Милая любовь
Шрифт:
Валерьевич вряд ли захочет дважды вступать в одну и ту же реку. Потому что если
о наших отношениях станет известно маме, не сносить головы ни мне, ни ему. Да и
кто вообще говорит об отношениях? Арсений Валерьевич никогда не полюбит
такую, как я. Мало того, что характер скверный, в чем я не раз предоставляла ему
возможность убедиться, так еще и фигурой не вышла и на лицо - мышь убогая.
Возможно, он никогда не скажет мне об этом в глаза - воспитан как-никак,
подумает - а это еще хуже.
Я снова застонала и едва не подскочила на кровати, когда на мое плечо легла чья-
то рука. Вернее, чья это рука я примерно догадывалась. Но что ему понадобилось
от меня посреди ночи?!
– Мила?
– услышала я сонный голос учителя.
– Вы в порядке? Вы стонали, и я
подумал...
– Э... Нет-нет. Все хорошо. Мне просто... кошмары снились...
– Точно все в порядке? Может воды? Или еще чего?
– Нет. Если только...
– Да?
– Вы не могли бы полежать со мной рядом... пока я не усну?
– Мила, я...
– Я не принуждаю вас. Если вы считаете это неприемлемым, я пойму.
Я видела, как блестят в темноте его глаза, как бурно вздымается грудь под белой
футболкой. Наконец, он вздохнул, также молча развернулся и вышел из комнаты.
Да уж. Кажется, я вконец обнаглела. О чем я вообще думала, ляпнув подобную
чушь? "Не могли бы вы полежать со мной рядом?" Ты серьезно, Мила?
Я села в постели, обхватив колени руками, и уже собиралась всласть себя
обругать, когда услышала легкий скрип половиц, а через пару секунд в комнату
вошел Арсений Валерьевич с подушкой и пледом в руках.
– Двигайтесь, - произнес он как ни в чем не бывало.
Я послушно отодвинула свою подушку к противоположному краю и с
замирающим сердцем принялась наблюдать, как Арсений Валерьевич положил
свою подушку на соседнюю сторону, а затем растянулся на постели во весь свой
немаленький рост, в нескольких сантиметрах от меня. Кажется, в ту минуту я даже
забыла как дышать. Так с отвисшей челюстью и глазела на повернувшегося ко мне
спиной учителя, пока не услышала насмешливое:
– Как же вы собирались рисовать меня обнаженным, если так реагируете на мое
присутствие?
Он еще смеет издеваться надо мной?
Я вернула нижнюю челюсть обратно и легла на бок, едва не касаясь грудью
широкой спины учителя. Я легонько подула на его шею и ощутила, как напряглись
мышцы его спины. Арсений Валерьевич резко втянул в себя воздух.
– Мила, соблюдайте, пожалуйста, дистанцию, - хрипло произнес Арсений
Валерьевич спустя какое-то время.
– Иначе я уйду.
– Я смущаю вас?
– придвинувшись ближе, шепнула
– Меня смущают ваши действия, - раздраженно бросил он и сел на постели.
–
Ответьте мне на один вопрос, Мила. Почему вы из кожи вон лезете, чтобы казаться
плохой? Вы ведь не такая на самом деле.
– А какая я?
– с вызовом посмотрела я на него снизу вверх.
– Знаете, кого я вижу, смотря на вас? Маленькую заблудившуюся девочку,
одинокую и беззащитную, истосковавшуюся по любви и просто немыслимо
нуждающуюся в нежности и ласке. Но я не тот, Мила, кто сможет дать вам все это.
Однажды вы встретите мужчину, который сможет разглядеть в вас то, что вижу я.
Только с таким человеком вы сможете быть счастливы...
Он говорил еще что-то, но я уже не слушала. Соскочила с кровати и бросилась в
ванную комнату. Там меня снова вырвало. Опустившись на пол возле унитаза,
обхватила голову руками.
Разве мог учитель знать, какую боль причинял своими словами, лишая надежды
и обнажая давно похороненные чувства? Значит он пытался помочь... Как
психиатр душевно больному человеку. Да кто я, собственно, для него? Лишь
девчонка, в которую он имел неосторожность вселить надежду... Нет, я с самого
начала понимала, что возможность того, что учитель полюбит меня, была
слишком... ну просто ничтожно мала. Но мне почему-то казалось (или же я просто
хотела в это верить?), что он видит во мне не только девочку, у которой умер отец и
которой необходима его помощь. Потому что именно так думали все остальные:
многочисленные психологи, по которым таскала меня мама после смерти отца,
учителя, жалость которых - неприкрытая, едва ли не выставленная на показ -
заставляла меня из кожи вон лезть, чтобы сочувствие в их глазах сменилось чем
угодно, пусть даже злостью или презрением. А ведь я действительно думала, что
наконец-то встретила человека, который рассмотрел во мне личность...
Какая же я дура! Почему мне нужно обязательно что-либо доказывать? Учителю -
что я вовсе не маленькая девочка, матери - что самостоятельная и что рисовать -
мое призвание, Темному - что я не девушка на одну ночь, Катьке Перовой - что я
все-таки могу соблазнить учителя... Ну и чего я добьюсь, доказав им все это?
Можно подумать, им не плевать на меня! Если бы хоть кто-то из них ценил меня и
любил по-настоящему, тогда был бы хоть какой-то смысл во всем этом. А так, я
лишь растрачиваю себя понапрасну.
К черту деньги! К черту независимость! К черту Арсения Валерьевичу и его тягу к