Милорд
Шрифт:
Мартин не отзывался. Виктор вообще не чувствовал его присутствия.
— Надорвался? Молодец. Ты был идиотом всю жизнь, Мартин, им и помрешь. Если уже не помер, — тяжело вздохнул он, вставая с пола.
Мир расползался пятнами, а сознание мутила тяжелая пульсация тошноты. Стоило ему встать, как кровь из носа частыми каплями потекла на рубашку. Он, грязно выругавшись, зажал нос манжетой.
— Хорошо, мы пойдем другим путем, — проворчал Виктор, пытаясь трясущимися руками попасть в замок наручников.
— Эй, ты там живой? Оксана сказала, ты
— Не очень. Скажешь ей — пусть помоет пол, — прохрипел Виктор, открывая дверь.
— Ты что, все-таки присел на Димину дурь? — скептически спросила Лера, глядя на его лицо.
— Нет, у меня были тяжелые самокопания, — ядовито выплюнул он, отодвигая ее в сторону.
— Мою любимую чашку разбил, ну и кто ты после этого! — донесся расстроенный возглас.
Он не слушал. Зайдя в ванную и не включая свет, Виктор заперся изнутри и открыл кран с холодной водой. Потом, не раздеваясь, лег в ванну и закрыл глаза.
Холод помогал очистить мысли. Позволял держать себя в руках.
Что Мартин видел не имело большого значения. Главным было то, чего Мартину не удалось увидеть.
Годы борьбы с собой научили Виктора контролировать приступы. Срывов почти не случалось, но сейчас он был близок к тому, чтобы не выдержать. Хорошо, что у Мартина первым кончились силы. Он не должен видеть.
Не сейчас.
Глухо застонав, он закрыл лицо руками. Ладони были мокрыми и холодными, рубашка липла к коже, а изнутри нарастала частая, истерическая дрожь.
Когда Мартин узнает, что он сделал — возненавидит его. Он уже готов убить себя вместе с ним, а ведь Мартин пока знает только часть правды. Виктор чувствовал, что Мартин сомневается. Что он все еще любит его, хоть и пытается задавить в себе это чувство. Мартин, для которого долг всегда был выше собственных чувств, все еще отзывался, чувствуя его отчаяние.
«Как все запуталось. Как перемешалось… Почему я оказался здесь? Как дал загнать себя в эту ловушку, и где из нее выход? Ты говорил, что я всегда смогу выбирать, Мартин. Но что делать, если настал момент, выбора у меня не осталось? Ты никогда не верил, что этот момент придет, верно?» — думал он, смывая с лица кровь.
Но он пришел.
«Ты ведь все равно узнаешь, верно, Мартин? Ты всегда узнавал…»
Мысли тяжелели и путались. Отрезвляющий холод растекся по телу обжигающим ознобом, а оставаться в темноте почему-то стало страшно. Что-то позабытое, детское, вроде монстра с тысячей глаз, таящегося за дверью, просыпалось в душе и распускало ядовитые щупальца.
С трудом выбравшись из ванной, Виктор стянул рубашку и, оставив ее лежать на полу, накинул на плечи полотенце.
— Совсем больной? — прошипела Лера, подхватывая его под локоть, когда он вышел в коридор.
— Пошла ты, — вяло огрызнулся он.
— Правильно, давай, не сдерживайся, можешь еще обложить меня матом и заблевать мне рубашку, — проворчала она, открывая дверь в спальню. — Ника? Держи своего Ромео, я понятия не имею, чего он
Ника читала книгу, сидя на полу. Увидев Леру, она медленно встала и подхватила Виктора под локоть с другой стороны.
— Всю кухню кровью залил, разбил чашку и сломал стул, — пожаловалась Лера.
— Ты удивлена? — хрипло отозвалась Ника. — Складывай это недоразумение на край, я сама дальше… Спасибо.
Виктору хотелось огрызнуться, но он не смог.
Лера вышла, закрыв за собой дверь. Ника села на край кровати и взяла его за руку.
— Опять?
Он только кивнул.
— Он видел?
— Нет, — с трудом прохрипел он.
Она сняла с него мокрое полотенце и аккуратно сложила его на прикроватную тумбочку. Потом медленно достала из ящика под кроватью запасное одеяло. Виктор со слабой усмешкой следил за этим мелким садизмом.
— Я хотел бы, чтобы было иначе.
— Ты каждый раз так говоришь, — бесцветным голосом ответила она, накидывая на него одеяло.
— Я когда-нибудь тебе врал? — меланхолично спросил он, с трудом отодвигаясь к середине кровати.
Несколько секунд Ника молча смотрела на него тяжелым, невидящим взглядом. Потом улыбнулась и, оскалившись, хрипло расхохоталась, словно его слова были хорошей шуткой. Виктор с трудом растянул губы в ответной улыбке.
Он был рад, когда сознание его наконец-то погасло, затопленное темнотой. Значит, ему больше не нужно слышать этот безумный смех и чувствовать на себе ненавидящий серый взгляд.
Виктор хотел сделать так, чтобы она смотрела на него по-другому. Но не успел, к тому же он отчетливо понимал, что настало время нового этапа игры, и маска Милорда должна быть передана тому, кому она предназначалась.
Скоро.
Но не сейчас.
Действие 4
Последнее условие
Мартин обнаружил себя лежащим рядом со своим креслом. Он не мог этого знать, но поза точно повторяла ту, в какой очнулся Виктор, даже рука, в реальности пристегнутая к батарее, была закинута на подлокотник.
На лице ощущалось что-то теплое и мокрое, с металлическим запахом.
— Не скажешь мне, с какой стати у меня черные слезы и черная кровь? Это какая-то паршивая метафора, мол, я полон темноты? — хрипло спросил он у Ореста. — Надо было сделать тебя говорящим. Был бы хоть один умный собеседник.