Миллион миров с тобой
Шрифт:
Судя по размаху фрески и плиткам на полу, я предполагала, что рисую в каком-то гражданском здании, которое ближе всего подходит к здешней ратуше. Но это, оказывается, железнодорожный вокзал, настолько роскошный, что БАРТ выглядит как мусорная свалка. По мере приближения к нашему поезду толпа становится всё гуще. Очевидно, мы прибыли сюда в самый разгар часа пик. Сам поезд чистый, но немного старомодный. Никакой рекламы. Мы с Джози так тесно прижимаемся друг к другу, что у нас нет возможности поговорить. Я даже не уверена, что смогла бы поднести руки к лицу.
Мы сходим только после двух остановок, и я тщательно отмечаю станцию и направления, на случай если мне придётся ориентироваться в этом
Мы с Джози сворачиваем за угол, и я вижу статую Ленина высотой в несколько этажей, которая, казалось бы, стоит против сильного ветра и указывает вперёд. Когда я позволяю своему взгляду следовать за направлением его пальца, я мельком вижу далекие, разноцветные луковичные купола Собора Василия Блаженного.
Россия, я думаю, волна ностальгии захлестнула меня. Я знала, что это может быть она, как только узнала Ленина на фреске и стиль, но что-то подобное могло быть нарисовано в любой стране советского блока после революции. Я могла бы уехать куда угодно, от Эстонии до Украины и, поскольку это новое измерение с новыми правилами, потенциально даже в Сан-Франциско. Но нет. Я снова в этой стране, которая так много для меня значит.
Однако это совсем другая Россия. Вместо красивого, элегантного Санкт-Петербурга я, кажется, живу в Москве, и держу пари, что во вселенной, управляемой царём Александром, Москва выглядит лучше, чем здесь. Все здания, построенные в предыдущем столетии, сделаны из простого бетона, архитектура настолько скучная и не вдохновляющая, что эффект должен быть преднамеренным. Элегантные станции метро свидетельствуют о более ранней эпохе, которая хотела, чтобы её общественные места вызывали благоговейный трепет. Очевидно, это чувство давно угасло. Машины, проезжающие мимо нас, такие квадратные и приземистые, что их можно было бы сжать, чтобы они вписались в набор Лего. Мама говорила мне, что Советский Союз не верил в капиталистический упадок, а упадок, по-видимому, включал производство автомобилей в любом стиле, кроме “уродливого".
Сейчас сумерки. Джози, должно быть, устала после рабочего дня, но всё её внимание сосредоточено на мне, когда она спрашивает:
— Хочешь, я провожу тебя до дома? Я не против.
В лучах заходящего солнца её палец блестит, когда она говорит со мной, и я понимаю, что на нём тонкое золотое кольцо. Обручальное кольцо? О, пожалуйста, не дайте ей выйти замуж за Ватта Конли в этой вселенной. После кровавой смерти в той последней, роковой автомобильной катастрофе во вселенной Триады, я никогда больше не смогу увидеть его лицо, не вспомнив, как оно выглядело после того, как было расколото. И даже миры, где он нормальный парень, где его любовь к Джози искренняя и хорошая, напоминают мне, что его горе по ней подпитывает жестокую бойню измерений в Главном Офисе.
— Эй, — Джози хмурится. — Ты поняла, что я сказала?
— Да, извини. Я действительно плохо себя чувствую. Если бы ты могла проводить меня домой, я была бы тебе очень признательна, — моя улыбка, вероятно, выглядит довольно слабой, но Джози решит, что это потому, что я устала или что-то случилось. Конечно же, она протягивает мне руку, чтобы я могла держаться за неё. Это странно формальный жест, но в то же время нежный, то, что Джози не сделала бы дома, даже когда она суетилась вокруг меня. Может быть, это что-то отчетливо русское, а может быть, оно принадлежит к этому измерению, которое я называю Московским.
Очевидно, мы с Джози больше не живём в одном доме. Ну, если она замужем, неудивительно. Она должна жить со своим мужем, мистером кем угодно, только не Ваттом Конли. Теперь, когда я внимательно оглядываюсь вокруг, я вижу множество других людей её возраста и даже моего возраста, которые определённо идут с работы, а не из
Судя по машинам и поездам, технологический уровень примерно такой же, как у нас в начале 1980-х годов, так что мои родители даже близко не приблизятся к разработке собственной технологии Жар-птицы. Но если они ведущие учёные в Московской вселенной, как и в большинстве миров, то у них будет доступ к тем материалам, которые понадобятся Полу для создания стабилизатора. Мы можем сохранить это измерение в безопасности.
Мой жилой дом, оказывается, был построен ещё до революции. Поначалу я радуюсь, что живу где-то, где не так уж и уныло, даже если краска плоская и серая, а оригинальные украшения, которые были на дверях и окнах, сколоты или опилены. Когда на улице светло, свет, должно быть, струится через большие окна, освещая большую прихожую и широкие залы. Затем я обнаруживаю, что дореволюционный означает не только "красивый и характерный", старый также означает "лестница". Слава богу, я живу на третьем этаже.
Когда мы проходим через парадную дверь моей квартиры, я снимаю шляпу и начинаю расстёгивать пальто, стремясь устроиться поудобнее и исследовать окрестности. Первое, что меня поражает, это то, что это место довольно маленькое для меня, мамы и папы. Мы с Джози заходим на кухню, крошечную, со старинной бытовой техникой и без микроволновки, но она вся белая и приятно уютная. Гостиная тоже маленькая, и стены выкрашены в глубокий, ярко-зелёный цвет, который почему-то кажется скорее живым, чем подавляющим. На деревянном полу нет ковра. Маленький столик отодвинут в сторону и накрыт белой скатертью с вышитыми по краю красными цветами. Портреты моих родителей, Джози, людей, которые должны быть друзьями, и чей-то ребёнок висят на стенах чёрно-белыми фотографиями в рамках. Компактный, довольно выцветший диван стоит перед старомодным, квадратным телевизором, экран которого едва ли больше, чем у ноутбука, переполненные книжные полки занимают почти всё оставшееся пространство стены. И действительно, на полках громоздятся тонны научных текстов вперемежку с романами и стихами, которые, должно быть, принадлежат мне. Несмотря на то, что я никогда раньше не видела эту квартиру, на каком-то глубинном уровне мне кажется, что это может быть мой дом.
Кто-то хлопает меня по плечу, и я подпрыгиваю. Джози стоит прямо за моей спиной. Я совсем забыла, что не услышу, как она подойдёт.
— Ты уверена, что с тобой всё в порядке? — Джози наклоняет голову, изучая меня. — Тебе будет хорошо здесь одной какое-то время?
— Определённо, — мама и папа, должно быть, ещё не вернулись с работы. — Я немного вздремну. Это всегда помогает.
— Без сомнения, это поможет, — Джози целует меня в щёку, ещё один знак любви, который она не проявила бы в нашем мире. — Слава богу, сейчас не твоя очередь отвозить Валентину домой. Тебе нужно отдохнуть.
— Не беспокойся обо мне. Серьёзно, — есть ли у нас в этом мире третья сестра? Или, может быть, Валентина — это коллега, с которой я время от времени езжу на работу. Пока это не очередной клон, я справлюсь. — Джози, тебе пора домой. Твой муж будет гадать, где ты пропала.
— Сегодня играет хоккейная команда Юрия, помнишь? Но если я хочу попасть на игру, мне нужно поторопиться, — Джози выскакивает за дверь. — Увидимся завтра!
Я машу ей рукой перед тем, как она исчезает за дверью, и облегчённо вздыхаю. Юрий. Хотя я понятия не имею, кто такой Юрий, он не Ватт Конли, и этого мне вполне достаточно.