кроме честности и мягкости. Она опустила глаза. “Потому что это ты, самый добрый человек на свете”.

Мое сердце подпрыгнуло, когда она это сказала, и я обнял ее за плечи, притягивая к себе. Голова Элси устроилась у меня на плече, и она смотрела на звезды. Я тоже.

После нескольких минут молчания она спросила: “Как по-итальянски ”звезды"?"

– Стелла, - ответил я и почувствовал, как ее голова кивнула у моей кожи.

Она снова замолчала, пока не взяла меня за руку и не призналась: “Я не могла смотреть на звезды в течение многих лет после смерти моей мамы”.

От печали в ее голосе по моим венам пробежал лед. Она указала на пластиковые звезды. “Каждый раз, когда я смотрела на них, я чувствовала себя маленькой, неважной ... и совершенно одинокой. Я смотрела на них и задавалась вопросом, где она, есть ли вообще рай ”. Она покачала головой. “Моя мама совершила так много плохих поступков, Леви. Может быть, не плохих, но безрассудных. Наркотики, у нас никогда не было дома”.

“Где ты жила?” Спросил я хриплым от сочувствия голосом из-за боли, которую она испытывала.

Элси вздохнула и ответила: “В основном на улицах”. Она посмотрела на меня. “Это все, что я когда-либо знала по-настоящему. И быть здесь было...
– она вдохнула и выдохнула, - божественно.

Сказать было нечего, поэтому я крепче прижал ее к себе. Она больше ничего не сказала о своей маме, и я не хотел расстраивать ее еще больше, поэтому спросил: “Почему ты так любишь поэзию?”

На этот раз, когда она сделала вдох, в нем не было боли. “ Я действительно не знаю. Просто я всегда была очарована словами — тем, как они звучат, их структурой, их значением, ” она оборвала себя, затем сказала: - тем, как их можно использовать во благо… и используется во зло.

Я нахмурился, гадая, что она имела в виду, когда перевернулась на живот и положила руки мне на грудь. Я запустил пальцы в ее волосы, полностью увлеченный всем, что она говорила.

– Плохо?
– Спросила я, когда Элси сразу побледнела. “ Что?
– Спросил я, моя рука остановилась на середине поглаживания ее волос.

Элси покачала головой.
– Ничего.

– Ты уверена? Я настаивал, но она улыбнулась и кивнула.

Вдохнув,

она сказала: “Наверное, я была очарована словами, потому что жила без них и звуков до восьми лет”.

– Восемь?

“Да, ” ответила она, - я унаследовала свою глухоту от своей мамы, которая была глуха на оба уха”. Она указала на свое правое ухо. “У меня был слабый слух в этом ухе. Когда мне было восемь, мы узнали о новой хирургической методике, которая могла восстановить слух в моем правом ухе”. Она опустила глаза. “У моей мамы не было денег. Каким-то образом ей удалось наскрести достаточно, чтобы оплатить мою операцию — я не знаю как. Хотя я могу догадываться”.

Я поднес ее руку ко рту и поцеловал, румянец покрыл ее щеки. “Когда я очнулся после операции, мне был установлен слуховой аппарат. Я мог слышать, не намного лучше, но это звучало как гром по сравнению с тем немногим, что у меня было раньше. Я помню, что был сбит с толку окружающими меня звуками. На людей, которые разговаривали со мной.” Она провела пальцами по моим губам. “Я слышала их и сопоставляла звуки с движением их губ. Моя мама не говорила, не могла говорить. Когда она пыталась, иногда ее произношение было слишком трудным для понимания. Поэтому мне приходилось учиться самой. Я должна была слушать и учиться. Я училась и стала одержима словами ”. Она пожала плечами. “Я думаю, это так и не прошло”.

– А стихи?

Глаза Элси заблестели, и она указала на потолок. “Я сочинила маленький стишок про пластмассовые звезды. Это зажгло что-то внутри меня ... что-то, что поддерживало меня, даже когда я не был уверен, что смогу ”.

Я больше ничего не сказал, и Элси прижалась щекой к моей груди. “Когда умерла моя мама, я думал, что больше никогда не буду писать стихи. Я никогда не думал, что снова увижу звезды.

У меня защемило в груди от сочувствия, когда она прохрипела: “Но слова все равно пришли, и я просто должна была их записать”. Она повернула ко мне голову, по ее щеке скатилась слеза. “Я пыталась остановить их, но мысль о том, как моя мама любила читать мои стихи… когда она думала ясно... Я должен был записать их. Выбора не было. Они заполняли мою голову до тех пор, пока мне не приходилось вычеркивать их со страницы ”.

– О чем они говорили? Тихо спросила я.

“Много чего, но... в основном она. Какой была моя жизнь без нее, что бы я делал, если бы мог увидеть ее только еще раз”.

Комок застрял у меня в горле, и на ум пришли образы моей собственной мамы. Я мог чувствовать боль Элси, потому что я тоже это чувствовал. Воцарилось молчание, затем я спросил: “Могу я немного послушать?”

Элси замерла.

Я поерзал и заверил: “Все в порядке, если ты не хочешь”.

“Дело не в этом”, - настаивала она. “Я просто ... никто не слышал этого после моей мамы. Я никогда не произносил их вслух.

– Все в порядке, - прошептал я и увидел, что Элси расслабилась.

Я закрыла глаза, чувствуя себя опустошенной и усталой, когда услышала: “Я написала это после смерти моей мамы. Когда я был под присмотром, в приюте для престарелых, и мне не с кем было поговорить”.

Мои глаза распахнулись, когда миллион вопросов заполонил мой разум. Уход? Групповой приют? Но все это исчезло, когда она начала декламировать свое стихотворение.

“Врата рая”, - объявила она. Ее глаза были расфокусированы, когда полились душераздирающие слова: