Миллионы глаз
Шрифт:
Но он угадал только наполовину. Человек этот был глухонемой. У него не было никаких документов, и он был неграмотный. Все это выяснилось уже потом, в комендатуре завода.
— Да-а-а, вот так случай! — растерянно протянул дежурный по заводу, которому сообщили о случившемся. Он яростно закрутил ручку телефона, вызывая городской отдел НКВД.
Первый допрос глухонемого тянулся долго. Молодой следователь, комсомолец, сержант государственной безопасности, Василий Ратинов терпеливо и настойчиво снимал показания.
— Каким
Тот не понимал.
Тогда следователь крупными буквами написал вопрос на бумаге, дал прочесть.
Глухонемой беспомощно развел руками, замотал головой: дескать, не понимаю, не умею читать. Ратинов громко повторил то же самое, разделяя каждую букву, сопровождая их выразительной мимикой, жестами.
Глухонемой слушал внимательно, не отрываясь смотрел на следователя; на лице его видно было огромное напряжение. Он силился понять и наконец понял. Обрадованно закивал головой. Теперь объяснял он, а Ратинов силился понять.
Он — нищий, живет милостыней. Ходит по городам. В этом городе никого не знает. Родных нет. Когда наступила ночь, он был на окраине; не знал, где переночевать: с бульвара гнали. Проходя мимо стены, подумал, что там какой-нибудь дом, бараки, перелез через стену. Увидел, что ошибся, но назад лезть побоялся: заметил часовых. Пошел по двору. Собака бросилась на него… Хорошо, что была на цепи… С перепугу побежал, потом залез в трубу и уснул… Вот и все. Документов нет, была старая трудовая книжка, да потерял ее где-то в дороге.
Ратинов внимательно следил за глухонемым и все понимал, что объяснял тот руками и мимикой, и вместе с тем почему-то росла в нем уверенность, что глухонемой этот все врет.
Он решил доложить начальнику горотдела НКВД о ходе следствия, о своих подозрениях и посоветоваться. Глухонемого он оставил с часовым, а сам прошел в кабинет.
— Ну, как дела, товарищ Ратинов? Получили показания? — улыбаясь, встретил его начальник.
— Ничего, товарищ капитан, не получил. Вертит он, хитрит… Рассказал мне, как попал на завод, но нельзя ему верить — врет он.
И подробно рассказал все, что узнал от глухонемого.
— По-вашему, врет? — задумчиво протянул начальник горотдела НКВД, пристально смотря на Ратинова.
— Да, — твердо ответил тот. — Но как уличишь, глухонемой он или прикидывается? Хотя уж очень тонко он это делает, если притворяется: ведь все-таки три часа я с него глаз не спускаю.
— Да, повидимому, школу неплохую прошел… Вы вот что, — внезапно оживился начальник, словно приняв какое-то решение: — идите сейчас и продолжайте допрос, я зайду к вам.
Скоро пришел начальник. Он задал несколько неожиданных вопросов, которые, казалось, сразу должны были изобличить притворство глухонемого. Но все напрасно. На лице нищего неизменно были напряженное усилие понять, что говорят, и немного глуповатая улыбка. Ни жесты его, ни выражение
Допрос прекратили, глухонемого отправили в камеру. Три дня потом терпеливо, настойчиво допрашивал Ратинов глухонемого и получал все тот же ответ: нищий, искал ночлега, забрел на завод случайно.
На четвертый день арестованного вызвал начальник горотдела НКВД. В кабинете у него сидел Ратинов.
— Вы что, другого места не могли найти переночевать, кроме завода? Чорт знает что! — раздраженно сказал начальник.
Нищий не понял. Качая головой, он что-то быстро и невнятно забормотал.
— Переводчика пригласить бы к нему: может быть, он азбуку глухонемых знает, — предложил Ратинов.
— Да откуда ему знать? Он же, ко всему, еще и неграмотный. Что он, специальные курсы проходил, что ли? Чепуха!.. Вы вот что, товарищ Ратинов: запишите некоторые сведения, если удастся, выясните, откуда он, и составьте постановление о прекращении следствия. Дел по горло, а тут еще возиться с ним…
Через час постановление было готово и подписано. Ратинов вернулся в комнату; на стуле дремал глухонемой.
— Вставайте! Вы свободны! — громко проговорил следователь.
Человек не слышал, продолжал дремать.
— Ну, ну, вставайте, — Ратинов тронул его за плечо. — В камере что-нибудь из вещей осталось?
Человек вскочил, разбуженный прикосновением. Вид у него был смешной и напуганный.
— Ну, пошли, пошли! — дружелюбно проговорил Ратинов. — Хватит, замотался я с вами. Смотрите, в другой раз лучше выбирайте место для ночлега…
Вскоре глухонемой, получив обратно свою палку, рубаху, махорку и папиросную бумагу, вышел из здания горотдела.
Вышел неохотно, словно ему не хотелось расставаться с теплым помещением, где бесплатно поили и кормили.
Время приближалось к полудню. Высоко в небе сияло солнце. Глухонемой постоял, как бы не зная, куда же ему теперь итти, потом медленно побрел, опираясь на старую суковатую палку.
Пройдя несколько кварталов, остановился у витрины булочной.
Зашел в магазин, подошел к прилавку. Пробормотав что-то, протянул руку. Ему дали хлеба; какая-то сердобольная старушка сунула медную монету. И он снова вышел на улицу.
Глухонемой шел к центру. По дороге просил милостыню, заходил в лавки, останавливал прохожих. Несколько раз, будто передумав, менял направление, возвращался на старые места, подолгу стоял на углах, протягивая руку; смотрел на прохожих пристальным, испытующим взглядом.
Так пробродил он по улицам до сумерек и наконец подошел к трамвайной остановке. Трамваи приходили и уходили, а он стоял. Но вот, когда один из трамваев уже тронулся, глухонемой оглянулся по сторонам и быстро вскочил в первый вагон.