Милосердная дорога
Шрифт:
Своеобразный характер носят литературные эпиграммы Зоргенфрея, написанные в форме эпитафий, что придаёт их юмору мрачноватый характер. Было опубликовано две серии таких эпитафий: «Эпитафии (на случай кончины)» — Арцыбашев, А. Каменский, Кузмин, Муйжель, Г. Чулков, Брешко-Брешковский [34] — «Литературный некрополь» — Е. Замятин, Пильняк, Ахматова, Шкловский, Маяковский, Пастернак, А. Толстой [35] под псевдонимом Moriturus. Несколько неопубликованных эпитафий: на Брюсова, И. Груздева, М. Шкапскую, братскую могилу и себе — сохранилось в архивах М. Шкапской в ЦГАЛИ [36] . Там, между прочим, сохранился и рукописный подлинник коллективного стихотворения (с Блоком и др.) «В магазине готового платья…», опубликованного в воспоминаниях Н. Павлович [37] . В некоторых из эпитафий Зоргенфрей проявляет незаурядное пародийное мастерство. Таково, например, начало эпитафии на Пастернака:
34
«Сатирикон», 1908, № 7.
35
«Красная
36
ЦГАЛИ, ф. 2182, оп. 1, ед. 104.
37
Н. Павлович, Воспоминания о А.А. Блоке, «Блоковский сборник», Тарту, 1964.
В альбоме Э. Ф. Голлербаха имеется стихотворение известного пушкиниста Н. О. Лернера от 9 (22) июня 1922 года [38] :
В. А. Зоргенфрею
Тебя «пронзительно унылым» Назвал покойный Гумилёв, С поэтом, сердцу вечно милым, Я согласиться был готов. Но знаю, есть в твоей природе Лихая резвость — веселей Что может быть твоих пародий! Ведь в них ты истый Sorgen-firei [39] .38
РО ГПБ, ф. 207, ед. хр. 105, стр. 32.
39
Игра слов: Sorgenfrei (нем.) — беззаботный.
Однако более значительна лирика Зоргенфрея. Сборник «Страстная Суббота» состоит из разделов: «Кладбище», включающего стихотворения 1904-07 гг., и «Милосердная дорога», со стихами 1913–1921 гг. [40] «Оба отдела, — пишет в своём предисловии Зоргенфрей, — связаны некоторым единством поэтического восприятия жизни и смерти, образным выражением этого единства служит наименование книги — “Страстная Суббота”» (т. е. канун Светлого Воскресения).
40
Датировку большинства стихотворений можно установить по рукописной тетради Зоргенфрея (РО ИРЛИ, ф. 172, ед. 743).
Хотя подбор текстов в сборнике сделан с большой тщательностью и вкусом, в нём встречаются и явно юношеские стихотворения. В то же время за пределами книжки осталось одно из лучших произведений его первого периода. Это — стихотворение «Грозен тёмный хаос мирозданья…»:
Грозен тёмный хаос мирозданья, Чужды звёзды дальние земле… Я дымящим факелом сознанья Озарил свой путь во мгле. Прихотлив, неверен, робок тусклый свет Тлеет факел и дымится; От предмета на предмет Тень уродливо ложится. Душный мрак в борьбе с лучом дрожащим Вызвал к жизни сонмы тёмных сил И своим молчаньем леденящим Слабый стон мой заглушил. Изнемог я, покорен, подавлен тьмой… Кто поймёт? Чьё сердце встрепенётся? Кто на голос одинокий отзовётся мой? [41]41
Приложение к газ. «Наша жизнь», 1906, 18 марта, № 10.
Стихотворение интересно, между прочим, своим своеобразным ритмом, особенно во второй строфе, где оно точно передаёт зыбкость света факела. Вообще, первый раздел книги, многозначительно названный «Кладбище», во многом связан с тяжёлыми настроениями, вызванными поражением революции и отягощёнными общим меланхолическим складом поэта. Здесь видно, что Зоргенфрей — поэт классического склада. Тяготение к строгим формам, чёткому графическому рисунку стиха, герметичность настроения, скупость и выверенность художественных средств сближают его с Баратынским и Тютчевым, а из современников — со школой Брюсова, В. Ходасевичем. У Зоргенфрея отсутствует общесимволистская тональность, субъективность и разорванность образной системы. Близость к символистам у него скорее тематическая (темы смерти, религиозного отречения). Первое стихотворение цикла «Кладбище» построено на контрасте солнечного дня с холодом могилы, на которую принесли венок:
Уходя, ты крест поцеловала… Миг свиданья беден был и краток, Но на влажном зеркале металла Детских губ остался отпечаток. [42]Наиболее интересно третье стихотворение цикла, интонационно близкое к Тютчеву (ср. «Родной ландшафт…»):
Я слышу: путник бродит меж холмами, Минувшего отыскивая весть, И надпись, полустёртую годами, Припав к земле, пытается прочесть. И не найдя ответного призыва, В могильных снах прозрев свою судьбу, Встаёт с земли и думает тоскливо Об имени уснувшего в гробу.42
Это и цитируемые ниже стихотворения (до «Умер и иду сейчас…») напечатаны в сборнике «Страстная Суббота».
Из
Отдельные стихотворения производят впечатление фрагментов, лирических отрывков («И понеслися они…», «Из мрамора, звенящего победно…»). Непосредственно связаны с революцией 1905 г. стихотворения «Кровь», «Мёртвым», «День сгорел…» — картинка из быта древней Руси с царём, идущим к вечерне, и шутом, мигающим «в сторону толпы» (1906), и опять — мотив умирания в одном из лучших стихотворений раздела «Близко то, что давно загадано…» –
В этот миг наяву свершается, Что беззвучно таили дни, Кто-то светлый ко мне склоняется И, целуя, гасит огни.Влияние Блока сказывается в том, что некоторая скованность интонаций сменяется вещами, написанными как бы одним дыханием: «Сердце ещё не разбилось…», «Близко то, что давно загадано…», «Я стучался в сердца людские…», «Страшно. Ушли, позабыли…», «Выйди в полночь. Площадь белая…».
Второй раздел — «Милосердная дорога», — как бы намечает выход из безысходности «Кладбища». Он начинается со стихотворения «А. Блоку», посланного ему Зоргенфреем из Крюкова, но написанного судя по дате, раньше. Стих Зоргенфрея делается более зрелым отточенным:
Молчание я не нарушу, Тебе отдаю я во власть Мою воспалённую лущу, Мою неизбитую страсть.Вершина лирики Зоргенфрея — «Горестней сердца прибой…». Лаконизм, предельная выверенность слов, леденящая обстоятельность рассказа как бы подчёркивают надрыв, глубокую душевную боль, отразившиеся в этом стихотворении. Попробуем показать на нём, с помощью каких художественных средств это достигается.
Горестнейсердца прибойи бессильные мысли короче, Ярчевзвивается плащи тревожнее дробькастаньет. Холодом веетот стен, и сквозь плотные пологи ночи Мернойи тяжкойструей проникаетщемящий рассвет. Скоро зажгутна столах запоздалые низкие свечи, Взвизгнет румынский смычок, оборвётся ночная игра. Плотный блондин в сюртуке, обольщающий мягкостью речи, Вынетчасы, подойдёти покажетна стрелки: Пора! Ветер ворвалсяи треплетатлас твоего покрывала. В мутном проходе у стен отразяти замкнутзеркала Тяжесть усталых колонни тоску опустевшего зала, Боль затуманенных глази покорную бледность чела. Гулко стучиту подъезда, трепещети рвётся машина, Мутные пятна огней на предутреннем чистомснегу, К запаху шелкаи роз примешается гарьот бензина, Яростно взвоет рожоки восход заалеетв мозгу. Будут кружитьсянавстречу мосты, и пруды, и аллеи, Ветер засвището том, что приснилось, забылось, прошло. В утреннем свете — спокойнее, чище, бледнее — Будем смотретьв занесённое снегом стекло. Что же, не жаль, если за ночь поблекло лицо молодое, Глубже запали глазаи сомкнулся усмешкою рот — Так загадала судьба, чтобы нам в это утро слепое Мчаться по краю застывших, извилистыхвод. Скоро расступятся ели и станет кругом молчаливо, Вяло блеснут камышии придвинется низкая даль, Берег сорвется вперёд, в снеговые поляны залива… Так загадала судьба. И не страшно. Не нужно. Не жаль.(Жирным шрифтом выделены парные согласования, курсивом отмечены более сложные).
Художественный эффект предельно усилен за счёт увеличения и нарастания динамики к концу стихотворения. Сначала идут два парных согласованных звукосочетания. Во второй строфе уже идут тройные; на первой половине третьей строфы — возвращение к парным уравновешивается четвёркой словосочетания во второй половине. Четвёртая, пятая и начало шестой строфы проходят в тройных словосочетаниях. И перебив в начале шестой сменяется сложным, поистине симфоническим пятерным crescendo в последней строфе, законченной тройной фигурой — сквозь зубы. Это же стихотворение интересно близостью отдельных образов к «Шагам Командора» («Горестней сердца…» написано 28 апреля 1916 г., а 17 октября, как указывалось выше, Зоргенфрей просит Блока посвятит ему «Шаги Командора»). Ср.: «Тяжкий плотный занавес у входа» — «сквозь плотные пологи ночи мерной и тяжкой струёй», «в снежной мгле поёт рожок» — «яростно взвоет рожок», «ночь мутна» — «мутные пятна огней», «утреннем тумане» — «утреннем свете», а также темы пустоты, холода, зеркал, огней мотора, боя часов, тяжести, рассвета, бледности, смерти за сценой и т. д.