Миледи и притворщик
Шрифт:
– Обычный горожанин.
– Тогда откуда эта изощрённость? Зачем он так с мертвецом?
– А что ему делать? Человек умер, его надо хоронить. В Старом Сарпале тело бы просто сожгли, но здесь, как видишь, не так много кустарников, чтобы заготовить дрова для погребального костра. Они нужнее для кухонных печей.
– Почему бы тогда просто не закопать труп?
– Посмотрел бы я на это – усмехнулся Шанти. – Земля здесь совсем скудная. Для посева ячменя ещё хватит, а вот чтобы отрыть глубокую яму – нет, обязательно упрёшься в каменную плиту. Так что жатжайцы выбрали самый естественный способ хоронить своих мертвецов. Я бывал
И Шанти снова подлил мне из меха воду с химическим привкусом. Я бы даже сказала, с фармацевтическим.
– Что ты подсыпаешь в воду? – твёрдо спросила я.
– Целебные травы, чтобы тебе было легче идти вверх и не растерять силы при встрече с горным демоном на вершине, которую он охраняет.
– Там наверху город, и демон там жить не может.
– Демон может жить где угодно. Даже в Жатжайском храме.
Ох, как же я устала от этих сказок.
– Шанти, скажи честно, перед подъёмом ты всякий раз подсыпаешь мне какое-то аптечное лекарство. И каждый раз ты не о демоне на вершине думаешь, а о том, что меня снова сразит горная болезнь. Что у тебя в воде?
– То, что тебе всегда помогает. У тебя ведь больше не болит голова, и глаз не слепнет?
– Не слепнет. Но я всё равно имею право знать, что пью. Один уже подлил мне в херес… Не важно. Я просто рассчитываю на честность с твоей стороны. Это какие-то толчённые таблетки?
– Откуда им у меня взяться?
– Из аптеки в Фариязе.
– С тех пор, как тромцы покинули Старый Сарпаль, в Фариязе больше нет аптек. Только контрабанда для богатых вельмож.
– Значит, эта контрабанда каким-то образом попадает тебе в руки, так?
– Не спрашивай меня об этом.
– Брось, мы же сейчас не в Старом Сарпале. Мне можешь сказать. Ты ведь не просто покупал какие-то лекарства у тромских контрабандистов. Ты точно знал, что берёшь лекарство от горной болезни. Откуда ты вообще о ней слышал, ведь в Старом Сарпале нет высоких гор.
– Зато в Старом Сарпале есть демоны, – с полуулыбкой ответил мне Шанти. – А про них я знаю многое. Особенно то, что они живут в Жатжайских горах и любят мучить проходящих мимо хорошеньких девушек. Всё, отдохнули, идём дальше. У нас сегодня столько дел…
И он двинулся вверх по тропинке. Я же поняла, что ничего от Шанти не добьюсь – очень уж он скрытный ввиду своего происхождения и недоброжелательности окружающих его людей. А сам очень даже вежливый. Хорошенькие девушки... А мне всё было любопытно, считает ли меня полукровка уродливой великаншей с кошачьими глазами или же нет.
Стоило нам подняться к крепостным стенам и пройти сквозь туман и ворота, как мы окунулись в бурлящую жизнь города. Толкотня быстро привела наш караван к рынку, где Шанти намерился продать двух овец. Но сделать это оказалось не так просто. Лавочник из скотного ряда, посмотрев на Шанти и его одеяние, а вовсе не на животных, первым делом сказал:
– Сдаётся мне, не твои это овцы, чужак.
– А чьи же
– Откуда мне знать, у кого ты их угнал, когда обратился в волка.
Тут лавочник кивнул в сторону Гро, и я не смогла сдержать смех. Он думает, что Шанти в облике собственного пса крадёт скот? Как он вообще себе это представляет?
– А это что за нелюдь с тобой? – тут же отреагировал лавочник, глядя на меня в упор.
– Прости, господин, – не сдержалась я, – но я тебя не оскорбляла.
– О, да ты эту нелюдь ещё и человеческому языку обучил, – удивлённо покачал головой говорливый нахал. – А где ты её выловил? В лесах Санго? А я думал тамошние нелюди волосаты и обвисшие груди на плечи закидывают.
С каждым мигом нас всё плотнее и плотнее обступала толпа зевак. Гро люди сторонились, а вот ко мне так и норовили протянуть руки, чтобы коснуться кожи на руках. Кто-то даже начал щупать мои волосы.
– Шанти, что происходит? – пытаясь не выдавать нахлынувший страх, шепнула я.
– Ничего страшного. Просто тебя не считают человеком, а меня приняли за оборотня.
– Что за глупости, Шанти? Объясни им, что мы нормальные люди.
А это оказалось не так-то просто сделать. Жатжайцы твердили, что у Шанти и Гро глаза не случайно одного цвета, да и не бывает у людей и даже собак голубых глаз. Тут я поняла, что в этих краях никогда не видели ни аконийцев, ни тем более тромцев. Меня и вовсе приняли за какую-то гигантскую дикую обезьяну, про которую в Эрхоне кто-то что-то слышал, но что из себя представляет та самая лесная нелюдь, никто толком сказать не мог.
Внезапно юная девушка с причёской из множества длинных косичек взяла меня за руку и начала считать, тыкая ногтём по моим пальцам:
– Один, два, три, четыре, пять, – потом она взяла другую мою руку и продолжила, – один, два, три, четыре, пять. Хм, а ещё у людей и на ногах должно быть по пять пальцев.
Пришлось мне усесться на мешок крупы, чтобы снять ботинки и позволить девушке продолжить счёт. Надо же доказать толпе, что я и вправду человек.
– А ещё у людей четырежды по восемь зубов.
Я стерпела и это: пришлось открыть рот, чтобы девушка повертела моей головой, внимательно осмотрела мои зубы и пересчитала их все.
– Ой, а два зуба-то железные, – ахнула она.
– Это коронки, – с досады взвыла я.
Аконийское словечко никто из присутствующих не понял, зато половина зевак окончательно махнула на меня, этакую железнозубую нелюдь, рукой, а другая половина начала придумывать новые тесты на человечность.
– Нет, снимать одежду я не стану, – твёрдо и громко предупредила я всех, когда чья-то женская рука потянула мою накидку из одеяла. – И груди у меня нормальные, не обвисшие. Через плечи их не перекинуть.
– Вроде и человек, – задумчиво протянула в тишине щуплая старушка. – А вроде и не совсем.
– Я человек, честное слово. Просто я родилась не в Сарпале, а на заморском северном континенте, где у людей могут быть и чёрные, и белые и красные волосы. И глаза могут быть кошачьими. И солнце у нас на севере светит не так ярко, чтобы наша кожа смуглела.
– Да ладно уж, пусть будет человеком, нам-то что, – наконец сжалился надо мной противный лавочник, чтобы снова взглянуть на Шанти, – а этот точно в ночи в своего волка обращается. Вон, на привязи его держит, от себя не отпускает. И глаза эти рыбьи… Таких глаз у простых людей не бывает.