Миллионер
Шрифт:
– А ты... дальше от тела.
– Иди к дьяволу!
– ору я.
– Кто такой трейдер или я за себя не отвечаю!
Посмеиваясь, товарищ коротко излагает суть: тот, кто торгует на валютном рынке - торгует своими деньгами. Услышав такое объяснение, я нервничаю: у меня нет грошей, последние потратил на вафельный тортик.
– Любовь к бабам и сладкому погубят тебя, Слава, - говорит полукриминальный друг.
– Через час жду у барахолки ЦСКА. Постарайся быть один.
– Ты о чем?
– делаю вид, что не понимаю.
– Без любительницы вафель, -
– А то тебя знаю: всегда путаешь дело с телом.
Я нечленораздельно мычу: садистка миндального минета добивается того, что мое тело и моя душа уносятся к звездным россыпям, о которых так мечтал в пыльной обывательской Калуге великий Циолковский.
Правда, после несколько мгновений прекрасный полет прерывается, и астролетчик вынужден вернуться на грешную землю, где его ждут текущие проблемы.
Впрочем, проблема одна - деньги. Вернее, их отсутствие. От мировых войн, революций, экономических депрессией до семейных скандалов - во главе угла все они, проклятые.
Человечество только и занято тем, чтобы добыть для счастья, как можно больше нарезанной бумаги. Правда, одному индивидууму не хватает рублика на бутылку с бесланской водочкой, а другому миллиона для скупки всей алюминиевой, скажем, промышленности. Но это уже мелкие детали нашего шишковатого быта.
Я принимаю душ и рассуждаю о том, сколько конкретно тугриков мне нужно для гармоничного развития своей нестандартной личности.
Думаю, вечнозеленый "лимончик" меня бы устроил. Оторвал бы на распродаже бронированный лимузин и катал бы плюшевых шлюшек по столице. Туда - обратно: тебе и мне приятно.
Эх-ма, мечты идиота! Жизнь тебя, Слава, не учит: за все надо платить. И плата эта - куски твоей клочковатой души.
– Я хочу с тобой, - капризничает губастенькая толстушечка.
– Там стреляют, - отмахиваюсь.
– Поехали, если не хочешь больше жить и любить.
– Я тащусь, - не верит, но вспоминает, что её надо ехать на дачу в Тырново, где надо травить дустом гадов на огороде.
Чмокнув доверчивую дурочку, покидаю её общество и тороплюсь в подземку, удобную для перемещения по жаркому городу. Скрежет и вой электропоезда напоминает мне наши детские игры. Однажды я вырвал Васю, сломавшего ногу при неудачном падении, из-под стального боя скорого. И мы, лежащие на гравии замусоренной насыпи, нервозно посмеялись, когда поняли, что наши тела могло размолотить до кровавых до шариков. Не тогда ли укрепилось наше братство?
Барахолка у комплекса ЦСКА встречала всякого страждущего спортивными призывами укреплять силу, ловкость и мастерство. Тысяча и тысяча "спортсменов" сдавали нормы ГТО, носясь меж торговыми рядами. Над толпой провисал дугой гул всеобщего жора. Новые времена - новые песни.
Своего товарища обнаружил на стоянке у новенького БМВ цвета серебристого истребителя СУ-29. По самодовольному виду Васи Сухого я понял, что именно он приобрел чудо немецкого автомобилестроения. Чтобы испортить праздник другу, я напомнил ему о себе воплем, что тоже хочу такую.
– А это видел, - скрутил кукиш перед моим
– Неконструктивный жест, брат, - заметил я.
– Говори нормально, трепло, - буркнул Сухой, осматривая машину. Работать надо и будет булка с маслом.
– Так я готов, - шаркнул ногой, - к труду.
Мой товарищ скептически покосился на меня, мол, знаю твой, сукин сын, энтузиазм, исчезающий при первой же нескладности, да делать нечего: дал слово - держи.
По его утверждению, меня ждут великие дела и большие деньги, при одном условие: закрыть рот, отщелкать глаза до щек и открыть уши, то есть молчать, смотреть и слушать. И тогда автомобильчик у меня в кармане. Будет - быть может.
– Не люблю я эти гробы на колесах, - плюхнулся на переднее сидение.
– А что любишь?
– Дзюдо, - кивнул на плакат, где два борца находились друг перед дружкой в кимоно и в уважительной позе ресторанных халдеев.
– "Не бойся перемен, к тебе прийдет победа", - напел мой приятель. Сейчас все пошли в дзюдо, - ключ в замке зажигания выразительно хрустнул. И ты тоже научись делать подсечку, и будешь в порядке.
– Подсечку?
– не понял.
– В широком смысле этого слова.
Горячий мир барахолки сдвинулся и замелькал кислотными красками. Мой друг был прав: наступили новые времена, где подсечки, броски через бедро, удушающие приемы и захваты играли решающую роль.
Период дуркового романтизма Большого тенниса закончился, наступил период холодного расчета и голого практицизма. Глупый винно-водочный гуляж уступил место сдержанному юмору и мелким глоткам из фужеров, наполненным минеральной водой с полезным кальцием.
– И куда мы?
– решил поинтересоваться перемещением в пространстве.
– На биржу, - последовал ответ.
– Валютную.
– Я думал, шутишь.
– Скоро будет не до шуток, - как-то недобро ухмыльнулся Сухой, - тебе.
– Не пугай, - заелозил я.
– Моя нервная система и так расшатана, как столб.
– Меньше надо трахаться, остолоп, - нравоучительно говорил водитель, выкручивая рулевое колесо.
– Ты трахаешься, как кролик. Бесконечно трахаешься ты. С кем попало трахаешься ты...
– Заткнись, паразит!
– заорал, не выдержав глумлений над своими принципами, заключающими в том, что любить надо всех дам, которые цветут, когда их... ну понятно о чем речь.
– Какое это имеет отношение к делу?
– Самое прямое, балбес, - огрызнулся приятель.
– Если займешься делом, то должен прекратить крольчатничать.
– Такого уговора не было, - возмутился.
– Предупреждать надо.
– Вот я тебя и предупреждаю.
– Не. Я не согласный. Без баб-с.
– Выбирай: или бабы, или бабки.
Я задумался: проклятая наша жизнь, складывающая так, что постоянно надо выбирать. Хотя выбор этот небогат, как золотовалютные запасы Центробанка.
– Первое я вижу невооруженным глазом, - указал на тротуары, где чахнули без мужской ласки цветы, скажу красиво, удовольствий.
– А где второе?