Милые семейные разборки
Шрифт:
«Значит, подонок? — думала я, возвращаясь домой. — Выходит, не все у них было так гладко, как казалось. Да и эта ее фраза, тогда, сразу после убийства: „все к лучшему“. Повторяла ведь как заведенная».
У меня не выходил из головы подарок Людвига. Конечно, с юмором у него было туговато. Впрочем, возможно, у нас с западными соседями немного различные представления о том, что такое тактичность.
Меня интересовало другое — и помада в виде фаллоса, и игрушка в виде фекалий были, что называется, одного поля ягодами.
Неужели
Я была настолько погружена в свои мысли, что дошла домой на автопилоте, совершенно забыв про подпольный видеосалон. Что ж, как-нибудь в другой раз.
Тем паче, что дома меня ждала потрясающая новость. Такого я не ожидала и не могла предвидеть. Во всяком случае сейчас.
Позвонил Людвиг.
— Убийцу арестовали, — сухо проинформировал он. — Приезжайте.
Глава 4
В гостинице поинтересовались, в какой номер я намылилась, проверили паспорт и, созвонившись по телефону с Людвигом, разрешили мне пройти.
Несколько удивленная столь пристальным контролем — раньше такого здесь не водилось, — я поднялась на лифте на высоту десятого этажа и, снова подвергшись допросу коридорного — высокого молодца в хаки с кобурой на бедре, — была допущена к номеру, в котором остановился господин Людвиг Попофф.
— Видите, какие меры предосторожности? — спросил меня Людвиг, пропуская в свое обиталище — роскошный трехкомнатный номер-люкс.
— Неужели после вчерашнего? — спросила я, усаживаясь к столу и закуривая.
— Именно, — ответил Людвиг. — Ведь это почти международный скандал. Мне уже звонили из «Франкфуртер альгемайне» — Штайнер вместе со мной должен был осенью ехать туда на ярмарку игрушек.
— Но к чему сейчас эти предосторожности, если убийца пойман? — недоуменно подняла я глаза.
— Профилактика, — пожал плечами Людвиг. — Обжегшись на молоке…
Попофф подошел к секретеру и достал оттуда диктофонную кассету.
— За это я заплатил пять тысяч марок, — потряс он ею в воздухе. — Взятка, конечно, но у вас покамест деньги ценятся выше профессиональной чести. Так что почему бы этим не воспользоваться приезжему?
— Что на кассете?
— Первый допрос арестованного, — пояснил Людвиг, доставая диктофон.
Попофф вставил туда кассету, но, перед тем как нажать кнопку «play», счел нужным сделать некоторые немаловажные пояснения.
— Наутро в городской квартире Штайнера раздался телефонный звонок, — сказал Людвиг. — Звонивший злорадно заявил, что мы, мол, своего добились и скоро окончательно вычистим немецкую погань с русской земли. Телефон с ночи был поставлен на прослушивание, и установить, откуда звонили, удалось без труда.
Я молчала, сосредоточенно вдыхая ментоловый дым.
Честно говоря, эти звонки как-то не укладывались в мою схему. Сначала я даже вообще сомневалась — были ли они. Мне казалось, что Джуля инстинктивно понимала, что ее отцу угрожает какая-то опасность, и
Или, более того, девочка догадывалась о том, что кто-то хочет устранить ее отца, и поэтому обратилась ко мне за помощью.
Может быть, именно этим и объясняется ее страх? Может быть, она даже знает имя убийцы, но боится произнести его вслух?
И вот теперь вся эта логическая постройка рухнула. Звонки действительно были.
Человек, которого допрашивали, оказался «психом». Во всяком случае, он состоял на учете и неоднократно «подвергался лечению».
Это был школьный учитель немецкого языка, у которого начала съезжать крыша после того, как он однажды поехал на курорт в Палангу и застал там свою жену с любовником.
Соперник оказался не только немцем, но и культуристом. Поняв, что он не сможет наказать ни жену, ни ее дружка, учитель запил, бросил школу и на всю жизнь проникся ненавистью ко всему немецкому.
Особенно он ненавидел выскочку Штайнера и его фабрику игрушек. Следствие опросило работников магазинов, где реализовывалась эта продукция, — все как один описали ненормального, который периодически появляется в их отделах и начинает орать, убеждая покупателей не приобретать игрушки, произведенные на фашистские деньги.
В общем, версия о сумасшедшем начинала и мне казаться убедительной.
Но, когда я прослушала всю кассету, моя уверенность слегка поубавилась.
Арестованный шизофреник признался в том, что он звонил Штайнеру и до и после убийства. Он признался в том, что собирался убить Штайнера. Когда до него дошло, что Генрих мертв, он немедленно заявил, что это дело его рук и судить его можно только на Нюрнбергском процессе, причем состав суда должен быть тем же самым, что и в сороковые годы. Он заявлял, что зарезал Генриха, что застрелил его, что «подорвал фрица на мине», что задушил коммерсанта и даже порвал его в клочья зубами.
Никакой конкретики — как проник на прием, откуда взял взрывчатку — не прозвучало.
— Ну-с, ваши впечатления? — поинтересовался Людвиг, выключая диктофон.
— По-моему, вы выбросили ваши деньги на ветер, — констатировала я.
— В смысле?
— Этот человек не убивал Штайнера. Разве вы со мной не согласны?
— Отчего же, согласен, — Людвиг пододвинул свое кресло поближе к журнальному столику с пепельницей. — Но считаю, что негативная информация — это тоже информация и я потратил свои деньги не зря.
— То есть мы знаем, что звонки были, но вероятность того, что этот человек убил Генриха, — невелика, — заключила я.
— Совершено верно. Как вы думаете, — спросил Людвиг, — милиция тоже так считает?
— Я думаю, что этот несчастный сумасшедший — лучший подарок для наших органов, — горько улыбнулась я. — Дело конечно же закроют. Он признается в чем угодно и его отправят в спецпсихушку.
— Судя по вашим порядкам, именно так и произойдет, — согласился Людвиг. — Но я хочу знать правду. Так что наше с вами соглашение остается в силе. Каковы ваши результаты на данный момент?