Милитариум. Мир на грани (сборник)
Шрифт:
Ночь была темной, не видно ни зги. Впереди, всего в полутора километрах, начинались германские позиции, за ними – подтянувшиеся к фронту обозы и склады. Немец готовился атаковать послезавтра. Но разведка прознала об этом, и в ставке Верховного было решено упредить врага, мощным ударом атаковать первыми сразу в трех направлениях. Смести внезапными залпами «Катюш» фронт германцев и ударить в образовавшиеся прорехи всеми силами, пока кайзер не очухался.
Стрельников снял телефонную трубку, покрутил рукоятку динамо на стене, рявкнул в конус на мембране:
– Команда «Готовсь»!
Клим украдкой
Секунда, вторая, третья…
Металлические крыши на вагонах стали раздвигаться, одновременно все шесть Открылись темные зевища, и оттуда, синхронно, как на смотре, и совершенно бесшумно стали подниматься платформы с установками, боевыми расчетами и ящиками ракетных снарядов.
Первый залп уже был снаряжен. Шесть установок, по двадцать четыре ракеты на каждой, установлены в три ряда. В темноте на рельсовых направляющих едва угадывались остроносые снаряды с маленькими крылышками по бокам.
– Поездной группе «Стоп машина»! – сказал Стрельников в телефон.
Бронепоезд нервно дернулся, останавливаясь. Приглушенно лязгнула сцепка.
– Команда «Прицел»! Группа целей «А»!
Засуетились расчеты, чуть качнулись установки, наводимые механическими тягами на цель.
Игнатий Константинович словно окаменел весь. Руками обхватил предплечья, нервно покусывал губы, всматривался в темень – всё ли в порядке с установками? Будто и не армейский капитан теперь, а по-прежнему рефлексирующая интеллигенция!
Минута на прицеливание. Строго по нормативу. Мигнули один за другим шесть фонариков со всех вагонов – есть прицеливание, готовы.
– Ну-с, господа, с богом, – прошептал Стрельников, а в телефон гаркнул что есть мочи:
– Первый, второй, третий, четвертый, пятый, шестой! Поочередно, полным залпом, огонь!
Полыхнули вспышки запальников. С нарастающим шипением рванули в небо ракеты первого ряда. Протяжно запели «тю-у-у», набирая высоту. Легли на курс, обозначившись в небесах огненными полосками, победно и громогласно запели «вау-у-у», пикируя, словно углядели впереди искомые цели.
А следом уже пошла вторая волна ракетных снарядов, за ней тут же рванула и третья.
Впереди, за линией фронта, расцвели грядки огненных цветов. Бабахнуло, загрохотало, жахнуло звуковой волной в уши. Небо озарилось разгорающимися пожарами. Повалил дым.
– Молодцы, орелики! – Стрельников сдвинул фуражку едва ли не на затылок. – Накрыли немчуру первым же залпом!
Игнатий Константинович стоял молчаливый, снова побелевший лицом. Во все глаза глядел на пожарище за фронтовой линией.
– Второй залп готовсь! – скомандовал Стрельников.
…А утро потом выдалось хорошее, солнечное и теплое. Словно и не было ночного огненного кошмара.
По телеграфу сообщили, что и другие бронепоезда успешно отстрелялись. Все в самое яблочко, и в ракетных установках ни одного отказа. В образовавшиеся бреши пошли прорывные части Брусилова, Корнилова и Юденича, растеклись на всю ширину фронта, громя противника.
Стрельников распорядился всем отдыхать после ночных стрельб. Но Игнатий Константинович спать не захотел, а вознамерился лично прибыть в полевой штаб, который расположился в двух километрах к северо-востоку, в только что занятом городишке Вирзиц: хотел убедиться,
Шли неспешно, у самого Вирзица их нагнал караульный взвод под командованием поручика Дебольского.
– Взвод, равнение направо! – скомандовал поручик, углядев их на обочине дороги. Молодцевато вскинул ладонь к виску в военном приветствии, распорядился громогласно:
– Песню запевай!
Взвод словно только и ждал команды.
– Расцветали яблони и груши, – начал молодой и задорный голос, и тут же многоголосие подхватило:
Поднималось солнце над рекой.И бежали немцы от «Катюши»,От российской мощи огневой!Игнатий Константинович остановился столбом, удивленно выкатил глаза.
– Это… Это что же такое? – спросил приглушенно, когда взвод, подняв завесу пыли, промаршировал мимо. – Кто песню сочинил?
– Музыку под гармонь Ленька Дербенев подобрал, из хозроты который, – Ворошилов заулыбался довольно. – А слова… Слова, знамо дело, народные!
Ну, не будешь же рассказывать капитану, что третьего дня всю ночь промучился, сочиняя поэзию?
В Вирзице с делами управились только к трем пополудни. Отобедали при штабе, вышли пройтись, взглянуть на городишко. Ничего особенного: кирха, банк, местная управа, дома господские. Прошлись до самой окраины – дальше только степь. У крайнего каменного дома заметили группу людей, все в черном, батюшка католический, катафалк с запряженной лошадкой.
– Хоронят кого-то, что ли? – Игнатий Константинович остановился. – Ну-ка, Климушка, сбегай, узнай.
Сбегал, узнал.
– А таки хоронят, Игнатий Константинович, – сообщил, вернувшись. Кивнул в сторону дома на краю городка:
– Здесь семейство фон Браунов обитает, местного помещика. Вот ихнего сыночка сегодня ночью шальным осколком и убило. Аккурат когда мы стрельбу начали, он проснулся, подбежал к окну. Верно, думал, что фейерверк праздничный устраивают. Ну, его прямо в головку и шарахнуло… Всего-то три годика от роду мальцу было. Вернером звали…
Десантный модуль «Галеон» завис над лунной поверхностью в невидимом режиме на высоте сто метров. Чеслав Волянецкий и Игорь Лосев могли видеть всё, а их увидеть было невозможно.
Полтора часа назад «Святая Екатерина» мягко опустилась на четыре металлические ноги у северо-западной границы Океана Бурь. Алексей Леонтьев мастерски посадил лунник. Едва заметное облачко пыли лишь на несколько секунд поднялось под днищем корабля.
– Кстати, Чеслав, – Лосев полуобернулся к сидевшему в соседнем кресле Волянецкому, – а почему русские назвали свой посадочный аппарат «Святая Екатерина»? Помните, в других мирах – «Орел», «Родина», «Заря»? А здесь – не «Россия», не «Русь», а почему-то «Святая Екатерина». Ну, не странно ли, а?