Миллениум. Тетралогия.
Шрифт:
Микаэль Блумквист пришел домой уже за полночь, и хотя он безумно устал и ему предстояло вставать ни свет ни заря, он сразу уселся за компьютер и принялся искать информацию об Эдвине Нидхэме. В мире оказалось довольно много людей с таким именем и фамилией – в частности, успешный регбист, которому после лечения от лейкемии удалось вернуться в спорт. Один Эдвин Нидхэм, похоже, являлся экспертом по очистке воды, а другой ловко умел попадать на общие снимки, причем с глупым видом. Но никто из них не годился на роль человека, расколовшего личность Осы и обвинявшего ее в преступлении.
Зато существовал некий Эдвин Нидхэм,
Имелась также его фотография, на которой он, голый до пояса, ухмыляясь, вытаскивал крупного лосося, но таких снимков в рыболовном контексте существует великое множество. Такая же скукота, как и все остальное. И тем не менее постепенно Микаэль начал задумываться над тем, не являются ли скукота и безликость намеренными. Он еще раз перечитал материал, и у него возникло ощущение вымысла, ширмы, и медленно, но верно стало появляться убеждение: это тот самый парень. Тут попахивает разведкой, разве нет? Напоминает АНБ или ЦРУ…
Блумквист снова посмотрел на фотографию с лососем, и ему показалось, будто он видит уже нечто другое – крутого парня, который просто притворяется. В его постановке ног и насмешливой ухмылке на камеру чувствовалось нечто неколебимое, по крайней мере, так посчитал Микаэль. И он опять подумал о Лисбет. Следовало ли ей что-нибудь сказать? Нет причин сейчас волновать ее, особенно раз он сам еще ничего не знает, и журналист решил лучше лечь в постель. Ему требовалось пару часов поспать и иметь более или менее ясную голову, когда он ранним утром встретится с Эдом Нидхэмом. Блумквист в задумчивости почистил зубы, разделся, лег – и только тут осознал, что устал сверх всякой меры. В сон он погрузился мгновенно. Ему снилось, что его тянут вниз и начинают топить в реке, в которой стоял Эд Нидхэм. Потом у него останется смутное воспоминание о том, как он ползал по дну реки с мечущимися, бьющимися лососями…
Но проспал он, вероятно, не слишком долго. Резко проснулся с ощущением того, будто что-то упустил. На ночном столике у него лежал телефон, и Микаэль подумал об Андрее. Он все время подсознательно думал про Андрея…
Линда заперла дверь на два замка, и в этом, разумеется, не было ничего странного. Женщина с ее прошлым, естественно, должна соблюдать меры предосторожности. Тем не менее у Андрея возникло неприятное ощущение. Он убеждал себя в том, что дело в квартире. Она выглядела совсем не так, как он ожидал. Неужели это действительно дом подруги?
Широкая, но не особенно длинная кровать с обоих концов была снабжена сверкающими стальными решетчатыми спинками. Черное покрывало вызывало ассоциацию с
С другой стороны, он сильно нервничает и наверняка все преувеличивает. Возможно, просто пытается найти оправдание, чтобы сбежать… Человеку всегда хочется сбежать от того, что он любит, – кажется, нечто подобное говорил Оскар Уайльд? Андрей посмотрел на Линду. Он по-прежнему считал, что никогда не видел такой обворожительно красивой женщины, и уже одно это пугало его. Но тут она подошла к нему в своем облегающем синем платье, подчеркивающем ее формы, и спросила, точно прочитав его мысли:
– Тебе хочется уйти домой, Андрей?
– У меня довольно много дел.
– Понимаю, – сказала она и поцеловала его. – Тогда, конечно, иди домой и занимайся своей работой.
– Наверное, так будет лучше, – пробормотал Зандер.
Она прижалась к нему и снова поцеловала его – с такой силой, что Андрей больше не мог сопротивляться. Он поцеловал ее в ответ, обхватил руками, и тут она оттолкнула его – так сильно, что он закачался и упал спиной на кровать. На какую-то долю секунды Зандер испугался. Но Линда улыбалась столь же нежно, как раньше. Тогда он сообразил: это просто игривая агрессивность любви. Кажется, она действительно хочет его? Она хочет заниматься с ним любовью здесь и сейчас…
Андрей позволил ей усесться на нем верхом, расстегнуть ему рубашку и провести ногтями по животу; глаза ее при этом горели ярким огнем, а большая грудь вздымалась под платьем. Рот был открыт; струйка слюны стекала к подбородку, и она что-то ему шептала. Поначалу он не расслышал, что именно. Но это было: «Сейчас, Андрей».
– Сейчас!
– Сейчас, – неуверенно повторил он, чувствуя, как Линда стаскивает с него брюки.
Она оказалась более ловкой, чем он ожидал, более умелой и неистовой в своем вожделении, чем кто-либо из его знакомых.
– Закрой глаза и лежи, не шевелясь, – велела Линда.
Он закрыл глаза, замер и заметил, что она чем-то шуршит, но не понял, чем. Затем послышался щелчок, и он почувствовал что-то металлическое у себя на запястьях, а открыв глаза, увидел, что на них надели наручники. Зандер захотел было воспротивиться, но протестовать он умел плохо, а тут все произошло быстро, молниеносно… Словно обладая большим опытом, Линда пристегнула его руки к спинке кровати, затем связала ему ноги веревкой и крепко стянула.
– Осторожней, – попросил он.
– Ну, конечно.
– Хорошо.
Она посмотрела на него каким-то новым взглядом, не совсем приятным, как ему подумалось. Затем что-то сказала громким голосом. Вероятно, он ослышался.
– Что? – переспросил он.
– Сейчас я буду резать тебя ножом, Андрей, – сказала Линда и заклеила ему рот большим куском скотча.
Микаэль Блумквист попытался уговорить себя, что беспокоиться незачем. Почему с Андреем должно было что-то случиться? Никто – кроме него самого и Эрики – не знал о том, что Зандер знает об укрытии Лисбет и мальчика. Они проявляли крайнюю осторожность с информацией, б'oльшую, чем когда-либо. Но все же… почему до парня не дозвониться?