Милорд
Шрифт:
— Балисонг… — тихо ответила она.
— И еще «бабочкой». Мартин любил бабочек, он говорил?
— Нет…
— Попросишь его, он расскажет. Про Белого Мотылька, которая ищет своего возлюбленного сквозь смерть.
Мартин чувствовал, как дрожало в душе предвкушение, тянущее, мучительно требующее выхода. Сам он никогда не испытывал ничего подобного, даже в минуты самой сильной ненависти. Ненависть Мартина была обжигающей и темной, рождающейся в стремлении защитить и исправить причиненное зло. Чувство, которое испытывал Виктор, было мутной жестокостью.
— Он
— Сюда, сюда или сюда. Я бы посоветовал в сердце, меньше крови. В глаз легче войдет, но тебе ведь не хватит духа в лицо, не-так-ли? Длины лезвия хватит, не переживай, — сказал он, показывая три точки — на шее, на груди и в уголке глаза.
Ника, всхлипнув, помотала головой, не разжимая пальцев на рукояти.
— Тогда мы пойдем другим путем.
Воспоминание оборвалось. Мартину показалось, что он всплывает со дна, к свету, оставляя позади черную бездну.
Но это самообман. Бездна теперь всегда будет с ним.
…
— Ника?
Она сидела рядом, положив его голову себе на колени.
— Я здесь. Ты в последнее время все чаще теряешь сознание, я в этот раз не успела тебя удержать…
— Шрамы, Ника. Скажи мне — он заставил тебя это сделать?
— Конечно. Ты убедил меня сбежать, он пришел в ярость, пытался заставить меня убить его. А потом сказал, чтобы я взяла нож и соединила порезами точки, которые он нарисует. Буква «М», но я не закончила — сделала вид, что потеряла сознание, а потом он не стал меня заставлять.
— Это была… моя спина или его? — вкрадчиво спросил Мартин.
— Твоя, ему-то что. Он любит, когда ему больно.
— Потрясающе. Просто прекрасно, Ника. Зачем нужны наручники, правда? А напомни мне, почему я по условиям игры не могу выбрать удачный момент и тихо повеситься в ванной?
«Потому что она любит тебя и нуждается в тебе», — раздался тихий голос Виктора.
— Ты мне обещал…
— Чудно.
Мартин с трудом встал с пола. Перед глазами расплывались яркие круги. Тяжело вздохнув, он сел на край кровати и закрыл глаза, ожидая, пока комната перестанет качаться.
«Помнишь, я говорил тебе про то, что ты перешел предел, пристегнув девушку к батарее?»
«Помнишь, я говорил тебе, что это не предел? Мартин, послушай меня. Ненавидь меня сколько угодно. Я мерзавец и подлец, я все испортил, я заслуживаю всего, что ты там мне желаешь. Но дай мне шанс все объяснить, прошу тебя…»
В голосе Виктора не было и следа твой уверенности, которая звучала при разговоре с Никой. Он казался ему совершенно беспомощным, потерянным и удивительно беззащитным, словно только что Виктор не просил его выслушать, а вкладывал Мартину в руку тот самый нож, чтобы на самом деле попросить об убийстве.
«Нужно уходить. Вытрясти все ответы где-нибудь подальше от дома, желательно без блужданий по чужой памяти. И не у нее на глазах», —
Он открыл глаза. Ника по-прежнему сидела на полу у шкафа.
— Он запрещает тебе выходить из комнаты?
— Нет, я только из квартиры не могу выходить. Часто помогаю Лере… Оксане не очень — она меня ненавидит.
— За что?
Оксана словно была домашним привидением. Мартин пару раз сталкивался с ней, но не видел, чтобы с ней кто-то разговаривал, и сама она не делала ничего, чтобы хоть как-то себя проявить.
— Ревнует, — пожала плечами Ника. — Она странная девочка. Не от мира сего…
— О, для этой семьи это так необычно, правда? — неловко улыбнулся он.
Ника улыбнулась ему в ответ, неуверенно и слабо, будто сомневалась, стоит ли это делать.
«Она ведь любит то, что Виктор выдал ей за меня. Ждет, что я хотя бы что-то хорошее скажу, а я падаю в обмороки, задаю неприятные вопросы, а сейчас и вовсе уйду», — с горечью подумал Мартин.
Он протянул руку и осторожно прикоснулся к ее запястью.
— Мне нужно уйти. Послушай… ты не поймешь, и можешь мне не верить, но клянусь — он больше не сделает тебе больно. Теперь… теперь все будет иначе, я тебе обещаю.
— Я всегда тебе верю, даже когда ты лжешь и даешь обещания, которых не выполняешь, — серьезно ответила она, сжимая его пальцы.
В следующую секунду она подалась вперед и коснулась поцелуем уголка его губ.
Мартин почувствовал, как что-то внутри отозвалось тоской и мучительной ревностью. Мелькнула секундная мысль поцеловать Нику, дав ей то, что она хочет и усугубить это чувство, но он тут же прогнал ее. Пусть Виктор остается подлецом и подонком, который пытается прикрыть это лживой, расползающейся от прикосновений маской Милорда — Мартин не станет играть с ним в эту игру. Он притянул Нику к себе и обнял, как целую жизнь назад обнимал Ришу — нежно, едва касаясь губами волос. Мягкий компромисс между лаской и ложью.
Но когда Риша прижималась к нему в ответ, это никогда не отзывалось в нем никакими ответными чувствами. Это была девушка Вика, а для Мартина — младшая сестра. Но Ника любила того, кем ему приходилось прикидываться. Не Виктора — его, Мартина, тень. Это была сложная задача, но ее ответное объятие отозвалось в душе вязкой, смоляной тоской и неясной нежностью.
— Мне нужно идти. Все будет хорошо, обещаю. На этот раз… на этот раз поверь мне по-настоящему, ладно? — тихо сказал он, отстраняясь.
Ника кивнула, и Мартину показалось, что она поверила.
Сняв с вешалки первый попавшийся пиджак, Мартин хотел выйти из комнаты.
«Возьми портмоне в ящике, там документы и деньги», — остановил его Виктор. Голос его был печален и полон смирения.
Мартин подошел к столу и выдвинул ящик, который на этот раз не был заперт. Бумаги. Ежедневник. И нож с желтоватой рукоятью.
«Портмоне под бумагами», — глухо сказал Виктор.
Мартин отодвинул бумаги в сторону, забрал портмоне и закрыл ящик, не глядя на нож.