Милый друг - английский и русский параллельные тексты

Мопассан Ги Де

Before them the hillside, dotted with villas, sloped downwards towards the town, which stretched in a half-circle along the shore with its head to the right in the direction of the pier, overlooked by the old city surmounted by its belfry, and its feet to the left towards the point of La Croisette, facing the Isles of Lerins.	Прямо перед ними облепленный виллами склон горы спускался к городу, что разлегся подковой на берегу; справа, над молом, возвышалась старая часть города, увенчанная древнею башней, а слева он упирался в мыс Круазет, как раз напротив Леренских островов.
These two islands appeared like two green spots amidst the blue water.	Островки эти двумя зелеными пятнами выделялись среди синей-синей воды.
They seemed to be floating on it like two huge green leaves, so low and flat did they appear from this height.	Можно было подумать, что это громадные плывущие листья, - такими плоскими казались они сверху.
Afar off, bounding the view on the other side of the bay, beyond the pier and the belfry, a long succession of blue hills showed up against a dazzling sky, their strange and picturesque line of summits now rounded, now forked, now pointed, ending with a huge pyramidal mountain, its foot in the sea itself.	А там, далеко-далеко, по ту сторону залива, над молом и башней, заслоняя горизонт, причудливой изумительной линией вырисовывалась на пылающем небе длинная голубоватая цепь горных вершин, остроконечных, изогнутых, круглых, заканчивавшаяся высокой пирамидальной скалой, подножье которой омывали волны открытого моря.
Madame Forestier pointed it out, saying: "This is L'Estherel."	– Это Эстерель, - пояснила г-жа Форестье.
The void beyond the dark hill tops was red, a glowing red that the eye would not fear, and Duroy, despite himself, felt the majesty of the close of the day.	Небо за темными высями гор было нестерпимого для глаз золотисто-кровавого цвета. Дюруа невольно проникся величественностью заката.
He murmured, finding no other term strong enough to express his admiration, "It is stunning."	– О да! Это потрясающе! – не найдя более образного выражения, чтобы передать свой восторг, прошептал он.
Forestier raised his head, and turning to his wife, said:	Форестье вскинул глаза на жену и сказал:
"Let me have some fresh air."	– Я хочу подышать воздухом.
"Pray, be careful," was her reply. "It is late, and the sun is setting; you will catch a fresh cold, and you know how bad that is for you."	– Смотри, ведь уж поздно, солнце садится, -возразила она, - еще простудишься, а ты сам должен знать, что это тебе совсем не полезно.
He made a feverish and feeble movement with his right hand that was almost meant for a blow, and murmured with a look of anger, the grin of a dying man that showed all the thinness of his lips, the hollowness of the cheeks, and the prominence of all the bones of the face:	Форестье, видимо, хотел стукнуть кулаком, но вместо этого слабо и нетерпеливо шевельнул правой рукой, и черты его лица исказила злобная гримаса, гримаса умирающего, от чего еще резче обозначились его иссохшие губы, впалые щеки и торчащие скулы.
"I tell you I am stifling. What does it matter to you whether I die a day sooner or a day later, since I am done for?"	– Говорят тебе, я задыхаюсь, - прохрипел он, -какое тебе дело, умру я днем раньше или днем позже, - все равно мне крышка...
She opened the window quite wide.	Госпожа Форестье настежь распахнула окно.
The air that entered surprised all three like a caress.	Все трое восприняли дуновение ветра как ласку.
It was a soft, warm breeze, a breeze of spring, already laden with the scents of the odoriferous shrubs and flowers which sprang up along this shore.	Это был тихий, теплый, нежащий весенний ветер, уже напоенный пьянящим благоуханием цветов и деревьев, росших по склону горы.

A powerful scent of turpentine and the harsh savor of the eucalyptus could be distinguished.	В нем можно было различить сильный запах пихты и терпкий аромат эвкалиптов.
Forestier drank it in with short and fevered gasps.	Форестье вдыхал его с лихорадочной торопливостью.
He clutched the arm of his chair with his nails, and said in low, hissing, and savage tones:	Но вдруг он впился ногтями в ручки кресла, и в тот же миг послышался его свистящий, яростный шепот:
"Shut the window.	– Закрой окно.
It hurts me; I would rather die in a cellar."	Мне только хуже от этого. Я предпочел бы издохнуть в подвале.
His wife slowly closed the window, and then looked out in space, her forehead against the pane.	Госпожа Форестье медленно закрыла окно и, прижавшись лбом к стеклу, стала смотреть вдаль.
Duroy, feeling very ill at ease, would have liked to have chatted with the invalid and reassured him.	Дюруа чувствовал себя неловко; ему хотелось поговорить с больным, ободрить его.
But he could think of nothing to comfort him.	Но он не мог придумать ничего утешительного.
At length he said: "Then you have not got any better since you have been here?"	– Так ты здесь не поправляешься? – пробормотал он.
Forestier shrugged his shoulders with low-spirited impatience.	Форестье нервно и сокрушенно пожал плечами.
"You see very well I have not," he replied, and again lowered his head.	– Как видишь, - сказал он и снова понурил голову.
Duroy went on: "Hang it all, it is ever so much nicer here than in Paris. We are still in the middle of winter there.	– Дьявольщина! А насколько же здесь лучше, чем в Париже! Там еще зима вовсю.
It snows, it freezes, it rains, and it is dark enough for the lamps to be lit at three in the afternoon."	Снег, дождь, град, в три часа уже совсем темно, приходится зажигать лампу.
"Anything new at the paper?" asked Forestier.	– Что нового в редакции? – спросил Форестье.
"Nothing.	– Ничего.
They have taken on young Lacrin, who has left the _Voltaire_, to do your work, but he is not up to it.	На время твоей болезни пригласили из "Вольтера" этого коротышку Лакрена. Но он еще зелен.
It is time that you came back."	Пора тебе возвращаться!
The invalid muttered: "I--I shall do all my work six feet under the sod now."	– Мне? – пробормотал больной. – Я уже теперь буду писать статьи под землей, на глубине шести футов.
This fixed idea recurred like a knell _apropos_ of everything, continually cropping up in every idea, every sentence.	Навязчивая идея возвращалась к нему с частотою ударов колокола, по всякому поводу проскальзывала в каждом его замечании, в каждой фразе.
There was a long silence, a deep and painful silence.	Воцарилось молчание, тягостное и глубокое.
The glow of the sunset was slowly fading, and the mountains were growing black against the red sky, which was getting duller.	Закатный пожар постепенно стихал, и горы на фоне темневшего, хотя все еще алого неба становились черными.

A colored shadow, a commencement of night, which yet retained the glow of an expiring furnace, stole into the room and seemed to tinge the furniture, the walls, the hangings, with mingled tints of sable and crimson.	Тень, сохранявшая отблеск догорающего пламени, предвестницей ночи проникнув в комнату, окрасила ее стены, углы, обои и мебель в смешанные чернильно-пурпурные тона.
The chimney-glass, reflecting the horizon, seemed like a patch of blood.	Зеркало над камином, отражавшее даль, казалось кровавым пятном.
Madame Forestier did not stir, but remained standing with her back to the room, her face to the window pane.	Г оспожа Форестье, припав лицом к окну, продолжала стоять неподвижно.
Forestier began to speak in a broken, breathless voice, heartrending to listen to.	Форестье вдруг заговорил прерывающимся, сдавленным, надрывающим душу голосом:
"How many more sunsets shall I see?	– Сколько мне еще суждено увидеть закатов?..
Eight, ten, fifteen, or twenty, perhaps thirty--no more. You have time before you; for me it is all over. And it will go on all the same, after I am gone, as if I was still here."	Восемь... десять... пятнадцать, двадцать, может быть, тридцать, - не больше... У вас еще есть время... А для меня все кончено... И все будет идти своим чередом... после моей смерти, - так же, как и при мне...
He was silent for a few moments, and then continued: "All that I see reminds me that in a few days I shall see it no more. It is horrible. I shall see nothing--nothing of all that exists; not the smallest things one makes use of--the plates, the glasses, the beds in which one rests so comfortably, the carriages.	– На что бы я ни взглянул, - немного помолчав, продолжал Форестье, - все напоминает мне о том, что спустя несколько дней я ничего больше не увижу... Как это ужасно... не видеть ничего... ничего из того, что существует... самых простых вещей... стаканов... тарелок... кроватей, на которых так хорошо отдыхать... экипажей.
How nice it is to drive out of an evening! How fond I was of all those things!"	Как приятны эти вечерние прогулки в экипаже... Я так любил все это!
He nervously moved the fingers of both hands, as though playing the piano on the arms of his chair.	Пальцы его быстро и нервно бегали по ручкам кресла, как если бы он играл на рояле.
Each of his silences was more painful than his words, so evident was it that his thoughts must be fearful.	Каждая пауза, которую он делал, производила еще более тяжелое впечатление, чем его слова, и чувствовалось, что в это время он думает о чем-то очень страшном.
Duroy suddenly recalled what Norbert de Varenne had said to him some weeks before,	И тут Дюруа вспомнил то, что ему не так давно говорил Норбер де Варен:
"I now see death so near that I often want to stretch out my arms to put it back.	"Теперь я вижу смерть так близко, что часто мне хочется протянуть руку и оттолкнуть ее.
I see it everywhere.	Я нахожу ее всюду.
The insects crushed on the path, the falling leaves, the white hair in a friend's beard, rend my heart and cry to me,	Букашки, раздавленные посреди дороги, сухие листья, седой волос в бороде друга - все ранит мне сердце и кричит:
1 Behold!'"	"Вот она!"
He had not understood all this on that occasion; now, seeing Forestier, he did.	Тогда он этого не мог понять; теперь, при взгляде на Форестье, понял.

An unknown pain assailed him, as if he himself was sensible of the presence of death, hideous death, hard by, within reach of his hand, on the chair in which his friend lay gasping.	И еще не испытанная им безумная тоска охватила его: ему вдруг почудилось, будто совсем близко от него, на расстоянии вытянутой руки, в кресле, где задыхался больной, притаилась чудовищно уродливая смерть.
He longed to get up, to go away, to fly, to return to Paris at once.	Ему захотелось встать, уйти отсюда, бежать, как можно скорей вернуться в Париж!
Oh! if he had known he would not have come.	О, если б он знал, он ни за что не поехал бы в Канн!
Darkness had now spread over the room, like premature mourning for the dying man.	Ночной мрак, словно погребальный покров, раньше времени накинутый на умирающего, мало-помалу окутал всю комнату.
The window alone remained still visible, showing, within the lighter square formed by it, the motionless outline of the young wife.	Можно было различить лишь окно и в его светлом четырехугольнике неподвижный силуэт молодой женщины.
Forestier remarked, with irritation, "Well, are they going to bring in the lamp to-night?	– Что же, дождусь я сегодня лампы? – с раздражением спросил Форестье.
This is what they call looking after an invalid."	– Это называется уход за больным!
The shadow outlined against the window panes disappeared, and the sound of an electric bell rang through the house.	Темный силуэт, вырисовывавшийся на фоне окна, исчез, и вслед за тем в гулкой тишине дома резко прозвучал звонок.
A servant shortly entered and placed a lamp on the mantelpiece.	Немного погодя вошел слуга и поставил на камин лампу.
Madame Forestier said to her husband, "Will you go to bed, or would you rather come down to dinner?"	– Хочешь лечь или сойдешь вниз обедать? – обратилась к мужу г-жа Форестье.
He murmured: "I will come down."	– Сойду вниз, - прошептал он.
Waiting for this meal kept them all three sitting still for nearly an hour, only uttering from time to time some needless commonplace remark, as if there had been some danger, some mysterious danger in letting silence endure too long, in letting the air congeal in this room where death was prowling.	В ожидании обеда все трое еще около часа сидели неподвижно, порою обмениваясь пошлыми, ненужными словами, как будто слишком долгое молчание таило в себе опасность, неведомую опасность, как будто им во что бы то ни стало надо было не дать застыть немоте этой комнаты, -комнаты, где поселилась смерть.
At length dinner was announced.	Наконец обед начался.
The meal seemed interminable to Duroy.	Дюруа он показался долгим, бесконечно долгим.
They did not speak, but ate noiselessly, and then crumbled their bread with their fingers.	Все ели молча, бесшумно, затем принимались лепить хлебные шарики.
The man servant who waited upon them went to and fro without the sound of his footsteps being heard, for as the creak of a boot-sole irritated Charles, he wore list slippers.	Слуга в мягких туфлях - стук каблуков раздражал Шарля - неслышно входил, уходил, подавал кушанья.
The harsh tick of a wooden clock alone disturbed the calm with its mechanical and regular sound.	Тишину нарушало лишь мерное качанье маятника с его механическим, резким "тик-так".

As soon as dinner was over Duroy, on the plea of fatigue, retired to his room, and leaning on the window-sill watched the full moon, in the midst of the sky like an immense lamp, casting its cold gleam upon the white walls of the villas, and scattering over the sea a soft and moving dappled light.	После обеда Дюруа сослался на усталость и ушел к себе в комнату. Облокотясь на подоконник, он смотрел на полную луну: точно гигантский ламповый шар, стояла она в небе и, заливая своим безжизненным матовым светом белые стены вилл, осыпала море блестящей чешуей, тонкой и зыбкой.
He strove to find some reason to justify a swift departure, inventing plans, telegrams he was to receive, a recall from Monsieur Walter.	Дюруа пытался найти удобный предлог для отъезда, - вроде того, что он получил телеграмму, что его вызывает Вальтер, - придумывал всевозможные уловки.
But his resolves to fly appeared more difficult to realize on awakening the next morning.	Но на другое утро все эти планы бегства показались ему почти невыполнимыми.
Madame Forestier would not be taken in by his devices, and he would lose by his cowardice all the benefit of his self-devotion.	Г-жу Форестье все равно не проведешь, только из-за собственной трусости лишишься награды за свою преданность.
He said to himself: "Bah! it is awkward; well so much the worse, there must be unpleasant situations in life, and, besides, it will perhaps be soon over."	"Разумеется, это невесело, - говорил он себе, - ну, ничего, в жизни бывают неприятные моменты. К тому же это, пожалуй, не затянется".
It was a bright day, one of those bright Southern days that make the heart feel light, and Duroy walked down to the sea, thinking that it would be soon enough to see Forestier some time in course of the afternoon.	Был один из тех южных дней, когда в воздухе разлита такая голубизна, что сердце невольно замирает от счастья. Решив, что он успеет еще насидеться у Форестье, Дюруа спустился к морю.
When he returned to lunch, the servant remarked,	Когда он пришел завтракать, слуга сообщил ему:
"Master has already asked for you two or three times, sir.	– Господин Дюруа! Господин Форестье уже про вас спрашивал.
Will you please step up to his room, sir?"	Не угодно ли вам, господин Дюруа, пройти к господину Форестье?
He went upstairs.	Он поднялся наверх.
Forestier appeared to be dozing in his armchair.	Форестье, казалось, дремал в кресле.
His wife was reading, stretched out on the sofa.	Его жена лежала на диване и читала книгу.
The invalid raised his head, and Duroy said,	Больной поднял голову.
"Well, how do you feel?	– Ну как ты себя чувствуешь? – спросил Жорж.
You seem quite fresh this morning."	– Сегодня ты как будто молодцом.
"Yes, I am better, I have recovered some of my strength.	– Да, мне лучше, - прошептал Форестье, - я чувствую себя крепче.
Get through your lunch with Madeleine as soon as you can, for we are going out for a drive."	Позавтракай на скорую руку с Мадленой, - мы хотим прокатиться.
As soon as she was alone with Duroy, the young wife said to him, "There, to-day he thinks he is all right again.	– Видите? Сегодня ему уже кажется, что он здоров, - оставшись вдвоем с Дюруа, заговорила г-жа Форестье.
He has been making plans all the morning.	– С самого утра он строит планы.
We are going to the Golfe Juan now to buy some pottery for our rooms in Paris.	Сейчас мы отправимся к заливу Жуан покупать фаянс для нашей парижской квартиры.

He is determined to go out, but I am horribly afraid of some mishap.	Он хочет ехать во что бы то ни стало, а я ужасно боюсь, как бы чего не случилось.
He cannot bear the shaking of the drive."	Он не вынесет дорожной тряски.
When the landau arrived, Forestier came down stairs a step at a time, supported by his servant.	Когда подали ландо, Форестье, поддерживаемый лакеем, медленно спустился по лестнице.
But as soon as he caught sight of the carriage, he ordered the hood to be taken off.	Увидев экипаж, он сейчас же потребовал опустить верх.
His wife opposed this, saying,	Жена воспротивилась:
"You will catch cold.	– Ты простудишься.
It is madness."	Это безумие.
He persisted, repeating,	Но он стоял на своем:
"Oh, I am much better.	– Нет, мне гораздо лучше.
I feel it."	Я себя знаю.
They passed at first along some of those shady roads, bordered by gardens, which cause Cannes to resemble a kind of English Park, and then reached the highway to Antibes, running along the seashore.	Миновав тенистые аллеи, которые тянутся между садами и придают Канну сходство с английским парком, экипаж выехал на дорогу в Антиб, идущую берегом моря.
Forestier acted as guide.	Форестье называл местные достопримечательности.
He had already pointed out the villa of the Court de Paris, and now indicated others.	Показал виллу графа Парижского[22], потом другие.
He was lively, with the forced and feeble gayety of a doomed man.	Он был весел, но это была наигранная, искусственная, хилая веселость обреченного.
He lifted his finger, no longer having strength to stretch out his arm, and said,	Не имея сил протянуть руку, он, когда указывал на что-нибудь, поднимал палец.
"There is the Ile Sainte Marguerite, and the chateau from which Bazaine escaped.	– Гляди, вот остров святой Маргариты и тот замок, откуда бежал Базен[23].
How they did humbug us over that matter!"	Да, пришлось нам тогда из-за этого повозиться!
Then regimental recollections recurred to him, and he mentioned various officers whose names recalled incidents to them.	Затем он предался воспоминаниям о своей службе в полку, называл имена офицеров, рассказывал связанные с ними эпизоды.
But all at once, the road making a turn, they caught sight of the whole of the Golfe Juan, with the white village in the curve of the bay, and the point of Antibes at the further side of it.	Но вот с крутого поворота неожиданно открылся широкий вид: и залив Жуан, и белая деревушка на том берегу, и мыс Антиб впереди - все было теперь как на ладони.
Forestier, suddenly seized upon by childish glee, exclaimed, "Ah! the squadron, you will see the squadron."	– Вот эскадра! Сейчас ты увидишь эскадру! – по-детски радуясь, шептал Форестье.
Indeed they could perceive, in the middle of the broad bay, half-a-dozen large ships resembling rocks covered with leafless trees.	В самом деле, посреди широкой бухты можно было различить до шести больших кораблей, которые напоминали поросшие кустарником утесы.

They were huge, strange, mis-shapen, with excrescences, turrets, rams, burying themselves in the water as though to take root beneath the waves.	Причудливые, бесформенные, огромные, снабженные выступами, башнями, водорезами, они так глубоко сидели в воде, точно собирались пустить корни.
One could scarcely imagine how they could stir or move about, they seemed so heavy and so firmly fixed to the bottom.	Было непонятно, как все это могло передвигаться, меняться местами, - до того тяжелыми казались эти словно приросшие ко дну суда.
A floating battery, circular and high out of water, resembling the light-houses that are built on shoals.	Плавучая батарея, высокая и круглая, как обсерватория, напоминала маяк, стоящий на подводной скале.
A tall three-master passed near them, with all its white sails set.	Мимо них, весело развернув свои белые паруса, прошло в открытое море большое трехмачтовое судно.
It looked graceful and pretty beside these iron war monsters squatted on the water.	Рядом с этими военными чудовищами, отвратительными железными чудовищами, грузно сидевшими на воде, оно радовало глаз своим изяществом и грацией.
Forestier tried to make them out.	Форестье пытался вспомнить названия судов:
He pointed out the Colbert, the Suffren, the Admiral Duperre, the Redoubtable, the Devastation, and then checking himself, added, "No I made a mistake; that one is the Devastation."	– "Кольбер[24]", "Сюфрен[25]", "Адмирал Дюперре[26]", "Грозный", "Беспощадный"... Нет, я ошибся, "Беспощадный" - вон тот.
They arrived opposite a species of large pavilion, on the front of which was the inscription,	Экипаж подъехал к обширному павильону под вывеской
"Art Pottery of the Golfe Juan," and the carriage, driving up the sweep, stopped before the door.	"Фаянсовые художественные изделия бухты Жуан" и, обогнув лужайку, остановился у входа.
Forestier wanted to buy a couple of vases for his study.	Форестье хотел купить две вазы для своего парижского кабинета.
As he felt unequal to getting out of the carriage, specimens were brought out to him one after the other.	Выйти из ландо он не мог, и ему стали, один за другим, приносить образцы.
He was a long time in making a choice, and consulted his wife and Duroy.	Он долго выбирал, советовался с женой и с Дюруа.
"You know," he said, "it is for the cabinet at the end of the study.	– Ты знаешь, это для книжного шкафа, который стоит у меня в кабинете.
Sitting in my chair, I have it before my eyes all the time.	Я буду сидеть в кресле и смотреть на них.
I want an antique form, a Greek outline."	Я предпочел бы нечто античное, нечто греческое.
He examined the specimens, had others brought, and then turned again to the first ones.	Он рассматривал образцы, требовал, чтобы ему принесли другие, и снова обращался к первым.
At length he made up his mind, and having paid, insisted upon the articles being sent on at once.	Наконец выбрал, заплатил и велел немедленно отправить вазы в Париж.
"I shall be going back to Paris in a few days," he said.	– Я уезжаю отсюда на днях, - твердил он.

They drove home, but as they skirted the bay a rush of cold air from one of the valleys suddenly met them, and the invalid began to cough.	Когда они на обратном пути ехали вдоль залива, из лощины внезапно подул холодный ветер, и больной закашлялся.
It was nothing at first, but it augmented and became an unbroken fit of coughing, and then a kind of gasping hiccough.	Сперва можно было подумать, что это так, легкий приступ, но кашель постепенно усиливался, не прекращаясь ни на секунду, и, наконец, перешел в икоту, в хрипение.
Forestier was choking, and every time he tried to draw breath the cough seemed to rend his chest.	Форестье задыхался; при каждом вздохе кашель, клокотавший у него в груди, раздирал ему горло.
Nothing would soothe or check it.	Ничто не могло успокоить, остановить его.
He had to be borne from the carriage to his room, and Duroy, who supported his legs, felt the jerking of his feet at each convulsion of his lungs.	Из экипажа больного пришлось на руках перенести в комнату; Дюруа держал его ноги и чувствовал, как они вздрагивали при каждом конвульсивном сжатии легких.
The warmth of the bed did not check the attack, which lasted till midnight, when, at length, narcotics lulled its deadly spasm.	Теплая постель не помогла Форестье, - приступ длился до полуночи. В конце концов наркотические средства прервали эти предсмертные спазмы.
The sick man remained till morning sitting up in his bed, with his eyes open.	И больной, не смыкая глаз, до рассвета просидел в постели.
The first words he uttered were to ask for the barber, for he insisted on being shaved every morning.	Первыми его словами были: "Позовите парикмахера", - Форестье по-прежнему брился каждое утро.
He got up for this operation, but had to be helped back into bed at once, and his breathing grew so short, so hard, and so difficult, that Madame Forestier, in alarm, had Duroy, who had just turned in, roused up again in order to beg him to go for the doctor.	Он нашел в себе силы встать для этой процедуры, но его тотчас же снова пришлось уложить в постель, и короткое, тяжелое, затрудненное дыхание больного до того испугало г-жу Форестье, что она велела разбудить Дюруа, который только что лег, и попросила его сходить за доктором.
He came back almost immediately with Dr. Gavaut, who prescribed a soothing drink and gave some advice; but when the journalist saw him to the door, in order to ask his real opinion, he said,	Дюруа почти тотчас же привел доктора, некоего Г аво. Доктор прописал микстуру и дал кое-какие указания. Но Жоржу, который, чтобы узнать правду, пошел проводить его, он сказал следующее:
"It is the end.	– Это агония.
He will be dead to-morrow morning.	До завтра он не доживет.
Break it to his poor wife, and send for a priest.	Предупредите бедную даму и пошлите за священником.
I, for my part, can do nothing more.	Мне здесь больше делать нечего.
I am, however, entirely at your service."	Впрочем, я всегда к вашим услугам.
Duroy sent for Madame Forestier.	Дюруа велел позвать г-жу Форестье.
"He is dying," said he.	– Он умирает.
"The doctor advises a priest being sent for.	Доктор советует послать за священником.
What would you like done?"	Как вы думаете?

She hesitated for some time, and then, in slow tones, as though she had calculated everything, replied,	Она долго колебалась, но, наконец, взвесив все, медленно проговорила:
"Yes, that will be best--in many respects. I will break it to him--tell him the vicar wants to see him, or something or other; I really don't know what.	– Да, так будет лучше. Во многих отношениях... Я его подготовлю, скажу, что его желает видеть священник... Словом, что-нибудь придумаю.
You would be very kind if you would go and find a priest for me and pick one out.	А вы уж, будьте добры, разыщите священника.
Choose one who won't raise too many difficulties over the business.	Постарайтесь найти какого-нибудь попроще, который ничего из себя не корчит.
One who will be satisfied with confession, and will let us off with the rest of it all."	Устройте так, чтобы он ограничился исповедью и избавил нас от всего остального.
The young fellow returned with a complaisant old ecclesiastic, who accommodated himself to the state of affairs.	Дюруа привел сговорчивого старичка, который сразу понял, что от него требуется.
As soon as he had gone into the dying man's room, Madame Forestier came out of it, and sat down with Duroy in the one adjoining.	Как только он вошел к умирающему, г-жа Форестье вышла в соседнюю комнату и села рядом с Дюруа.
"It has quite upset him," said she.	– Это его потрясло, - сказала она.
"When I spoke to him about a priest his face assumed a frightful expression as if he had felt the breath--the breath of--you know. He understood that it was all over at last, and that his hours were numbered."	– Когда я заговорила о священнике, лицо его приняло такое ужасное выражение, точно... точно он почувствовал на себе... почувствовал на себе дыхание... вы меня понимаете... Словом, он понял, что все кончено, что остались считанные часы...
She was very pale as she continued,	Госпожа Форестье была очень бледна.
"I shall never forget the expression of his face.	– Никогда не забуду выражения его лица, -продолжала она.
He certainly saw death face to face at that moment.	– В это мгновение он, конечно, видел перед собой смерть.
He saw him."	Он видел ее.
They could hear the priest, who spoke in somewhat loud tones, being slightly deaf, and who was saying,	До них доносился голос священника, - он говорил довольно громко, так как был туговат на ухо:
"No, no; you are not so bad as all that.	– Да нет же, нет, ваши дела совсем не так плохи.
You are ill, but in no danger.	Вы больны, но отнюдь не опасно.
And the proof is that I have called in as a friend as a neighbor."	И зашел я к вам по-дружески, по-соседски, - вот первое доказательство.
They could not make out Forestier's reply, but the old man went on,	Форестье что-то ответил ему, но они не расслышали.
"No, I will not ask you to communicate.	– Нет, я не буду вас причащать, - продолжал старик.
We will talk of that when you are better.	– Об этом мы поговорим, когда вам станет лучше.
If you wish to profit by my visit--to confess, for instance--! ask nothing better.	Вот если вы захотите воспользоваться моим присутствием для того, чтобы, например, исповедаться, - это другое дело.

I am a shepherd, you know, and seize on every occasion to bring a lamb back to the fold."	Я пастырь, мне надлежит при всяком удобном случае наставлять своих овец на путь истинный.
A long silence followed.	Стало тихо.
Forestier must have been speaking in a faint voice.	Теперь, должно быть, говорил Форестье -беззвучным, прерывающимся голосом.
Then all at once the priest uttered in a different tone, the tone of one officiating at the altar.	Затем, уже другим тоном, тоном священнослужителя, снова заговорил старик:
"The mercy of God is infinite.	– Милосердие божие безгранично.
Repeat the Comfiteor, my son.	Читайте "Confiteor", сын мой.
You have perhaps forgotten it; I will help you.	Если вы забыли, я вам подскажу.
Repeat after me: 'Comfiteor Deo omnipotenti--Beata Maria semper virgini.'"	Повторяйте за мной: Confiteor Deo omnipotenti... Beatae Mariae semper virgin!...
He paused from time to time to allow the dying man to catch him up.	Время от времени священник умолкал, чтобы дать возможность умирающему повторить за ним слова молитвы.
Then he said, "And now confess."	– А теперь исповедуйтесь... – наконец сказал он.
The young wife and Duroy sat still seized on by a strange uneasiness, stirred by anxious expectation.	Охваченные необычайным волнением, измученные томительным ожиданием, г-жа Форестье и Дюруа сидели не шевелясь.
The invalid had murmured something.	Больной что-то прошептал.
The priest repeated, "You have given way to guilty pleasures--of what kind, my son?"	– У вас были сделки с совестью... – повторил священник. – Какого рода, сын мой?
Madeleine rose and said,	Госпожа Форестье встала.
"Let us go down into the garden for a short time.	– Пойдемте ненадолго в сад, - с невозмутимым видом сказала она.
We must not listen to his secrets."	– Мы не должны знать его тайны.
And they went and sat down on a bench before the door beneath a rose tree in bloom, and beside a bed of pinks, which shed their soft and powerful perfume abroad in the pure air.	Они вышли в сад и сели у крыльца на скамейку под цветущим розовым кустом, возле клумбы гвоздики, разливавшей в чистом воздухе сильный и сладкий аромат.
Duroy, after a few moments' silence, inquired, "Shall you be long before you return to Paris?"	– Вы еще не скоро в Париж? – после некоторого молчания спросил Дюруа.
"Oh, no," she replied.	– Скоро! – ответила она.
"As soon as it is all over I shall go back there."	– Как только все будет кончено, я уеду отсюда.
"Within ten days?"	– Дней через десять?
"Yes, at the most."	– Да, самое позднее.
"He has no relations, then?"	– Так, значит, родных у него никого нет?
"None except cousins.	– Никого, кроме двоюродных братьев.
His father and mother died when he was quite young."	Его родители умерли, когда он был еще очень молод.