Миллионы в пещере
Шрифт:
– А архитектура! Когда в распоряжении древних были лишь метавшие камни катапульты, они могли строить свои храмы, Акрополи и даже бани украшать, как дворцы Но когда в любой момент на любой город может упасть водородная, надо строить так - стены, потолок, крыша и больше ни-че-го. Только такая архитектура имеет право на существование в термоядерный век. Атомный век должен иметь атомное искусство!
Было очевидно, что он не потерпит возражений, и я не возражал. Ристландские генералы набрались с нашей помощью уже достаточной силы, чтоб не терпеть никаких возражений, от кого бы они ни исходили, даже от нас.
Когда
– Все это не ново, - махнул он рукой.
– Не об этом мечтает Уоджер Он, как и все остальные, мечтает теперь об абсолютном оружии. Абсолютное оружие - это бомба, которая может взорвать весь земной шар! Все дело в том, кому первому удастся ее изготовить. Каждый боится, что другой его опередит. Уоджер опасается, что его опередят Галлен или Хэллон. Ведь кто первый сделает эту абсолютную бомбу, тот сможет…
– Что он сможет, Гарри!
– прервал я моего друга.- Не все ли ему будет равно, он или кто-нибудь другой взорвет землю! Ведь тогда уже ничего не будет, ничего!..
– Это не имеет ровно никакого значения, - невозмутимо отозвался Гарри Гент.
Глава 24
«ВЕСЕЛЫЙ АВГУСТИН»
Генерал Стэк пригласил меня участвовать в торжественном открытии новой автомобильной дороги, проложенной нашими войсками вдоль границы Ристландии. На этой границе мы строили большой укрепленный район, в котором должны были разместиться наши многочисленные воинские части и ракетные базы.
Конечно, все это делалось, чтоб обуздать красных, но я подумывал о том, что столь мощные укрепления могут нам пригодиться, если придется обуздывать и самих ристландцев, - этот век изобиловал противоречивыми, казалось бы друг друга исключающими положениями
Военные поселения, вернее - города, строились в долине, носившей поэтическое название Фогельзанг. Были уже построены четыре города, их связала новая дорога. Теперь собирались приступить к строительству пятого города в центре долины. Для этого надо было взорвать гору. На горе стоял ветхий старинный замок. В замке давным-давно никто не жил, но местные жители утверждали, что и гора и замок очень красивы, что с замком связаны исторические воспоминания, легенды и потому они не допустят, чтоб гору взрывали.
Крестьяне не давали рыть тоннель и через вторую гору, хотя на ней не было никакого замка. Из недр горы били целебные источники, к этим источникам съезжались со всех окрестных мест, вообще ристландцы питали особую нежность к этому клочку своей земли. По воскресеньям сюда приезжали семьями, хотя здесь не было ни кабаре, ни даже порядочного кафе. То кафе, которое там было, не могло бы устроить нас с вами, но местным обитателям оно почему-то нравилось. Это был простой деревянный домик с вывеской «Веселый Августин. Здесь можно варить кофе». И приезжающие в долину семьи сами варили себе в этом кафе свой кофе, ели свои бутерброды и, по-видимому, были очень довольны. И еще кегельбан! До позднего вечера отцы семейств, сняв пиджаки, сражались в кегли, забывая о времени и обо всем мире.
Окаймленная невысокими холмами долина, гора со старинным замком, приткнувшийся к ее подножию «Веселый Августин»-
Генерал Стэк решил устроить торжество по случаю открытия дороги - чтоб стать на дружескую ногу с местными парнями, чтоб они не шумели, когда мы взорвем их гору и пошлем к черту их замок, эту «старую дырявую калошу, доверху наполненную глупыми легендами», - это были подлинные слова генерала.
Накануне церемонии открытия дороги, вечером, я вместе со Стэком отправился в Фогельзанг. После ужина в деревенской гостинице, где я остановился, Стэк пригласил меня проехать утром, до начала торжества, по новой дороге.
– Это поднимет ваш дух, Тук, - говорил мне генерал.
– Вы увидите, какими силами мы здесь располагаем, и поверите мне, что мы сможем, если будет нужно, прижать хвост этому битому индюку, - так Стэк называл Фаренвага.
– Как бы он сам не наступил на чей-нибудь хвост, - усмехнулся я.
– Мне так и кажется, что он только момента ждет. Как вы думаете?
Но Стэк сделал вид, что не слышал, и распрощался со мной.
Я долго не мог заснуть из-за привязавшейся ко мне мысли: где я слышал название Фогельзанг? Долина Фогельзанг… Фогельзанг… Так и не вспомнив, заснул.
Утро было солнечное, ясное. Окна моего номера выходили на восток, и комнаты были залиты слепящими лучами яркого солнца.
Гостиница стояла на холме, из ее окон открывался широкий вид на долину, на холмы, на вьющуюся поодаль белую, блестевшую, как река в лучах утреннего солнца, бетонированную дорогу. Все было весьма живописно и подходило к имени - Фогельзанг. «Но ведь где-то я уже слышал это название!» -с раздражением подумал я, чувствуя, что не избавлюсь от этого, пока не вспомню.
Хорошенькая горничная в сверкавшем белизной переднике и маленькой наколке, с румяным и полным лицом, приветливо пожелав мне доброго утра, спросила, что принести мне на завтрак и не желает ли господин парного молока. Генерал Стэк, когда здесь бывает, помимо сливок, непременно требует парного молока.
– Терпеть не могу парное молоко, - отозвался я.
– Оно пахнет хлевом и еще… еще мылом, - сказал я и, обрадовавшись, ударил себя по лбу - госпожа Ахтмайер, Фогельзанг, госпожа Ахтмайер!
– Что вы сказали?
– удивилась горничная.
– Ничего, ничего, дайте мне кофе со сливками и еще сдобные булочки.
– И я не удержался, чтоб не ущипнуть ее ярко вспыхнувшую щечку.
Так вот откуда я знаю об этих местах! Фогельзанг - так звали деревню, где родилась милейшая госпожа Ахтмайер. Фогельзанг - край, полный пения птиц, да еще такого пения, что даже Михель с его оловянными глазами не устоял от любви.
Мне недолго оставалось предаваться воспоминаниям: генерал Стэк прислал за мной, он ждал меня в машине.
Дорога шла вдоль гряды холмов, по которым сбегали рощи. Иногда над рощей возвышалось строение с башнями, бойницами. Замки… Они напоминали о далеком прошлом… Так и представлялось, что сейчас повиснет в воздухе и ляжет над глубоким рвом тяжелый кованый мост, со скрипом распахнутся железные ворота и из них выскочит и ринется вслед за нашей машиной ватага закованных в броню рыцарей во главе с каким-нибудь ристландским Ланселотом. И хотя я знал, что ничего такого произойти не может,- я же пребывал в трезвом, практическом веке, - смотреть на эти остатки старины было неприятно.