Миллионеров украшает скромность
Шрифт:
— А у тебя что, есть и другие? Ты им на балконе постелил?
— Вик, — взмолился Павел, — говори, чего пришла. Башка трещит, сил нет! И горючее закончилось.
Войдя в положение страдальца, я изложила свою настоятельную просьбу, и Паша позеленел еще сильнее.
— Да ты что?! Смерти моей хочешь?! Чтоб я копыта откинул?! Не пойду!
— Паш, ты, по-моему, чего-то недопонимаешь, — рассудительно заговорила я. — У тебя значительно больше шансов откинуть эти самые части организма, как раз если господа не получат вовремя требуемое. Ты ведь, кажется, с ними лично беседовал?
— Все равно не пойду! — Несостоявшийся кавалер был на грани
— Ни при чем, — кивнула я. — Вот только пристукнуть собирались кое-кого другого. Даже если я и соглашусь, что это в чем-то несправедливо.
— Да почему ты не можешь пойти?! — взвился парень. — Они тебе велели!
— Мало ли кто мне какую ерунду начнет приказывать. — Я пожала плечами. — Что же мне, всех слушать, что ли? — Видя, что Паша, того гляди, зарыдает, я сжалилась и шепотом пояснила: — Нежелательно, чтобы меня видели в моем теперешнем обличье. Я же не просто так замаскировалась! Хочу проследить за посылкой.
Мы еще попререкались минут десять, после чего я холодно заметила, что в принципе спешить ему уже некуда.
— Это почему? — насторожился упрямец.
— Так ведь времени-то сколько! Ты можешь гарантировать, что ребята нам попались терпеливые и согласятся ждать, пока ты удостоишь их своим вниманием?
Паша задергался:
— Но ведь они меня могут…
— Не мандражируй, — отмахнулась я. — Кто тебе что сделает средь бела дня и в людном месте? Не пристрелят же тебя, в конце концов?
По исказившемуся от ужаса лицу Паши я поняла, что он или регулярно читает российскую периодику, или — что вероятней его приверженности печатному слову — имеет личный опыт, вполне допускающий упомянутое действо.
— Ну ладно, дорогой. — Я поднялась и двинула на выход. — Храни тебя господь.
— Ты что?! — взвыл несчастный. — Уходишь?! А как же я?!
— А что ты? Человек сам творец своей судьбы. И кузнец своих несчастий, — добавила я, подумав.
Что уж стало последней каплей, не знаю, но Паша вдруг затрясся и повалился на кровать, где отходил от физических перегрузок и прочих издевательств над организмом его приятель. Раздался жуткий вопль, но побеспокоил отдыхающую общественность отнюдь не этот притомившийся «труженик».
— Ну, чего ты голосишь? — ласково спросила я. — Совсем ума лишился?
Оказалось, орал он от радости. Потому как задом наткнулся на бутылку. Не то припрятанную соратником на черный день, не то оставленную в качестве стратегического запаса на случай солнечных ожогов.
Заглотив стакан сорокоградусной ракии, Паша незамедлительно повеселел и выразил готовность немедленно отправиться в «Романию». Я его еле перехватила у двери.
— Так и пойдешь? — поинтересовалась я и скосила глаза на несомненные Пашины мужские достоинства, прикрыть которые безрукавка могла бы только в случае, если бы заканчивалась не у пупка, а сантиметров на двадцать — тридцать ниже. Правда, тогда это была бы уже не безрукавка, а мини-платье.
Остановила я расхрабрившегося героя и после того, как он опустошил бутылку и экипировался в заляпанные шорты.
— Теперь-то что не ладно? — недовольно осведомился Паша, изготовившийся к подвигам.
— Может, возьмешь? — Я протянула заклеенный конверт, в котором, кроме ключа, лежала записка с извинениями за опоздание.
Надеюсь, спящий побеспокоился о хотя бы двойной дозе «лекарства», прежде чем отрубиться. И по пробуждении не запамятует, где припрятал бутылку
К тому моменту, как мой молодой соратник скрылся в дверях отеля, я уже несколько минут сидела в такси, нанятом на весь сегодняшний день. Велев шоферу припарковаться недалеко от входа, так чтобы обзор был максимально полным, я вглядывалась в людей, покидающих отель и, наоборот, входящих в вестибюль. Ничего и никого подозрительного я не заметила. Знакомых тоже.
Таксист, широкоплечий игривый мужичок лет сорока, сообщив, что его зовут Василием, счел начало беседы удовлетворительным и принялся развивать ее по всем направлениям. Ясное дело, моя маскировка была рассчитана только на тех, за кем я буду следовать на расстоянии и с кем мне не придется общаться. Я не обольщалась относительно своих талантов изъясняться басом или хотя бы баритоном и не пыталась ввести в заблуждение опытного ловеласа. А что такого? Если я не считаю такой прикид особо женственным и вырядиться в стиле унисекс меня заставили обстоятельства, это еще не означает, что того же мнения придерживаются и остальные представительницы моего пола. Мужик за рулем не первый год, на свете живет и того дольше, следовательно, можно предположить, что нечто подобное он уже видел. Хотя, понятное дело, совсем не обязательно одобряет. Так что все его авансы я объяснила не собственной неотразимостью даже в столь неприглядном одеянии, а исключительно вопиющей неразборчивостью и всеядностью водилы.
На вопрос, касающийся совместного проведения досуга, я ответила отрицательно. Причем отвергла посягательства на свое личное время не только на ближайшие дни, но даже и на месяцы, хотя, по правде говоря, собиралась их провести вне зоны досягаемости дамского угодника. Разумеется, дабы не задеть мужского достоинства самца, упирала не на его непривлекательность в моих глазах, а на собственную занятость.
— Чего мы ждем? — наконец сменил пластинку сердцеед, и я пожалела, что не присмотрела кого-нибудь менее болтливого. Надо было оговорить молчание непременным условием получения гонорара.
— Любовника, — нехотя бросила я, но затыкаться мужик и не подумал.
— А зачем? — не похоже, что перспектива оказаться в эпицентре банальной разборки его сколько-нибудь смутила. Скорее наоборот, знай он заранее, что приобщится к захватывающим событиям, скинул бы цену на услуги.
Ответить я, к счастью, не успела. Не уверена, что моя реплика считалась бы допустимой с точки зрения правил разговорного этикета. Из стеклянных дверей вывалился Павел и, радостно жестикулируя, кинулся к машине.
— Иди к черту, дурак, — зашипела я в приоткрытое окно. — Хочешь все испортить?!
— Да я… — залепетал придурок.
— Дуй в отель и жди меня там! — рявкнула я. Ну надо же, на радостях, что его пока не пристрелили, кретин забыл все мои наставления!
Паша все-таки убрался, и я откинулась на спинку, по-прежнему держа входную дверь под контролем.
— Это твой любовник? — Настырный шофер и не думал проявлять деликатность.
Хотя сейчас я была склонна простить его настойчивость. При первом знакомстве, тем более если контакт оставался чисто визуальным, Павел действительно мог произвести благоприятное впечатление. Высокий, худощавый, с буйной шевелюрой соломенного цвета. Я и сама, до того как он раскрыл рот, прикидывала, не остановить ли на нем тоскующий взор.