Милая обманщица или гувернантка из трущоб
Шрифт:
— В парк нас не пустят после того, что было в прошлый раз, — сказал Килли. — Так что работаем на площади.
— А что нужно делать? — растерялась я.
— Как что? — изумился он. — Все тоже, что и всегда!
Я смотрела на него с ожиданием. Мальчик вздохнул:
— Совсем плохо болезнь обошлась с тобой, Тари, — вздохнул братец. — Ты танцуешь, я — ворую. Вспомнила?
— Чего? — опешила я. — Мы что, воры?
— Тише! — зашипел Киллиан. — Ты нас убить хочешь?! Танцуй, отвлекая господ, а я обчищу их
— Я не буду! — возмутилась я.
— Ты совсем уже?! Давай, начинаем, иначе нас Рой пришьет, когда вернемся!
— Ни за что!
Губа мальчика задрожала, но он сдержал слезы. Севшим голосом он произнес:
— Ты хочешь, чтобы отчим опять маму избивал из-за нас? Чтобы нам нечего было есть? Иди, Тари, или лучше нам не возвращаться домой сегодня.
Я оглянулась на прохожих. Посмотрела на Килли. Вздохнула.
— Ладно, как танцевать?
— Как всегда.
— Я не умею!
— Умеешь, просто забыла.
Килли показал на пустой пятачок. Я хотела уже пойти туда, но он меня окликнул:
— Тари, ты забыла кое-что.
Я оглянулась и едва успела поймать что-то летящее в меня. Предмет брякнул, и, подняв руку, я увидела бубен.
— Ну, — выдохнул Килли. — Да уберегут нас боги.
И он скрылся в толпе, оставив меня в одиночестве.
Я вышла на пятачок и начала танцевать. Я не врала, когда говорила, что не умею, поэтому выходило, мягко говоря, плохо. Народ смотрел на меня больше с насмешкой, нежели с интересом.
Из-за плеча одного мужчины я увидела голову Киллиана, который посылал мне какие-то знаки. Я не могла понять, что он хочет, пока он не провел ладонью по горлу.
Ладно. Что там в памяти есть из танцев? Я же бревно, ничего не знаю.
Вдохнула глубоко. Выдохнула.
— На танцующих утят, быть похожими хотят… — начала я, танцуя и гремя бубном. Ничего глупее в жизни не делала, но я должна была хоть что-то предпринять. Я даже увидела, как поднялись брови у брата, когда он увидел, что я вытворяю.
Прохожие были удивлены не меньше. Они стали останавливать и смотреть на девчонку, которая выплясывает странный танец и выкрикивает текст песни.
— А теперь, — объявила, я когда закончила танец маленьких утят. — Танец лебедей!
Я начала изображать балерину в роли лебедя, чем еще больше позабавила зевак. Толпа собиралась все больше, кто-то даже кинул мне под ноги несколько монет.
В какой-то момент я забылась, развеселилась собственным выступлением. И когда Киллиан схватил меня сзади за рукав, я с удивлением обнаружила, что солнце стоит высоко.
— Валим, — сказал мальчик и потянул меня за собой.
Пришлось закончить очередной танец на середине и бежать следом за братом.
Мы юркнули в проулок, и там уже пошли спокойно.
— Ну как?
— Неплохо, — сказал Килли. — Собрали почти как обычно. Но тебе лучше вспомнить твои
— Мне так не показалось, — пожала я плечами.
Мы шли по грязным переулкам трущоб, когда я почувствовала, что голодна.
— А когда обед? — спросила брата. Мы ведь даже не завтракали.
— Смешная, — хохотнул он. — Вечером. И не обед, а ужин.
Мда. Печальненько.
— А сейчас мы куда тогда? — спросила его.
— Дальше работать.
Я встала как вкопанная.
— В смысле? Я думала, мы воруем.
— До обеда, пока на площади народа много. А потом идем в прачечную, помогать маме.
В уме всплыли картинки того, какой это тяжелый труд, работать прачкой вручную. Уверена, здесь нет ни машинок, ни сушилок… Все голыми руками: стирать, полоскать, выкручивать.
— Детский труд запрещен, — возмутилась я. — Это же опасно для здоровья ребенка.
— Не в Саргонде, сестрица, — хмыкнул мальчишка и нырнул под балку разваленного дома.
Окинув взглядом полуразрушенное здание, я пошла следом.
4
4
Оказалась, что работа прачкой куда сложнее, чем я предполагала. Читать об этом в исторических книгах, значит не знать об этом ничего на самом деле.
Нора, мать Эльтарии, приходила в прачечную еще до рассвета. Они с другими работницами растапливали печи, ставили на них огромные котлы и носили в них воду. Хорошо, что колодец был неподалеку, и им не приходилось идти далеко. А вот прачкам с другого конца города было хуже — они ходили с тяжелыми ведрами через улицу. Об этом мне сообщили сами труженицы, когда я, согнувшись под тяжестью ведра, чуть не пролила все.
— Совсем твоя Тари охилела, — хохотнула одна из женщин. — Не помрет ли, Нора? Иль пупок не вывалится?
— Не вывалится, — огрызнулась я.
— Ишь, зубоскалка какая стала, — нахмурилась та. — Иди давай! Ведро донести не могёт, когда в прачечной у Трифа все до колодца ходят в сотню раз дальше!
Она еще долго бурчала, называя меня дерзкой девчонкой, и я постаралась скрыться с ее глаз. Пришла к матери, которая как раз в кипящий котел выливала мутное содержимое какого-то флакончика.
— Что это? — спросила я Нору, когда увидела.
— Настойка корня мыльнянки, Тари. Она помогает отстирывать грязь.
Вода пенилась, и начиналась стирка.
Нашей с Килли задачей было подносить новое белье, когда старое вытаскивали, и развешивать стираное. Можно сказать, мы прохлаждались на фоне остальных. Женщины кипятили, полоскали, выжимали и крахмалили чистое. Их руки были в язвах и мозолях одновременно, кожа у некоторых облезала. Мне было страшно смотреть на это. Как же мы хорошо я живу со своими благами цивилизации. Жила…