Миля и Облачко
Шрифт:
***
Совершив покупки, мы вышли к реке. Мирно дремлет голубой Дунай… На лбу молчаливого титана – ни морщинки. Подставив мордочку солнцу и крепко зажмурившись, я наслаждался его благодушным покоем. Как же сильно я соскучился по морю – нашему морю! Миля брала меня туда всего раз, но его изумрудные волны, усеянные белыми барашками, его размеренный шум и солоноватый запах навсегда остались в моём сердце.
Позже я узнал, что это не Дунай, а Сава. Строптивая красавица бежит аж с гор Словении через три столицы. Бежала, бежала –
Жаль, что у меня никогда не будет невесты. Где, как не на набережной, нахлынут романтические чувства. Особенно под конец дня, когда громыхающий мост становится чуть тише, плавно погружаясь в малиновый закат…
Ребята фотографировались, а я наслаждался чудесным воздухом, беспечными улыбками прохожих и тоже фотографировал – глазами. Я изо всех сил пытался запомнить этот вечер, эту тёплую компанию и нашу dolce vita. Кто знает, повторится ли это когда-нибудь вновь?
Мы медленно шли вдоль реки, одетой в розовое золото. Деньги лились рекой: Лёля и Гоша оставляли щедрые чаевые, и мы с Милей тоже купались в их щедрости. В роскошном ресторане у воды нас встретили по высшему разряду. Я даже получил комплимент от шефа – свежайшего тунца на пару. Насладившись рыбкой, я размяк на Милиных коленях, свесив пушистый хвост.
Лёля настояла, чтобы Миля надела часы.
«Всё-таки розовый? Будешь путать с моими», – поправила ремешок.
«А вот и нет», – удивилась Миля, достав из коробки второй – голубой.
«Ни нашим, ни вашим, – резюмировал Гоша, достав из кармана оранжевый, – да они стоят копейки».
Насмеявшись вдоволь, ребята переключились на Лёлю. Та пыталась что-то сказать в своё оправдание – угольно-чёрными губами. Что за пристрастие к чернилам каракатицы? Даже я не мог есть одно и то же. Лёля же чувствовала себя прекрасно, ведь с этим мощным антиоксидантом, источником железа, у неё не болела голова.
«Как будто заново родилась», – расхваливала она блюдо. Наслушался её, аж самому захотелось попробовать – вымазав усы и нос!
Мы пили за приятную встречу, праздновали новую жизнь и много обнимались. К вечеру на улице заметно похолодало, и Миля решила утеплиться. Распаковав подарки, прямо поверх футболки, натянула толстовку.
Боже, как она была красива! И дело не только в обновке, чарующем, глубоком цвете морской волны. Её глаза горели, и в этих мерцающих искорках считывалось счастье.
Словно бабочка, счастье мимолётно садится на ладошку. Не успеешь оглянуться, как оно упорхнёт, и в памяти останется лишь чудное мгновение. К нему потом возвращаешься вновь и вновь.
Хороший человек не смог привести нас в чувство. И пусть его голос в трубке звучал настороженно, Миля, открытая душа, кричала от восторга.
Не смутила нас и мама. Она переживала, что мы не потянем несколько квартир. А Лёля всё мечтала – и никак не могла остановиться! – о том, как перевезёт родителей и Жюльена, нашего бульдожку, в Сербию. «Как же будет здорово – всем вместе», – почти плакала она. Думаю, Лёля очень скучала.
За этими звонками мы не заметили, как подкралась ночь. Яркие огни плескались в наших бокалах. Милино лицо становилось всё грустнее. Кажется, Хороший человек всё же посеял в ней сомнения – и я тоже решил держать ухо востро.
Глава 7
Пришло время знакомиться с Пирожком. Я долго откладывал этот момент, и вот он наступил: ночевали мы под одной крышей. Не то, чтобы я не любил других котов – напротив, мне было весьма любопытно, с кем это Миля проводит столько времени. Но, слышал, у Пирожка слабые нервы, а на рожон лезть как-то… не хотелось. К тому же, Лёля с Гошей его здорово избаловали – прямо не кот, а пуп Земли!
За дверью послышалось деловое топтание и тоненькое «пи-и». Я напрягся: мышь?! Куда ж ты, Пирожок, смотришь?
Р-раз – ключ провернулся. Два… Дверь щёлкнула. Передо мной предстал он.
Словно божество, он лежал на полоске света. Лучи мягко струились сквозь него, глаза сияли полуденным солнцем. «Шотландских кровей», – смекнул я. Котик перевернулся с одного плюшевого бока на другой. Казалось, ещё чуть-чуть – и появятся слуги с опахалом.
«Твоя подружка пришла», – ласково улыбнулась Лёля.
Но коту было явно не до подружки. С расфуфыренными усами и гордо поднятой головой, он проследовал мимо Мили, Лёли, горячо любимого Гоши. Уткнулся носом в сумку. Глаза мои сверкнули пламенем, когти сами полезли наружу. «Какие мы неженки», – протянул Пирожок. Его морда была так близко, что дотянуться до неё ничего не стоило. Вот только ходил он на воле, нервно стуча хвостом, а я был заложником сетки, которая, подобно смирительной рубашке, сдавливала конечности.
Облачко, не дури – я выдавил подобие дружеской улыбки. Сделав почётный круг, Пирожок окинул меня взглядом.
«Ну ты и шерстяной, – удивился, – кто за тобой убирать будет?»
«Завидует», – пронеслось у меня в голове.
Ай! Больно! Суетливая Лёля споткнулась о сумку. От неожиданности я подскочил и зашипел. Пирожок выгнулся дугой и заорал благим матом. Караул!
Он был готов ринуться на меня, вжать в стенку и без того хлипкой переноски, разодрать шерсть на мелкие кусочки, чтобы я тоже сделался гладким – даже лысым! – чтобы мне неповадно было.
«Ой-ой, – запереживала Лёля и, схватив Пирожка, прижала к груди, как детёныша, – Гоша! Гоша-а!»