Милая маленькая игрушка

Торн Айви

— Я отвезу тебя домой, — настаиваю я, пока она застегивает лямки на плечах.

— Хорошо. — Ее голос ровный и бесстрастный, выражение лица нечитаемое. Подойдя к куче вещей, она надевает зимнее пальто и шапку, затем обматывает шею шарфом.

Через мгновение я следую за ней к двери, внезапно не зная, что еще сказать или сделать. Мы молча едем в ее квартиру, и когда мы приезжаем, я высаживаю ее у входа, а не паркуюсь в гараже, намереваясь остаться на ночь. У меня такое чувство, что она не хочет, чтобы я был в ее постели сегодня вечером, и, кроме того, мне нужно прочистить голову. Этот визит должен был помочь мне сделать это, но я еще больше

запутался. Когда я ставлю машину на парковку, Уитни открывает дверь и начинает выходить, не говоря ни слова.

— Я позвоню тебе завтра. — Говорю я.

— Хорошо, — говорит она тем же бесстрастным тоном.

Но когда дверь за ней закрывается, я думаю, что она снова начала плакать. Мой живот болезненно скручивает, и на мгновение я раздумываю, стоит ли идти за ней, когда она исчезает в своем доме. Но я этого не делаю. Вместо этого я скрежещу зубами и снова включаю передачу, отъезжая от входа, прежде чем я сделаю или скажу что-то еще, о чем могу пожалеть.

31

УИТНИ

Поездка на автобусе в Энглвуд напоминает мне о старых добрых временах, когда общественный транспорт был моим единственным способом добраться до колледжа Роузхилл и обратно домой. Знакомый запах газовых паров витает в задней части автобуса, пока я смотрю в окно, любуясь видами Чикаго. Я потеряна. Я слишком поздно поняла, что влюбилась в Илью — то, чего я никогда не хотела и не собиралась делать. И теперь, растерянная и сбитая с толку, я еду домой. У меня нет никого из моих сверстников, к кому я могла бы обратиться, кто мог бы понять мою боль прямо сейчас, поэтому я еду навестить свою мать.

Я закрываю глаза и тяжело сглатываю, пока мои мысли крутятся вокруг Ильи, снова и снова переживая прошлую ночь с ним. Все это время я думала, что контролирую свои эмоции, но эти недели отсутствия новостей от него были настоящей пыткой. Я постоянно была в своих мыслях, сомневаясь в себе, задаваясь вопросом, не зашла ли я слишком далеко и не стала ли непривлекательной для него, скорее обузой, чем удовольствием. Но я заперла эти мысли, подавила свои чувства, потому что мне должно быть все равно. Наши отношения — это контракт, который я заключила из соображений удобства, чтобы следовать своей мечте стать балериной. Я не могла винить его в своей слабости в последний час.

А потом, увидев его там, в дверях студии, все мои эти эмоции обрушились на меня неконтролируемо. Все беспокойство и отвержение, которые я сдерживала. И когда он так горячо взял меня, требуя подтверждения моей преданности, моей верности, это полностью уничтожило меня. Я никогда не была ни с кем, кроме Ильи, и вдруг услышать, как он задается этим вопросом после того, как он бросил меня, проигнорировал меня — это было просто слишком.

Это было больнее, чем я когда-либо могла себе представить. И все же, хотя его слова ударили сильнее любого физического удара, который он мог бы нанести, я хотела его. Я нуждалась в нем так отчаянно, что едва могла дышать, и когда он прикоснулся ко мне, я внезапно почувствовала себя правильной и цельной. То, как он схватил меня и поцеловал, казалось, что мир может закончиться, если он этого не сделает. На один славный момент я подумала, что мы на одной волне.

И это просто доказывает, насколько я слаба.

— Ты не

можешь влюбиться в кого-то другого, пока я не дам тебе совершенно ясно понять, что наш контракт окончен, и ты будешь со мной до конца года.

Я не верю в любовь, и все же я здесь, убитая горем от того, что этот мужчина, который с самого начала прямо сказал, что наша сделка профессиональная, будет готов отпустить меня в конце семестра. Это был не поцелуй страсти, о котором я думала. Это был Илья, метивший свою территорию, напоминавший мне, что я продала ему свое тело, и он может делать с ним все, что захочет, наплевав на эмоции.

Я чувствую себя глупой идиоткой. После всех этих лет наблюдения за страданиями моей мамы, раздираемой на части отказом отца, я была так уверена, что смогу преодолеть эту слабость. Я могла просто подавить свои эмоции и никогда никого не любить. Так мне не было бы больно. И вот я здесь, еду домой к ней, чтобы поговорить. Потому что она единственная, кто может понять непосильную тяжесть боли, которую я испытываю.

За два с половиной года с тех пор, как я перестала жить с мамой, а Илья начал платить за мое обучение и проживание — вместе с достаточно щедрыми расходами сверху, чтобы я смогла вернуть маме все, что она вложила в мое образование, ей удалось съехать из нашей квартиры и внести первоначальный взнос за дом. Это симпатичное маленькое краснокирпичное жилье с двумя спальнями, все еще в Энглвуде, но это большой шаг вперед по сравнению с нашей маленькой квартирой, которую мы снимали.

Автобус высаживает меня в двух кварталах от дома, и я прохожу короткий путь до ее входной двери, чувствуя холодный зимний ветер в спину. Она знает, что я иду, и когда я звоню в дверь, она отвечает всего через мгновение.

Широкая улыбка расплывается на ее лице.

— Моя малышка. Посмотри на себя! — Ее мозолистые руки обхватывают мое лицо, пока она изучает меня с глубоким теплом, как будто она не видела меня много лет. Прошло слишком много времени.

Я шагаю в ее объятия, когда она обнимает меня, и мне так приятно находиться там. Я всегда гордилась тем, что я независима и сама прокладываю свой путь в жизни. Но прямо сейчас так здорово быть в объятиях мамы.

— Заходи внутрь, — подбадривает она, держа руку на моем плече, когда она ведет меня через порог и закрывает за собой дверь. — Как ты? Ты выглядишь уставшей. Ты снова жгла свечу с двух сторон? — Требует она, ведя меня на кухню.

Я усаживаюсь в кресло и потираю лицо руками, прежде чем положить подбородок на переплетенные пальцы.

— Да. Я много репетировала. Но я думаю, ты будешь гордиться моей выпускной витриной. Мы с партнером вложили в нее все, и она отлично складывается.

— Это замечательно, дорогая. — Моя мама сияет, суетясь на своей новой кухне, хватая кружки, сливки и сахар, пока варится кофе.

Она даже ничего не расспрашивает, поскольку погружается в нашу типичную утреннюю рутину выходного дня, и от того, насколько она знакома, у меня в груди внезапно заболела ностальгия. Я скучала по маме и не приходила к ней так часто, как следовало бы.

— Как новый дом? — Спрашиваю я, оглядывая милый декор, который она добавила, чтобы сделать пространство своим.

Подставки для растений макраме свисают с потолка над ее кухонной раковиной, полосатые, фиолетовые и зеленые вариации традесканции каскадом ниспадают по сторонам ярким водопадом цвета. Нежно-розовая африканская фиалка сидит на изящной салфетке в центре кухонного стола.