Миндаль для Белки

Ручей Наталья

Их экипаж остановился слишком далеко, чтобы отчетливо разобрать, и граф пришпорил Ворона. В два счета он оказался рядом.

– Что вы себе позволяете?! – возмутился, заметив, что мисс Карлейн обнимает полулежавшего Хэнскрафта. – Я согласен с тем, что вам плевать на меня, но вы губите свою репутацию! Поцелуи в Гайд-парке, на глазах у сотни свидетелей!

Хэнскрафт изобразил полустон, а мисс Карлейн обернулась только спустя несколько чертовых секунд. И все это время он был уверен, что стал свидетелем их прелюбодеяния и боролся с адским пламенем ревности, пока… Пока не увидел

в ее руках платок с капельками крови и не заметил Хэнскрафта, голова которого была откинута назад, а из его носа… все еще шла кровь.

Сейвудж посмотрел в глаза мисс Карлейн, но почему-то они были черными, чуть вспотевшими и с ворсинками. «Ресницы?» – подумал, проваливаясь в беспамятство, и обнимая из последних сил шею Ворона.

– Что с ним? – спросил обеспокоено Хэнскарфт, взяв платок.

– Похоже, несмотря на уверения графа, погода не так прекрасна, и у него как у вас поднялось давление. – Несмотря на брошенную колкость, Гейдж немедленно соскочила с экипажа. Хэнскрафт, отбросив платок, тоже, и вовремя: успел смягчить падение графа с лошади.

Удержать не получилось: сам чувствовал неимоверную слабость, потому вечерние заголовки газет пестрели сенсацией: «Лорд Сейвудж пал у ног бывшей невесты!»

Глава № 33

Итак, вместо того, чтобы просто рассказать о своем недостатке, он его продемонстрировал, и не одной Гейдж. Тейн отложил газету в сторону, вышел из дома. Кучер получил указания пятнадцать минут назад, но карета уже стояла – щедрые чаевые в качестве благодарности.

Вечер томил ожиданием и удивительно летним теплом. Или шейный платок не стоило одевать? Душно. Или это волнение?

Он пытался вспомнить, когда волновался последний раз, и не смог. Не было причин. Свой недостаток он мастерски скрывал, а в остальном дорога всегда была открыта – выбирай и иди. Безоблачно, без напряга, а потом вдруг тупик. Оглядываешься, ищешь кого-то, и сам не понимаешь кого, но без него идти дальше не хочется. Садишься у стены, смотришь на нее, привыкаешь, и думаешь: а может, все так и оставить? Здесь довольно уютно, и чувствуешь, как цепи привычки сковывают, удерживая. Да, остаться… И так некстати перед глазами обрывки фраз, глаза чайного цвета…

Нет, он гораздо раньше понял, что встретил именно ту женщину, которую искал, иначе не сделал бы ей предложения, и не был настойчив, когда она выдумывала сотни причин отказать. Гейдж привлекала его не только внешне, его тянуло к ней что-то неуловимое, не поддающееся анализу. Любовь?

Это слово настойчиво кружило в голове, когда она уехала из дома Алистера и когда, вернувшись в МартинХолл, он вдохнул горечь одиночества. Она мерещилась в гостиной, в пустой постели, в ванной – стоило закрыть глаза, она бесцеремонно вторгалась в его сны и вытворяла такое, от чего любая девственница пришла бы в ужас. Она брала его. Разными, даже его бросающими в жар, способами. Она, как вторая кожа, окутывала его, проникая так глубоко, что становилось больно, и он, задыхаясь, пил из горла и, не глядя, отбрасывал пустую бутылку в сторону.

Гейдж стала частью его. Когда? Он не мог вспомнить, когда ее не было в нем.

Тейн

вышел из кареты, дворецкий распахнул дверь. Его дворецкий, так как Гейдж и Артур остановились в одном из его Лондонских домов.

– Рад видеть вас, ваша светлость.

– Взаимно, Вилли. Леди Сейвудж дома?

– Отдыхает.

– А мисс Карлейн?

– В библиотеке, милорд. После прогулки уединилась с книгой.

Тейн отметил, что лучше с книгой, чем с Хэнскрафтом. Приведя его в чувство, они поспешили уехать, словно его общество было для них несносно.

– Вы уверены, что сами доедете домой? – в голосе Гейдж не было даже нотки сочувствия, и только глаза выдавали обеспокоенность.

– Хотите пригласить меня пересесть в экипаж? – Он тут же упрекнул себя за язвительность. Нет, идея с экипажем была шикарной, если учитывать, что помещались там только двое. Он бы занял место Хэнскрафта, рядом с Гейдж, но Ворон не подпустит к себе чужого, да и не мешало привести себя в надлежащий вид, прежде чем говорить с леди.

– А мистер Карлейн? – спросил Тейн дворецкого.

– Отдыхает.

– Как мило с его стороны.

Тейн подошел к двери библиотеки, помедлив, постучал, и только после приглашения, зашел внутрь. Гейдж сидела в огромном кожаном кресле, подвернув под себя ноги, и казалась настолько домашней, и настолько своей, что он с большим трудом подавил порыв броситься к ней, прижать, задушить в объятиях.

– Добрый вечер, – сказал он.

– Добрый вечер, ваша светлость. Приехали навестить леди Сейвудж?

Она не была колючей сейчас – смотрела спокойно, словно стараясь поддержать. Но его мало волновали слухи и статьи в газетах. Да, упал у ног мисс Карлейн – что с того? Постыдно, если бы написали: упал у ног Хэнскрафта.

– Я приехал поговорить с вами.

– Да, ваша светлость? – она поднялась раньше, чем он успел остановить ее, отошла за стол. Спряталась? Тейн подошел к столу с другой стороны, сократив расстояние.

– Мне давно следовало открыто поговорить с вами.

– Я думала, этот разговор уже состоялся.

Он невесело улыбнулся – да, она просила быть откровенным взамен на кольцо, и он так мастерски разыграл свою партию, что получил фамильную драгоценность, не сказав и грамма правды. Ему и сейчас претило делиться страхами, но откладывать в долгий ящик бессмысленно – Гейдж ускользала, а он хотел, чтобы она осталась. И еще до зуда в ладонях нетерпелось проверить: оттолкнет или нет?

Он рассказал ей все. О своем недостатке, о страхе быть осмеянным и отвергнутым, о малодушии, заставившем сохранить тайну и бежать, бежать, пока уста сами не разомкнулись.

– А после я подумал: что, если вы говорили правду о своих чувствах? И что, если они действительно настолько сильны, чтобы принять мою слабость? – закончил граф и с надеждой посмотрел на Гейдж.

Она, практически не дыша, слушала его признания, и даже рукой сзади облокотилась о кресло, чтобы не упасть. Господи, из-за каких нелепостей ломаются человеческие судьбы! Она отталкивала графа, когда думала, что получила предложение благодаря волшебным орешкам, а он отталкивал ее, думая, что страх крови – это недостойно мужчины.