Милый друг
Шрифт:
– Прошу тебя, оставь меня в покое! Мне не до баловства.
Он покорно повернулся к стене, закрыл глаза и наконец заснул.
VI
Церковь была обтянута черным, огромный увенчанный короной щит над дверями возвещал прохожим, что хоронят дворянина.
Похоронный обряд только что кончился, и присутствующие расходились, дефилируя перед гробом и перед племянником графа де Водрека; тот раскланивался и пожимал всем руки.
Жорж и Мадлена вместе пошли домой. Они были
– Однако это очень странно! – как бы рассуждая сам с собой, заметил Жорж.
– Что именно, друг мой? – отозвалась Мадлена.
– То, что Водрек ничего нам не оставил.
Мадлена внезапно покраснела, – казалось, будто розовая вуаль, поднимаясь от шеи к лицу, закрывала белую ее кожу.
– А почему, собственно, он должен был нам что-нибудь оставить? – сказала она. – У него не было для этого никаких оснований. – И, помолчав, прибавила: – Очень может быть, что завещание хранится у какого-нибудь нотариуса. Мы еще ничего не знаем.
– Да, вероятно, – подумав, согласился Жорж, – в конце концов, он был нашим лучшим другом, твоим и моим. Обедал у нас два раза в неделю, приходил в любой час. Чувствовал себя у нас как дома, совсем как дома. Тебя он любил, как родной отец, семьи у него не было: ни детей, ни братьев, ни сестер – никого, кроме племянника, да и племянник-то не родной. Да, наверно, есть завещание. На что-нибудь крупное я не рассчитываю, но что-то должен же он был подарить нам на память в доказательство того, что он подумал о нас, что он нас любил и понимал, как мы к нему привязаны. Какого-нибудь знака дружбы мы, во всяком случае, вправе от него ждать.
– В самом деле, очень возможно, что он оставил завещание, – с задумчивым и безучастным видом заметила она.
Дома слуга подал Мадлене письмо. Она прочитала его и передала мужу.
«Контора нотариуса
Ламанера
улица Вогезов, 17
Милостивая государыня,
Имею честь просить Вас пожаловать ко мне в контору между двумя и четырьмя часами во вторник, в среду или в четверг по касающемуся Вас делу.
Примите и пр.
Ламанер».
Теперь уж покраснел Жорж.
– Это, наверно, то самое. Странно, однако ж, что он приглашает тебя, а не меня, законного главу семьи.
Сперва она ничего не ответила, но, подумав немного, сказала:
– Хочешь, пойдем туда сейчас же?
– Да, очень хочу.
После завтрака они отправились к нотариусу.
Как только они вошли в контору Ламанера, старший клерк вскочил и с чрезвычайной предупредительностью провел их к своему патрону.
Нотариус был маленький человечек, маленький и весь круглый. Голова его напоминала шар, привинченный к другому шару, который держался на двух ножках – до того маленьких и коротких, что в них тоже было нечто шарообразное.
Он поклонился, указал на кресла и, обращаясь к Мадлене, заговорил:
– Сударыня, я пригласил вас для того,
– Так я и знал, – не удержавшись, прошептал Жорж.
– Сейчас я оглашу этот документ, впрочем, весьма краткий.
Нотариус достал из папки завещание и прочитал следующее:
«Я, нижеподписавшийся, Поль Эмиль Сиприен Гонтран граф де Водрек, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим выражаю свою последнюю волю.
Так как смерть всегда может застигнуть нас врасплох, то, в предвидении ее прихода, я рассудил за благо составить завещание, каковое будет храниться у нотариуса Ламанера.
Не имея прямых наследников, я все свое состояние, заключающееся в процентных бумагах на сумму шестьсот тысяч франков и в недвижимом имуществе стоимостью приблизительно в пятьсот тысяч франков, оставляю госпоже Клер Мадлене Дю Руа, не ставя ей при этом никаких условий и не налагая на нее никаких обязательств. Прошу ее принять этот дар покойного друга в знак преданности и почтительной глубокой привязанности».
– Вот и все, – присовокупил нотариус. – Завещание это помечено августом прошлого года, и оно заменяет собой другой подобный же документ, каковой был составлен два года тому назад на имя госпожи Клер Мадлены Форестье. Первое завещание также хранится у меня и в случае протеста со стороны родственников может служить доказательством, что воля графа де Водрека осталась неизменной.
Мадлена, бледная как полотно, сидела потупившись. Жорж нервно покручивал усы.
– Само собой разумеется, – после некоторого молчания заметил нотариус, – что без вашего согласия супруга ваша не может принять наследство.
Дю Руа встал.
– Я должен подумать, – сухо сказал он.
Нотариус, приятно осклабившись, наклонил голову.
– Понимаю, сударь: вас заставляет колебаться известная щепетильность. Считаю нужным прибавить, что племянник графа де Водрека, ознакомившись сегодня утром с последней волей своего дяди, выразил готовность подчиниться ей в том случае, если ему будет выдана сумма в сто тысяч франков. На мой взгляд, завещание неоспоримо, но процесс наделал бы много шуму, а вы, вероятно, пожелаете его избежать. В обществе всегда могут возникнуть недоброжелательные толки. Во всяком случае, не могли ли бы вы дать мне ответ по всем пунктам до субботы?
Дю Руа утвердительно кивнул:
– Хорошо, сударь.
Он церемонно раскланялся, пропустил вперед жену, которая за все время не проронила ни слова, и вышел с видом оскорбленного достоинства, так что нотариус перестал улыбаться.
Придя домой, Дю Руа с силой захлопнул за собой дверь и бросил на кровать шляпу.
– Ты была любовницей Водрека?
Мадлена, снимая вуаль, тотчас обернулась:
– Я? О!..
– Да, ты. Кто это станет завещать все свое состояние женщине, если она не…