Миллион открытых дверей
Шрифт:
Нет. Не домой. «Дом» — это была моя старая квартира в Молодежном Квартале. Об этом мне не следовало забывать.
В Центр я прибыл более или менее выспавшись, поскольку за рулем мы с Аймериком сменяли друг друга. В вестибюле скопилось множество людей, и Торвальд отчаянно старался поскорее опросить всех и зарегистрировать.
— Это новички, — объяснил он мне. — Я, как только пришел, первым делом занялся их оформлением.
— Правильно сделал. Но откуда они все взялись?
— Понимаете, похоже, в ПСП придержали
— Сальтини? — сдержанно поинтересовался я.
— Позавтракать я успел, — сообщил Торвальд, и я понял, что мне не стоило спрашивать о Сальтини. — А такое случается, что уж теперь поделаешь.
Я не собирался привыкать к тому, что за мной и всеми остальными здесь шпионят, но поскольку пока не понимал, чем это может быть чревато для Торвальда и вообще для кого бы то ни было, решил этот вопрос не будировать.
Примерно за час мы успели распределить новичков по классам. Торвальда, мягко говоря, не очень порадовало то, что после того как мы записали несколько человек в танцевальный класс, где еще оставались считанные места, остальные не отказались воспользоваться последней возможностью попасть в число учащихся и записались на курс боевых искусств.
Перед началом долгого и трудного дня мы с Торвальдом сели перекусить.
— Представляете, — сообщил мне Торвальд, — некоторые из них говорили, что готовы на убийство ради того, чтобы только попасть сюда, но я, конечно, не поверил, что они действительно имели это в виду.
— Никаких убийств у нас здесь не будет, — спокойно ответил я. Я уже заметил, что Торвальд по утрам капризничает, но это ничего не значило. На самом деле он был одним из наиболее симпатичных, вежливых и раскрепощенных людей, с кем меня пока свела судьба в Каледонии, и одним из немногих, кто вообще выказывал интерес к культуре. Просто-напросто он, как очень многие, не слишком хорошо чувствовал себя по утрам. — Нейропарализаторы мы не будем включать на полную мощность. Они будут вызывать лишь легкое покалывание. Да и шпаги в любом случае не настоящие.
— Спасибо, вы меня очень утешили, — отозвался мой помощник, размешивая в тарелке кашу из разных круп — традиционный местный завтрак. Похоже, мое пристрастие к употреблению на завтрак выпечки и свежих фруктов представлялось ему извращенчеством. — Значит, убивать они никого не будут. Но зато будут бить.
— Есть же разница, — возразил я. — Думаю, твои родственники по-другому отнеслись бы ко мне, если бы я, допустим, не стукнул бы тебя по руке, а снес бы тебе голову.
Торвальд хихикнул.
— Ну, это уж точно. Они бы предпочли, чтобы вы мне голову снесли. Тогда бы они и от меня избавились, и утвердились бы в своем мнении о чужаках.
Я рассмеялся. Настроение у меня было неплохое, несмотря на то что я все-таки недоспал — радовало утреннее солнце.
В те дни, когда солнце светило с утра до вечера, Утилитопия успевала согреться и высохнуть и становилась похожей
— Что это вы смеетесь? — осведомился Торвальд. — Придумываете какой-нибудь новый способ вызывания боли?
— Исключительно в переносном смысле, — ответил я. — Как бы то ни было, расстраиваться тебе не стоит. В ближайшие несколько недель в классе боевых искусств мы будем изучать только стойки и падения. О настоящих поединках пока не будет и речи. Пожалуй, тебе стоит отнестись к своим соотечественникам с большей долей доверия — кто знает, может быть, когда дело дойдет до реальных схваток, им станет отвратительно и тошно, и они дружно покинут Центр.
— Хотелось бы верить, — проворчал Торвальд, налил себе еще чашку кофе и зевнул. — Я сегодня рано встал, — сообщил он, — и хорошо сделал, если учесть этот внезапный наплыв новичков. Все маты вычищены, и танцевальный зал в полном порядке.
— Молодец, — похвалил его я. — Ну а мне пора в большую аудиторию. Через несколько минут начнется урок основ аквитанского языка. А тебе, пожалуй, убрать пыль и снять статическое электричество с видеоэкранов. Ты этим уже занимался?
— Яп. Но прежде чем приступить к этой работе, я уточню инструкции у робота. Уж конечно, мне не хотелось бы испортить произведения искусства.
Может быть, из-за того, что у меня было такое хорошее настроение, меня так расстроили занятия аквитанским в тот день. Все шло довольно сносно, пока мы занимались обычными упражнениями на повторение (большей частью они были посвящены склонениям и спряжениям), неплохо дело шло и с несложными диалогами типа:
«Во die, donz».
«Во die, donzella. Ego vi que te bella, trop bella, hodi».
«Que merce, donz!»
Но когда стало нужно импровизировать в разговорной речи, мои учащиеся обратились в камень. Быть может, я пока и не нашел той темы, которая побудила бы их к желанию высказываться. Я решил, что, вероятно, мне смогут помочь занятия рациональным, родным языком каледонцев, к которым я намеревался приступить на следующей неделе.
Размышляя об этом и пребывая в не самом приятном расположении духа, я спустился вниз, дабы позвать Торвальда на тренировку. Ему предстояло стать моим ассистентом в классе боевых искусств, поэтому его следовало подготовить заранее, и посему один час из четырех, в течение которых он отрабатывал обязательную трудовую повинность, он в последние дни проводил на тренировке.
Судя по тому, как он двигался, я видел, что нагрузку я ему даю тяжелую. Ему явно было больно, но он не жаловался.
Видимо, боль как раз и давала ему такое ощущение, словно он выполняет работу.
Торвальд уже покончил с уборкой и переодевался, когда я пришел в зал. Я поспешил облачиться в костюм для борьбы, и мы немного размялись. Днем раньше мы с Торвальдом начали изучение безоружных приемов ки-хара-до, теперь предстояло их закрепить.
— Venetz! — дал я команду. — Atz sang! Начинаем с ударов по внутренней поверхности голеней. Смотрим в зеркало. Uno, do, tri…