Милость Келсона
Шрифт:
И Морган уснул.
После этого они сократили контакты с Дунканом, чтобы не слишком истощать силы.
Тем временем неясность тактической ситуации все нарастала, а вместе с ней и разочарование.
— Как мы можем сражаться с врагом, если мы его не видим, черт побери! — жаловался Келсон, когда они миновали горы к западу от Драгера и повернули к северу, по-прежнему сталкиваясь только с отдельными военными отрядами.
Они проникали все глубже в земли Меары, и их беспокоило то, что враг
— Пока что у нас нет проблем со снабжением, — доложил генерал Реми на совещании штаба в один из вечеров. — Пока мы можем раздобыть домашний скот или охотиться, мы можем накормить солдат, но к середине лета или чуть позже будет сложнее. К тому же такая большая армия, как наша, движется медленно. Я подумал, не лучше ли нам будет взять пример с противника и разбиться на меньшие отряды, более маневренные. В этой части страны мы не подвергнемся особой опасностей, а действовать сможем более эффективно.
Генералы решили, что идея неплоха, и Келсону она тоже понравилась. На следующее утро армию разделили на четыре полуавтономные части, которыми командовали герцог Эван, генералы Реми и Глодрут, и Морган. Келсон остался с Морганом. К концу дня отряды разошлись на расстояние полудневного марша, растянувшись вдоль линии продвижения. Связь между ними поддерживали курьеры, и схватки с до того почти призрачным противником стали приносить более ощутимые результаты и вызывать уже более откровенные меры противника.
— Боюсь, теперь мы будем видеть все больше и больше вот такого, — сказал Морган королю в одно солнечное июньское утро, когда прошел уже ровно месяц после их выхода из Ремута.
Они скакали по тропинке среди поля, сожженного противником ради того, чтобы Халдейн не мог попользоваться урожаем, а впереди вставали обгоревшие развалины большой деревни. Поле по обе стороны тропы еще дымилось, и дым тянулся от обуглившихся стен и крыш домов.
— Да, пожалуй, дальше будет хуже, — согласился Келсон.
Такие картины они видели всю прошедшую неделю, и опустошения, производимые противником на его собственной земле, уже не ограничивались сожжением полей и складов, как поначалу, — теперь страдали уже простые жители Меары, лишаясь своих домов. Каждый день отряд Келсона видел уничтоженные деревни и городки, видел несчастных беженцев — простых крестьян и горожан, потерявших все из-за войны; им предстояло заново начинать жизнь после ухода солдат, и их вовсе не интересовало, кто именно будет сидеть на королевском троне, если им и их детям придется из-за этого жить под открытым небом и голодать.
Келсон чувствовал на себе взгляды выживших горожан, когда он, Морган и небольшой эскорт въехали в очередной город; Джэтем скакал впереди с ярким знаменем Халдейна. Отряд копьеносцев промчался в авангарде, чтобы расчистить путь и разогнать тех, кто вздумает оказать сопротивление, и горожане начали понемногу выглядывать из-за дверей и из окон. Какой-то старик
Ощутив укол боли в сердце, Келсон опустил глаза, стыдясь своего воинского звания, желая, чтобы исчезла необходимость в войнах, и всегда царил мир.
— Это, пожалуй, наихудшая сторона войны, — пробормотал он, обращаясь к Моргану, когда они направляли своих огромных коней вдоль вымощенной булыжником улицы. — Почему из-за безрассудства господ всегда страдают простые люди?
— Таков мрачный, но неизбежный результат войны, милорд, — ответил Морган. — Если бы мы впали в такое же отчаяние, в какое начинают впадать меарцы, мы бы…
Внезапно он замолчал и привстал на стременах, вглядываясь вперед.
— В чем дело? — спросил Келсон, глядя в ту же сторону.
В конце улицы два десятка верховых копьеносцев остановились у лестницы, ведущей ко входу скромной, но величественной церкви; от здания влево отходила крытая аркада, окружавшая двор. Стены в нескольких местах были проломлены, кованые решетчатые ворота сорваны с петель, а над монастырем позади церкви лениво курился дым.
— Мне это не нравится, — пробормотал Морган, когда увидел нескольких явно возбужденных копьеносцев, вышедших из боковой двери церкви.
Они с Келсоном мгновенно бросили коней вперед и помчались, обогнув с двух сторон эскорт Джэтема со знаменем. Солдаты у церкви к моменту их приближения уже отчасти взяли себя в руки, но тем не менее лица копьеносцев были мрачными и напряженными. Один из самых молодых воинов присел на корточки и опустил голову к коленям, близкий к обмороку, а офицер отряда молча смотрел на остановившегося рядом Моргана, и на его бледном лице была написана ярость. Морган спешился, следя за приближавшимся к нему позеленевшим Коналом, за которым, спотыкаясь, брели Роджер и молодой граф Дженас, выглядевший так, словно он готов убить всякого, кто рискнет перейти ему дорогу.
— Что случилось? — резко спросил Морган, отворачиваясь от своего коня и снимая шлем.
Капитан копьеносцев покачал головой, передавая поводья коня Моргана одному из солдат, а сам беря повод коня Келсона, как только король также спешился.
— Нечто такое, чем этот подлец Трурилл очень бы гордился, я полагаю, ваша светлость. Это монастырь… или был монастырь. Что еще можно сказать?
— Откуда тебе знать, что это Трурилл? — спросил Келсон, также снимая шлем и шапку. По его тону и по тому, как небрежно король взял шлем подмышку, Морган догадался, что суть происшедшего, понятная более испытанным в боях воинам, еще не дошла полностью до семнадцатилетнего короля. Что Келсон еще не до конца осознал, что происходит с Роджером, — хотя вид молодого графа мог бы дать королю полный ответ на все его вопросы.