Миледи и притворщик
Шрифт:
– Да, это камера. С её помощью я могу делать портреты людей, а ещё снимать пейзажи и интерьеры, чтобы сохранить их в виде картин в точности, какими они были в момент съёмки и какими их видит глаз человека. Такие фотографии можно хранить десятилетиями…
– Значит, ты можешь сделать самый точный мой портрет? –заинтересовалась Алилата. – Что ж, я согласна, делай. Когда ты его закончишь и покажешь мне?
– Госпожа, запечатлеть тебя на свою камеру я могу хоть сейчас, но чтобы изготовить сам портрет, мне нужно вернуться домой, вынуть из камеры чувствительную плёнку, обработать её специальными веществами, чтобы на ней проявился твой образ,
– Сто лет, говоришь, – о чём-то задумалась Алилата и тут же спросила, – и чтобы нарисовать такой портрет, ты должна вернуться домой?
– Да, госпожа, без своей лаборатории я бессильна что-либо сделать. Если ты отправишь со мной провожатого, и мы доберёмся через Ормиль в Тромделагскую империю, я сделаю в своей лаборатории твой портрет за пару дней и отдам его провожатому, чтобы он привёз его тебе. Знаю, придётся очень долго ждать, но самая ближайшая лаборатория есть только во дворце сатрапа Сураджа.
– Да? – усмехнулась она. – И у него есть такой же чудесный портрет, какой ты обещаешь мне?
– Нет, его портрет я не делала. Он заказал мне книгу из портретов его новых жён и наложниц.
– Новых? – лениво спросила она, – А куда делись старые?
– Он их убил из-за ревности. Не всех, но многих.
В зале повисло молчание. Кажется, эта новость шокировала здешнюю публику.
– Мерзкий ублюдок, он обязательно поплатится за это, – процедила Алилата. – Настанет день, и все женщины Старого Сарпаля будут освобождены от тиранов и поработителей. Кончится власть Сураджа и все жёны с наложницами сбегут от него, как сбежала ты.
– Да, но я не была его наложницей.
– Не была? – кажется, удивилась она. – Сколько же ты времени пробыла во дворце?
– Кажется, месяц.
– И что же, Сурадж ни разу не попытался призвать тебя на своё ложе?
Меня бросило в жар от столь бесстыдного вопроса. Что ей надо, что она хочет от меня услышать? Да ещё и при куче народа, что пирует рядом и внемлет каждому нашему слову.
– Я не делила с ним ложе, – поспешила сказать я и на всякий случай добавила, – Сурадж нанял меня для работы над книгой портретов, их я и делала целыми днями.
– А что ты делала ночами? – не отставала царица.
– Спала. Одна.
– Вот оно что, – снова отпив из кубка, ухмыльнулась Алилата. – Теперь понятно, откуда в Сурадже эта убийственная ревность к запертым в его гареме женщинам. Видно, за пятнадцать лет он совсем лишился своей мужской силы и теперь не может их всех возлюбить. Потому и тебя не стал звать в свою опочивальню. Побоялся опозориться перед тобой.
Тут отовсюду послышались смешки. Гостей забавляла наша беседа, а я едва не сгорела от стыда. Что происходит? Это какие-то старые счёты Алилаты и Сураджа? Ей приятно прилюдно обзывать его импотентом, чтобы показать своим подданным, как сатрап Старого Сарпаля потерял право быть повелителем своей сатрапии, где верят, будто его семя обладает сакральной силой и должно беспрестанно оплодотворять
Гости всё смеялись, кто-то даже начал придумывать новые остроты про правителя соседней сатрапии, как вдруг двери, ведущие в зал, отворились, и я увидела стражей, что вели за собой Сеюма и Стиана.
Я подскочила на месте, увидев моего любимого, а он тут же направился ко мне, подтягивая поводок, что был привязан к ошейнику Гро.
– Это и есть твой носильщик? – с какой-то странной интонацией спросила Алилата.
– Мой проводник и помощник, – поправила я.
Стоило Стиану вместе с Гро приблизиться к нашему столу, как сёстры-камалистки тут же повскакивали со своих мест и метнулись за спину царицы.
– Моя госпожа, не дай ему приблизиться к тебе. Его зверь может укусить и растерзать тебя.
– Не может, – уверенно произнесла царица.
Во всём её виде появилась такая стать, такая невероятная внутренняя сила, что я поняла одно – царица Алилата никогда и ничего не боится, потому что она всесильна и несокрушима. Благодаря познаниям в колдовстве, покровительству Камали или собственному характеру, но она точно знает себе цену. И все вокруг это видят и чувствуют, и потому признают своей царицей эту необычайную женщину.
– Подойди ближе, проводник, – сказала она Стиану и повелительным жестом указала на освободившийся стул напротив меня. – Садись, выпей вина, отведай угощений. Твоя хозяйка так переживала о тебе, что я решила позвать тебя на пир в честь обретения головы царицы Генетры.
Как же меня покоробило это её "хозяйка", будто я владелица какой-то собаки или коня. Но Алилату ничего не смутило. И Стиан не подал виду, что у него хозяев нет. Он так внимательно, почти заворожённо смотрел на царицу, что моё сердце на миг сразил укол ревности. Правда, я быстро взяла себя в руки, поняв одно: если Стиан и любуется Алилатой, то только потому, что она та самая загадочная царица Румелата, о которой он так много слышал и вот теперь увидел её воочию.
– Благодарю, госпожа, – опомнившись, опустил он глаза, что вызвало у Алилаты загадочную полуулыбку-полуухмылку.
Стиан сел за стол и вскоре рядом с ним возник Сеюм, нервно поправляющий перекинутую через плечо сумку. Как же он изменился – в Старом Сарпале это был всесильный распорядитель гарема, повелитель девичьих жизней, а теперь, вернувшись на родину, он снова стал опальным монахом-сестроубийцей, чья жизнь с момента суда до сих пор находится в руках Алилаты. Сейчас он так заискивающе на неё смотрел, так ждал от неё хоть слова, хоть взгляда в ответ, но она лишь раздражённо махнула рукой и указала Сеюму на свободный стул рядом со Стианом.
Пока слуги подносили новые блюда и кубки, Стиан бросил на меня молчаливый взгляд, полный тревоги и немых вопросов. Я послала ему свой растерянный взгляд в ответ. Гро же тем временем немного покрутился, и хотел было улечься под столом, но тут рука царицы нежданно потянулась к его носу.
– Смотри на меня, дикий зверь, – словно гипнотизируя его, сказала она, – внемли мне. Подчиняйся.
Гро так и замер на месте и даже перестал моргать, а царица под обеспокоенный шёпот сестричек-камалисток коснулась пальцем его переносицы и повела им вверх ко лбу.