Милитариум. Мир на грани (сборник)
Шрифт:
Другие солдаты также выстроились перед командиром.
– Вольно. Николай Скворцов, отнеси ведра и щетки на кухню, остальные – свободны. А я перед Аствацатуровым отчитаюсь.
– Есть!
Солдатские сапоги загрохотали по лестнице.
Гаспар Эдесян подошел к узкому окну, в лицо дунул теплый ветер. Пахло цветами и гнилью. И соленой водой.
– Я искать тьебя, – чернокосая вошла в зал совершенно бесшумно. – Мнье сказать, ты пол мыть.
– Вот спасибо им, – буркнул Эдесян с большим раздражением, чем хотелось бы.
– Я устроить Ануш в моя пещера.
– Ануш?
– Женщина, который ты привез. Она не такой старый, как кажется. Бьеда делать ее старше. Я уговорить
– Молодец, солдат. Хвалю. Свободен.
Иония не двинулась.
– Что-то еще?
– Я помогать Ануш. Теперь хотьеть помогать тьебе.
– Э…
Иония двинулась к выходу. Обернулась.
– Идти.
Гаспар Эдесян озадаченно моргнул, но всё же пошел следом.
– Показать хотеть что-то, – пояснила девушка, спускаясь по лестнице, некогда «парадной», а сегодня – дряхлой, с раскрошившимися ступеньками.
После они прошлись по узкому каменному карнизу, поднялись по новой лестнице, более высокой и отвесной. И оказались на смотровой площадке, кое-где сквозь камень пробивалась трава. У стены кто-то предусмотрительный навалил сена. Айсорка поманила к краю, и русский армянин Гаспар Эдесян узрел во всей красе озеро Ван, которое сами ванцы гордо величали «морем». Конечно, видел он его не впервые. К городу подходили со стороны пристани. Но одно дело, когда маршируешь на бой – не до красот, совсем иное сейчас. Синие волны мягко бились о берег, отталкивались о землю и убегали за вечерний горизонт. Вытоптанная врагами равнина, казалось, выдыхала с облегчением, дышала свободой. То тут, то там валялись обломки досок, колесо от телеги, прочий мусор – следы турецкой армии. Эдесян всмотрелся вдаль – не появится ли белогривый красавец? Красавца не было, зато некрупное мохнатое животное с разбегу плюхнулось в воду и радостно поплыло прочь от берега. Эдесян удивленно обернулся к спутнице.
– Это ван-кедиси. Турьецкий ванский кошка. Льюбит плавать.
– Ясно. Где ты русский выучила?
– Мой отец – купьец. Был. Торговать много с Россия. Шерсть продавать.
– Ясно. Мой тоже купец, – солдат невесело хмыкнул, будто вспомнил нечто досадное. – Откуда ты?
– Из Урфа. Они приходить ночью, всю мою семью, всех соседей, всех наших друзей… Я сбежать. Как – не знать сама. Та ночь – мнье снится, но наяву плохо ее помнить. Сюда добратся, услышать, что ополченцы собьиратся в Ван.
Гаспар Эдесян помолчал – бывает, что не всё выразишь словами. В душе клокотал гнев наполовину с отчаянием. Хотелось помочь, сделать хоть что-то. Но… Он простой русский солдат, он всего лишь выполняет приказы.
– Иония. Что означает твое имя?
Она смотрела вдаль.
– Голубка – по-вашему.
– Правда? Как странно…
Голубку он ждал, о голубке мечтал последние месяцы своей жизни в Петербурге. Только та была другой. Белокрылой и нежной – юной графиней. Разумеется, звали ее иначе – Ольгою Александровной, лишь в мыслях он обращался к ней «голубка», да при редких коротких встречах. И вот, получается, судьба новую пташку послала? Взамен о несбывшейся?
Гаспар попробовал представить юную графиню в солдатской форме, с полоской пыли на нежной щеке. Не получилось. Тогда он резко развернул айсорку лицом к себе, заглянул в бархат глаз.
– Ты говорила, что собираешься чем-то мне помочь?
– Да.
И впилась губами в его губы.
Полетели на пол гимнастерки.
– Голубка моя, – прошептал Гаспар, стягивая с Ионии брюки, но видя перед собой юбку персикового цвета, расплетая черные косы, а видя светлые кудри, лаская тяжелые груди, а видя, видя… – Голубка.
Была глубокая ночь, когда русский армянин и айсорская беженка
Только тогда старший унтер-офицер Эдесян вспомнил, что так и не отчитался перед Аствацатуровым.
Тенью скользить по горам. Времени мало, но она быстрая.
Рассветный ветерок приятно холодит тело, которое еще помнит ночное тепло. Легкая улыбка трогает губы. Гаспар Эдесян повел добровольцев на утреннюю пробежку с разминкой, а о ее «пробежке» никому знать не обязательно. Этот русский армянин решил, что покорил ее. Что ж… с ним хорошо, и нежно, и жгуче, и лучше, чем со всеми, кто был раньше, но он ей не хозяин. И те – другие, не хозяева. Она и только она будет владычицей своей судьбы. И пусть пока вынуждена подчиняться, но это временно. Это пройдет. Она подождет. Она умеет ждать.
Еще один перевал.
Уже скоро.
– Сынок, ты Ионию не видел?
Эдесян остановился перед Ануш – пожилая женщина латала чьи-то штаны во дворе цитадели и выглядела гораздо лучше, чем при их первой встрече.
– С утра найти не могу. Проснулась, а ее нет нигде.
Эдесян только плечами пожал. Ему всё утро было не до Голубки. Неделю он муштрует новобранцев, пора бы уже показать командованию результат. К тому же Аствацатуров, разозленный забытым отчетом, закрепил за взводом Эдесяна уборку территорий на всю неделю. Правда, сегодня он от этой обязанности избавлен – поступил приказ от полковника Серова взять людей из взвода и обученных добровольцев и отправиться в обход территорий. Наконец-то – дело! Другими словами, ночью-то он Голубке рад, но днем не до нее совершенно. Оттого помочь пожилой армянке солдат ничем не мог.
– Ладно, – махнула рукой женщина. – Спасибо тебе, сынок.
– За что?
– Это ты послал ко мне Ионию, я знаю. Она не то чтобы заменила мне дочь… Боль моя не утихла и не утихнет до конца никогда, и сегодня снова ночь напролет проплакала, но я снова нужна кому-то. Она ведь тоже, как и я…
Гаспар Эдесян кивнул. Никогда не знал, что говорить в таких случаях.
К вечеру сгущается туман, и кажется, что по Вану летят лишь головы в солдатских фуражках. В густой мгле полуразрушенный город выглядит мистически, вот выплывает здание суда, смотрит на тебя пустыми глазницами разбитых окон, вот возникает изувеченное дерево, шевелит уцелевшими ветвями, вот пустота скулит собачьим голосом. Караул доходит до Айгестана. Беседки, что не так давно утопали в зелени и звенели смехом, сейчас молчат вытоптанными цветниками, выломанными перилами. Шорох слева. Полуночная птица.
Полусонные дома. Осиротевший ручей течет на окраине Айгестана.
Нога спотыкается о невидимые в тумане бревна, брошенные на дороге. Гаспар Эдесян останавливается на миг. Слышатся ругательства – строй сбивается с шага.
И тут же – шум впереди, быстрая тень.
– Ложись! – только и успевает крикнуть Эдесян.
Над головой свист пуль.
Во мгле мелькают силуэты, доносится курдская речь. Эдесян шепотом и жестами отдает команды, и уже через полминуты курды взяты в кольцо. Их оказывается вдвое меньше, чем ванских караульных. Кому-то удается улизнуть в туман. Солдаты прикрывают Эдесяна огнем из винтовок, он заряжает гранату. Вспышка в сумраке, грохот. Пятеро курдов ложится на месте. Двоих ранят и берут в плен. Маленький, худой курденыш орет и вырывается, пока не получает прикладом по голове. Его соратник, плотный и хмурый, с густой бородой, идет молча.