Милый друг - английский и русский параллельные тексты

Мопассан Ги Де

But if I speak to you of this before even poor Charles is lowered into the tomb, it is because it is necessary, after what you have said to me, that you should thoroughly understand what sort of woman I am, in order that you may no longer cherish the wish you expressed to me, in case you are not of a--of a--disposition to comprehend and bear with me.	Я потому заговорила об этом теперь, когда бедного Шарля еще не опустили в могилу, что после всего вами сказанного я почувствовала необходимость разъяснить вам, с кем вы имеете дело, чтобы вы не тешили себя больше мечтой, которой вы со мной поделились, в том случае, если... если вы не способны понять меня и принять такой, какая я есть.
Understand me well.	Постарайтесь же меня понять.
Marriage for me is not a charm, but a partnership.	Брак для меня не цепи, но содружество.
I mean to be free, perfectly free as to my ways, my acts, my going and coming.	Это значит, что мне предоставляется полная свобода действий, что я не обязана отдавать отчет в своих поступках, не обязана докладывать, куда я иду.
I could neither tolerate supervision, nor jealousy, nor arguments as to my behavior.	Я не терплю ни слежки, ни ревности, ни нравоучений.
I should undertake, be it understood, never to compromise the name of the man who takes me as his wife, never to render him hateful and ridiculous.	Разумеется, я обязуюсь ничем не компрометировать человека, фамилию которого я буду носить, не ставить его в ложное или смешное положение.
But this man must also undertake to see in me an equal, an ally, and not an inferior or an obedient and submissive wife.	Но пусть и он видит во мне не служанку, не кроткую и покорную жену, но союзницу, равную ему во всем.
My notions, I know, are not those of every one, but I shall not change them.	Я знаю, что мои взгляды многим покажутся слишком смелыми, но я от них не отступлю.
There you are.	Вот и все.
I will also add, do not answer me; it would be useless and unsuitable.	К этому я прибавлю то же, что и вы: не давайте мне ответа сейчас, это было бы бесполезно и неуместно.
We shall see one another again, and shall perhaps speak of all this again later on.	Мы еще увидимся и, быть может, поговорим об этом.
Now, go for a stroll.	А теперь погуляйте один.
I shall return to watch beside him.	Я пойду к нему.
Till this evening."	До вечера.
He printed a long kiss on her hand, and went away without uttering a word.	Он надолго припал губами к ее руке, затем, ни слова не сказав, удалился.
That evening they only saw one another at dinnertime.	Встретились они уже вечером, за обедом.
Then they retired to their rooms, both exhausted with fatigue.	Оба падали от усталости и оттого поспешили разойтись по своим комнатам.
Charles Forestier was buried the next day, without any funeral display, in the cemetery at Cannes.	Шарля Форестье похоронили на другой день, без всякой помпы, на каннском кладбище.
George Duroy wished to take the Paris express, which passed through the town at half-past one.	Жорж Дюруа решил ехать курьерским, в половине второго.
Madame Forestier drove with him to the station.	Госпожа Форестье проводила его на вокзал.

They walked quietly up and down the platform pending the time for his departure, speaking of trivial matters.	В ожидании поезда они спокойно гуляли по перрону и говорили о посторонних предметах.
The train rolled into the station.	Подошел поезд, настоящий курьерский поезд, с короткой цепью вагонов: их всего было пять.
The journalist took his seat, and then got out again to have a few more moments' conversation with her, suddenly seized as he was with sadness and a strong regret at leaving her, as though he were about to lose her for ever.	Заняв место в вагоне, Дюруа сошел на платформу, чтобы еще несколько секунд побыть с г-жой Форестье; при мысли о том, что он покидает ее, ему вдруг стало томительно грустно, тоскливо, точно он расставался с ней навсегда.
A porter shouted, "Take your seats for Marseilles, Lyons, and Paris."	– На Марсель-Лион-Париж, занимайте места! – крикнул кондуктор.
Duroy got in and leant out of the window to say a few more words.	Войдя в вагон, Дюруа выглянул в окно, чтобы сказать ей еще несколько слов.
The engine whistled, and the train began to move slowly on.	Паровоз засвистел, и поезд медленно тронулся.
The young fellow, leaning out of the carriage, watched the woman standing still on the platform and following him with her eyes.	Высунувшись из вагона, Дюруа смотрел на г-жу Форестье: она неподвижно стояла на перроне и провожала его глазами.
Suddenly, as he was about to lose sight of her, he put his hand to his mouth and threw a kiss towards her.	Внезапно, перед тем как потерять ее из виду, он поднес обе руки к губам и послал ей воздушный поцелуй.
She returned it with a discreet and hesitating gesture.	Она ответила ему тем же, только ее поцелуй вышел более робким, стыдливым, едва уловимым.
IX	Часть вторая I
George Duroy had returned to all his old habits.	Жорж Дюруа вернулся к своим давним привычкам.
Installed at present in the little ground-floor suite of rooms in the Rue de Constantinople, he lived soberly, like a man preparing a new existence for himself.	Занимая все ту же маленькую квартирку в нижнем этаже на Константинопольской улице, он вел теперь скромную жизнь человека, ожидающего перемены в своей судьбе. Даже его связь с г-жой де Марель стала напоминать брачный союз, словно он заранее приучал себя к новой роли, и его любовница, дивясь благоразумной упорядоченности их отношений, часто повторяла со смехом: - Ты еще мещанистей моего супруга. Незачем было менять.
Madame Forestier had not yet returned.	Госпожа Форестье все не ехала.
She was lingering at Cannes.	Она задержалась в Канне.
He received a letter from her merely announcing her return about the middle of April, without a word of allusion to their farewell.	Она написала ему, что вернется не раньше середины апреля, но то, что было ими сказано друг другу на прощанье, обошла полным молчанием.
He was waiting, his mind was thoroughly made up now to employ every means in order to marry her, if she seemed to hesitate.	Он стал ждать. Он твердо решил применить любые средства, в случае если она начнет колебаться, и в конце концов все-таки жениться на ней.

But he had faith in his luck, confidence in that power of seduction which he felt within him, a vague and irresistible power which all women felt the influence of.	Он верил в свою звезду, верил, что обладает даром покорять сердца, чувствовал в себе непонятную и неодолимую силу, перед которой не могла бы устоять ни одна женщина.
A short note informed him that the decisive hour was about to strike:	Коротенькая записка возвестила ему, что решительная минута близка:
"I am in Paris.	"Я в Париже.
Come and see me.--Madeleine Forestier."	Зайдите ко мне. Мадлена Форестье".
Nothing more.	И только.
He received it by the nine o'clock post.	Он получил эту записку с утренней девятичасовой почтой.
He arrived at her residence at three on the same day.	В три часа дня он был уже у нее.
She held out both hands to him smiling with her pleasant smile, and they looked into one another's eyes for a few seconds.	Улыбаясь своей милой, приветливой улыбкой, она протянула ему обе руки. И несколько секунд они пристально смотрели друг на друга.
Then she said: "How good you were to come to me there under those terrible circumstances."	– Как хорошо, что вы приехали тогда, в такое ужасное для меня время! – прошептала она.
"I should have done anything you told me to," he replied.	– Я сделал бы все, что бы вы мне ни приказали, -сказал он.
And they sat down.	Они сели.
She asked the news, inquired about the Walters, about all the staff, about the paper.	Она попросила рассказать ей новости, начала расспрашивать его о супругах Вальтер, о сотрудниках, о газете.
She had often thought about the paper.	Оказалось, что о газете она вспоминала часто.
"I miss that a great deal," she said, "really a very great deal.	– Мне этого очень не хватает, очень, - призналась она.
I had become at heart a journalist.	– Я стала журналисткой в душе.
What would you, I love the profession?"	Что ни говорите, а я это дело люблю.
Then she paused.	Она замолчала.
He thought he understood, he thought he divined in her smile, in the tone of her voice, in her words themselves a kind of invitation, and although he had promised to himself not to precipitate matters, he stammered out:	В ее улыбке, тоне, словах ему почудился какой-то намек, и это заставило его изменить своему первоначальному решению не ускорять ход событий.
"Well, then--why--why should you not resume--this occupation--under--under the name of Duroy?"	– Ну что ж!.. Почему бы... почему бы вам не заняться теперь... этим делом... под фамилией Дюруа? – запинаясь, проговорил он.
She suddenly became serious again, and placing her hand on his arm, murmured: "Do not let us speak of that yet a while."	Госпожа Форестье сразу стала серьезной. – Не будем пока об этом говорить, - положив ему руку на плечо, тихо сказала она.
But he divined that she accepted, and falling at her knees began to passionately kiss her hands, repeating:	Но Дюруа, догадавшись, что она принимает его предложение, упал перед ней на колени.

"Thanks, thanks; oh, how I love you!"	– Благодарю, благодарю, как я люблю вас! – страстно целуя ее руки, бормотал он.
She rose.	Она встала.
He did so, too, and noted that she was very pale.	Последовав ее примеру, он вдруг заметил, что она очень бледна.
Then he understood that he had pleased her, for a long time past, perhaps, and as they found themselves face to face, he clasped her to him and printed a long, tender, and decorous kiss on her forehead.	И тут он понял, что нравится ей, - быть может, уже давно. Они стояли друг против друга; воспользовавшись этим, он привлек ее к себе и запечатлел на ее лбу долгий, нежный, почтительный поцелуй.
When she had freed herself, slipping through his arms, she said in a serious tone: "Listen, I have not yet made up my mind to anything.	– Послушайте, друг мой, - выскользнув у него из рук, строго заговорила она, - я еще ничего не решила.
However, it may be--yes.	Однако может случиться, что я дам согласие.
But you must promise me the most absolute secrecy till I give you leave to speak."	Но вы должны обещать мне держать это в строжайшем секрете до тех пор, пока я вам не скажу.
He swore this, and left, his heart overflowing withjoy.	Он поклялся ей и ушел, чувствуя себя на седьмом небе.
He was from that time forward very discreet as regards the visits he paid her, and did not ask for any more definite consent on her part, for she had a way of speaking of the future, of saying "by-and-by," and of shaping plans in which these two lives were blended, which answered him better and more delicately than a formal acceptation.	С этого дня он начал проявлять в разговорах с ней сугубую сдержанность и уже не добивался от нее точного ответа, поскольку в ее манере говорить о будущем, в тоне, каким она произносила: "В дальнейшем", - в ее проектах совместной жизни угадывалось нечто более значительное и более интимное, чем формальное согласие.
Duroy worked hard and spent little, trying to save money so as not to be without a penny at the date fixed for his marriage, and becoming as close as he had been prodigal.	Дюруа работал не покладая рук и тратил мало, стараясь накопить немного денег, чтобы ко дню свадьбы не остаться без гроша, так что теперешняя его скупость равнялась его былой расточительности.
The summer went by, and then the autumn, without anyone suspecting anything, for they met very little, and only in the most natural way in the world.	Прошло лето, затем осень, но ни у кого по-прежнему не возникало никаких подозрений, так как виделись они редко и держали себя в высшей степени непринужденно.
One evening, Madeleine, looking him straight in the eyes said:	Однажды вечером Мадлена, глядя ему прямо в глаза, спросила.
"You have not yet announced our intentions to Madame de Marelle?"	– Вы ничего не говорили о нашем проекте госпоже де Марель?
"No, dear, having promised you to be secret, I have not opened my mouth to a living soul."	– Нет, дорогая. Я обещал вам хранить его в тайне, и ни одна живая душа о нем не знает.
"Well, it is about time to tell her.	– Ну, теперь можете ей сказать.
I will undertake to inform the Walters.	А я сообщу Вальтерам.
You will do so this week, will you not?"	На этой же неделе. Хорошо?
He blushed as he said: "Yes, to-morrow."	Он покраснел: - Да, завтра же.

She had turned away her eyes in order not to notice his confusion, and said: "If you like we will be married in the beginning of May.	– Если хотите, - медленно отведя глаза в сторону, словно для того, чтобы не замечать его смущения, продолжала она, - мы можем пожениться в начале мая.
That will be a very good time."	Это будет вполне прилично.
"I obey you in all things with joy."	– С радостью повинуюсь вам во всем.
"The tenth of May, which is a Saturday, will suit me very nicely, for it is my birthday."	– Мне бы очень хотелось десятого мая, в субботу. Это как раз день моего рождения.
"Very well, the tenth of May."	– Десятого мая, отлично.
"Your parents live near Rouen, do they not?	– Ваши родители живут близ Руана, да?
You have told me so, at least."	Так вы мне, по крайней мере, говорили.
"Yes, near Rouen, at Canteleu."	– Да, близ Руана, в Кантле.
"What are they?"	– Чем они занимаются?
"They are--they are small annuitants."	– Они... мелкие рантье.
"Ah!	– А!
I should very much like to know them."	Я мечтаю с ними познакомиться.
He hesitated, greatly perplexed, and said:	Дюруа, крайне смущенный, замялся:
"But, you see, they are--" Then making up his mind, like a really clever man, he went on:	– Но... дело в том, что они... Затем, внушив себе, что надо быть мужественным, решительно заговорил:
"My dear, they are mere country folk, innkeepers, who have pinched themselves to the utmost to enable me to pursue my studies.	– Дорогая! Они крестьяне, содержатели кабачка, они из кожи вон лезли, чтобы дать мне образование.
For my part, I am not ashamed of them, but their--simplicity--their rustic manners--might, perhaps, render you uncomfortable."	Я их не стыжусь, но их... простота... их... неотесанность... может неприятно на вас подействовать.
She smiled, delightfully, her face lit up with gentle kindness as she replied:	Она улыбалась прелестной улыбкой, все лицо ее светилось нежностью и добротой.
"No.	– Нет.
I shall be very fond of them.	Я буду их очень любить.
We will go and see them.	Мы съездим к ним.
I want to.	Непременно.
I will speak of this to you again.	Мы еще с вами об этом поговорим.
I, too, am a daughter of poor people, but I have lost my parents.	Мои родители тоже были простые люди... Но они умерли.
I have no longer anyone in the world." She held out her hand to him as she added: "But you."	Во всем мире у меня нет никого... кроме вас, -добавила она, протянув ему руку.
He felt softened, moved, overcome, as he had been by no other woman.	Он был взволнован, растроган, покорен, - до сих пор ни одна женщина не внушала ему таких чувств.

"I had thought about one matter," she continued, "but it is rather difficult to explain."	– Я кое-что надумала, - сказала она, - но это довольно трудно объяснить.
"What is it?" he asked.	– Что именно? – спросил он.
"Well, it is this, my dear boy, I am like all women, I have my weaknesses, my pettinesses. I love all that glitters, that catches the ear.	– Видите ли, дорогой, у меня, как и у всякой женщины, есть свои... свои слабости, свои причуды, я люблю все блестящее и звучное.
I should have so delighted to have borne a noble name.	Я была бы счастлива носить аристократическую фамилию.
Could you not, on the occasion of your marriage, ennoble yourself a little?"	Не можете ли вы, по случаю нашего бракосочетания, сделаться... сделаться дворянином?
She had blushed in her turn, as if she had proposed something indelicate.	Теперь уже покраснела она, покраснела так, словно совершила бестактность.
He replied simply enough: "I have often thought about it, but it did not seem to me so easy."	– Я сам об этом подумывал, - простодушно ответил Дюруа, - но, по-моему, это не так-то легко.
"Why so?"	– Почему же?
He began to laugh, saying:	Он засмеялся.
"Because I was afraid of making myself look ridiculous."	– Боюсь показаться смешным.
She shrugged her shoulders.	Она пожала плечами.
"Not at all, not at all Every one does it, and nobody laughs.	– Что вы, что вы! Так поступают все, и никто над этим не смеется.
Separate your name in two--Du Roy.	Разделите свою фамилию на две части: "Дю Руа".
That looks very well."	Очень хорошо!
He replied at once like a man who understands the matter in question: "No, that will not do at all. It is too simple, too common, too well-known.	– Нет, нехорошо, - с видом знатока возразил он. – Это слишком простой, слишком шаблонный, слишком избитый прием.
I had thought of taking the name of my native place, as a literary pseudonym at first, then of adding it to my own by degrees, and then, later on, of even cutting my name in two, as you suggest."	Я думал взять сначала в качестве литературного псевдонима название моей родной деревни, затем незаметно присоединить ее к фамилии, а потом уже, как вы предлагаете, разделить ее на две части.
"Your native place is Canteleu?" she queried.	– Ваша деревня называется Кантле? – спросила она.
"Yes."	– Да.
She hesitated, saying:	Она призадумалась.
"No, I do not like the termination.	– Нет. Мне не нравится окончание.
Come, cannot we modify this word Canteleu a little?"	Послушайте, нельзя ли чуть-чуть изменить это слово... Кантле?
She had taken up a pen from the table, and was scribbling names and studying their physiognomy.	Госпожа Форестье взяла со стола перо и начала выписывать разные фамилии, всматриваясь при этом в их начертание.

All at once she exclaimed: "There, there it is!" and held out to him a paper, on which read--"Madame Duroy de Cantel."	– Готово, смотрите, смотрите! – неожиданно воскликнула она и протянула ему лист бумаги, на котором стояло: "Госпожа Дюруа де Кантель".
He reflected a few moments, and then said gravely: "Yes, that does very well."	– Да, это очень удачно, - подумав несколько секунд, заметил он с важностью.
She was delighted, and kept repeating "Duroy de Cantel, Duroy de Cantel, Madame Duroy de Cantel. It is capital, capital."	– Дюруа де Кантель, Дюруа де Кантель, госпожа Дюруа де Кантель. Чудесно! Чудесно! – в полном восторге повторяла г-жа Форестье.
She went on with an air of conviction: "And you will see how easy it is to get everyone to accept it.	– Вы увидите, как просто все к этому отнесутся, -уверенно продолжала она.
But one must know how to seize the opportunity, for it will be too late afterwards.	– Только не надо терять время. Потом будет уже поздно.
You must from to-morrow sign your descriptive articles D. de Cantel, and your 'Echoes' simply Duroy.	Свои статьи вы с завтрашнего же дня начинайте подписывать: "Дюруа де Кантель", а заметки -просто "Дюруа".
It is done every day in the press, and no one will be astonished to see you take a pseudonym.	Среди журналистов это так принято, и ваш псевдоним никого не удивит.
At the moment of our marriage we can modify it yet a little more, and tell our friends that you had given up the 'Du' out of modesty on account of your position, or even say nothing about it.	Ко дню нашей свадьбы мы еще кое-что изменим, а друзьям объясним, что до сих пор вы отказывались от частицы "дю" из скромности, что к этому вас вынуждало занимаемое положение, а может, и вовсе ничего не объясним.
What is your father's Christian name?"	Как зовут вашего отца?
"Alexander."	– Александр.
She murmured: "Alexander, Alexander," two or three times, listening to the sonorous roll of the syllables, and then wrote on a blank sheet of paper:	– Александр, Александр, - несколько раз повторила она, прислушиваясь к звучанию этого слова, потом взяла чистый лист бумаги и написала:
"Monsieur and Madame Alexander Du Roy de Cantel have the honor to inform you of the marriage of Monsieur George Du Roy de Cantel, their son, to Madame Madeleine Forestier."	"Господин и госпожа Александр Дю Руа де Кантель имеют честь сообщить вам о бракосочетании их сына Жоржа Дю Руа де Кантель с госпожой Мадленой Форестье".
She looked at her writing, holding it at a distance, charmed by the effect, and said:	Она издали взглянула на свое рукописание и, довольная эффектом, заявила:
"With a little method we can manage whatever we wish."	– При известной сноровке можно добиться чего угодно.
When he found himself once more in the street, firmly resolved to call himself in future Du Roy, and even Du Roy de Cantel, it seemed to him that he had acquired fresh importance.	Выйдя от нее с твердым намерением именоваться впредь "Дю Руа" и даже "Дю Руа де Кантель", он почувствовал, что вырос в собственных глазах.
He walked with more swagger, his head higher, his moustache fiercer, as a gentleman should walk.	Походка у него стала еще более молодцеватой, голову он держал выше, а его усы были теперь особенно лихо закручены, - так, по его мнению, должен был выглядеть дворянин.
He felt in himself a species of joyous desire to say to the passers-by:	Он находился в таком приподнятом состоянии, что ему хотелось объявить первому встречному:

"My name is Du Roy de Cantel."	– Меня зовут Дю Руа де Кантель.
But scarcely had he got home than the thought of Madame de Marelle made him feel uneasy, and he wrote to her at once to ask her to make an appointment for the next day. "It will be a tough job," he thought. "I must look out for squalls."	Но, вернувшись домой, он с беспокойством подумал о г-же де Марель и тотчас же написал письмо, в котором назначил ей свидание на завтра.
Then he made up his mind for it, with the native carelessness which caused him to slur over the disagreeable side of life, and began to write a fancy article on the fresh taxes needed in order to make the Budget balance.	Затем, с той же врожденной беспечностью, благодаря которой он ко всему относился легко, Дюруа махнул на это рукой и начал писать бойкую статью о новых налогах, которые он предлагал установить в целях укрепления государственного бюджета.
He set down in this the nobiliary "De" at a hundred francs a year, and titles, from baron to prince, at from five hundred to five thousand francs.	За частицу, указывающую на дворянское происхождение, он считал нужным взимать сто франков в год, а за титул, начиная с баронского и кончая княжеским, от пятисот до тысячи франков.
And he signed it	Подписался он:
"D. de Cantel."	"Д. де Кантель".
He received a telegram from his mistress next morning saying that she would call at one o'clock.	На другой день из "голубого листочка", посланного ему любовницей, он узнал, что она будет у него в час.
He waited for her somewhat feverishly, his mind made up to bring things to a point at once, to say everything right out, and then, when the first emotion had subsided, to argue cleverly in order to prove to her that he could not remain a bachelor for ever, and that as Monsieur de Marelle insisted on living, he had been obliged to think of another than herself as his legitimate companion.	Дюруа ждал ее с некоторым волнением; он решил сразу приступить к делу, сказать ей все напрямик и только потом, когда острая боль пройдет, привести убедительные доводы, объяснить ей, что он не может оставаться холостяком до бесконечности и что раз г-н де Марель упорно не желает отправляться на тот свет, то ему пришлось подумать о законной супруге.
He felt moved, though, and when he heard her ring his heart began to beat.	И все же ему было не по себе. Когда раздался звонок, у него сильно забилось сердце.
She threw herself into his arms, exclaiming:	Она бросилась к нему:
"Good morning, Pretty-boy."	– Здравствуй, Милый друг!
Then, finding his embrace cold, looked at him, and said: "What is the matter with you?"	Холодность его объятий не укрылась от г-жи де Марель. – Что с тобой? – внимательно посмотрев на него, спросила она.
"Sit down," he said, "we have to talk seriously."	– Сядь, - сказал он. – Нам надо серьезно поговорить.
She sat down without taking her bonnet off, only turning back her veil, and waited.	Не снимая шляпы, а лишь приподняв вуалетку, г-жа де Марель села в ожидании.
He had lowered his eyes, and was preparing the beginning of his speech.	Дюруа опустил глаза - он собирался с мыслями.
He commenced in a low tone of voice: "My dear one, you see me very uneasy, very sad, and very much embarrassed at what I have to admit to you.	– Дорогая моя, - медленно заговорил он, - меня очень волнует, расстраивает и огорчает то, что я должен тебе сообщить.

I love you dearly. I really love you from the bottom of my heart, so that the fear of causing you pain afflicts me more than even the news I am going to tell you."	Я горячо люблю тебя, люблю всем сердцем, и боязнь причинить тебе горе удручает меня сильней, чем самая новость.
She grew pale, felt herself tremble, and stammered out:	Госпожа де Марель побледнела и начала дрожать.
"What is the matter?	– Что случилось?
Tell me at once."	Ну, говори! – прошептала она.
He said in sad but resolute tones, with that feigned dejection which we make use of to announce fortunate misfortunes:	Тогда он печально и в то же время решительно, с той притворной грустью в голосе, с какой обыкновенно извещают о приятной неприятности, проговорил:
"I am going to be married."	– Дело в том, что я женюсь.
She gave the sigh of a woman who is about to faint, a painful sigh from the very depths of her bosom, and then began to choke and gasp without being able to speak.	Из груди у нее вырвался болезненный стон, - так стонут женщины перед тем, как лишиться чувств, ей стало душно, она задыхалась и не могла выговорить ни слова.
Seeing that she did not say anything, he continued: "You cannot imagine how much I suffered before coming to this resolution.	– Ты себе не представляешь, сколько я выстрадал, прежде чем прийти к этому решению, - видя, что она молчит, продолжал он.
But I have neither position nor money.	– Но у меня нет ни денег, ни определенного положения.
I am alone, lost in Paris.	Я одинок, я затерян в Париже.
I needed beside me someone who above all would be an adviser, a consoler, and a stay.	Мне нужно, чтобы около меня находился человек, который помогал бы мне советами, утешал бы меня, служил мне опорой.
It is a partner, an ally, that I have sought, and that I have found."	Я искал союзницу, подругу жизни, и я ее нашел!
He was silent, hoping that she would reply, expecting furious rage, violence, and insults.	Дюруа смолк в надежде, что она что-нибудь ответит ему, - он ждал вспышки гнева, резкостей, оскорблений.
She had placed one hand on her heart as though to restrain its throbbings, and continued to draw her breath by painful efforts, which made her bosom heave spasmodically and her head nod to and fro.	Она прижала руку к сердцу словно для того, чтобы сдержать его биение. Дышала она все так же прерывисто, тяжело, отчего высоко поднималась ее грудь и вздрагивала голова.
He took her other hand, which was resting on the arm of the chair, but she snatched it away abruptly.	Он взял ее руку, лежавшую на спинке кресла, но она резко отдернула ее.
Then she murmured, as though in a state of stupefaction: "Oh, my God!"	– О боже! – в каком-то оцепенении прошептала она.
He knelt down before her, without daring to touch her, however, and more deeply moved by this silence than he would have been by a fit of anger, stammered out:	Он опустился на колени, но дотронуться до нее не посмел: любая дикая выходка с ее стороны не испугала бы его так, как ее молчание.
"Clo! my darling Clo! just consider my situation, consider what I am.	– Кло, моя маленькая Кло! – пробормотал он. – Войди в мое положение, постарайся меня понять.

Oh! if I had been able to marry you, what happiness it would have been.	Ах, если бы я мог на тебе жениться, - какое это было бы счастье!
But you are married.	Но ты замужем.
What could I do?	Что же мне остается делать?
Come, think of it, now.	Подумай сама, подумай сама!
I must take a place in society, and I cannot do it so long as I have not a home.	Я должен занять положение в обществе, а для этого необходим семейный очаг.
If you only knew.	Если бы ты знала!..
There are days when I have felt a longing to kill your husband."	Бывали дни, когда я готов был убить твоего мужа...
He spoke in his soft, subdued, seductive voice, a voice which entered the ear like music.	Его мягкий, вкрадчивый, чарующий голос звучал, как музыка.
He saw two tears slowly gather in the fixed and staring eyes of his mistress and then roll down her cheeks, while two more were already formed on the eyelids.	Две крупные слезы, выступив на ее неподвижных глазах, покатились по щекам, а на ресницах меж тем повисли другие.
He murmured: "Do not cry, Clo; do not cry, I beg of you.	– Не плачь, Кло, не плачь, умоляю тебя! – шептал он.
You rend my very heart."	– У меня душа разрывается.
Then she made an effort, a strong effort, to be proud and dignified, and asked, in the quivering tone of a woman about to burst into sobs: "Who is it?"	Чувство собственного достоинства и женская гордость заставили ее сделать над собой огромное усилие. – Кто она? – тем сдавленным голосом, какой появляется у женщины, когда ее душат рыдания, спросила г-жа де Марель.
He hesitated a moment, and then understanding that he must, said:	Он помедлил секунду, затем, поняв, что это неизбежно, ответил:
"Madeleine Forestier."	– Мадлена Форестье.
Madame de Marelle shuddered all over, and remained silent, so deep in thought that she seemed to have forgotten that he was at her feet.	Госпожа де Марель вздрогнула всем телом - и окаменела вновь; погруженная в свои размышления, она словно не замечала, что он все еще стоит перед ней на коленях.
And two transparent drops kept continually forming in her eyes, falling and forming again.	А прозрачные капли, одна за другой, все текли и текли у нее по щекам.
She rose.	Она встала.
Duroy guessed that she was going away without saying a word, without reproach or forgiveness, and he felt hurt and humiliated to the bottom of his soul.	Дюруа понял, что она хочет уйти, не сказав ему ни слова, не бросив ни единого упрека, но и не простив его. Он был обижен, оскорблен этим до глубины души.
Wishing to stay her, he threw his arms about the skirt of her dress, clasping through the stuff her rounded legs, which he felt stiffen in resistance.	Пытаясь удержать ее, он обхватил ее полные ноги и почувствовал сквозь материю, как они напряглись, ощутил их сопротивление.
He implored her, saying: "I beg of you, do not go away like that."	– Не уходи так, заклинаю тебя, - молил Жорж.