Минин и Пожарский

Костылев Валентин Иванович

телохранителями Минина.

Но вот «выборной воевода всей земли»

Пожарский объехал войско, внимательно оглядывая

каждого воина, каждого начальника, затем рысью

промчался со своими приближенными вдоль табора

ратников к головной части ополчения.

Навстречу выехал Минин. Низко, почтительно

поклонился воеводе, тихо сказав ему что-то.

Пожарский кивнул головой в знак согласия. Козьма

отделился от ополчения и с Родионом Мосеевым и

Романом

Нахимовым поскакал вниз по съезду к месту

переправы, туда, где Ока сливается с Волгой.

Здесь, на Оке, уже кипела работа: старики,

женщины и подростки устилали оттаявший под солнцем

ледяной путь через реку еловыми лапами, соломой,

насыпали песок там, где были лужи, набрасывали

тяжелые тесины на толстые бревна, ровными рядами

покрывая мутные закраины у берегов.

Минин спустился по широким сходням на лед,

озабоченно осмотрел помост над закраиной. Крикнул

кузнецам, чтобы скрепили доски железом, тревожно

покачал головой:

— Глянь-ка, Родион: река-то!

Мартовское солнце припекало почерневшую

поверхность льда. С гор бежали ручьи. Закраины

ширились, надувались, подтачивая лед. Надо было

торопиться.

Все эти дни Козьма недаром не спал, подгоняя

кузнецов и упрашивая Пожарского поскорее

перебраться с войском на ту сторону, иначе поход

пришлось бы отложить, может быть на месяц, а может

быть на дольше. Где найти тогда столько судов,

чтобы переправить тысячи ополченцев на тот берег,

особенно в половодье? Да и запасы извели бы раньше

времени. Ратники стали беспокоиться об этом.

Минин в ответе перед ними.

13. В Москву

Вот и второй пушечный выстрел!

Торжественный грохот прокатился по улицам и оврагам.

Минин прикрыл ладонью глаза от солнца, чтобы

лучше видеть, как с верхней части города начнет

спускаться ополчение на Нижний посад. Сердце его

забилось от радости: там, наверху, на дороге,

заколыхались знамена, блеснуло оружие, доспехи.

Послышались удары боевых литавр.

Козьма Захарович облегченно вздохнул. Словно

гора с плеч. Пошли! В последние дни он сильно

устал, готовя ратников к походу, а главное, — и это

больше всего утомило — он опасался, как бы не

вышло какого-нибудь препятствия, как бы чего не

придумали его недруги ради помехи земскому делу.

Князь Звенигородский, нижегородский воевода,

который должен был бы помогать ополчению, во

всеуслышание сказал ополченцам:

— Пойдете, а оттуда уж

и не вернетесь! И

торговлишки лишитесь, домы ваши захиреют, и дети по

миру пойдут.

«Как ни хитри, а правды не перешагнешь»,

думал Козьма, восторженно любуясь шумной

праздничной массой нижегородского войска.

«В Москву!» — это было так ново, смело,

загадочно и вместе с тем так естественно и просто. Многие

совсем не представляли себе, куда они идут. Весь

мир для них заключался в той деревне, где они

жили... Но... Москва! Дорогое, родное слово!

Близко! Подходят! Спустились на волжскую

набережную. Минин въехал на бугор над рекой, Мосе-

ева послал на середину реки, чтобы там наблюдал за

переправой, а Пахомова — на противоположный

берег Оки.

Из-за прибрежных ларей и домишек выехал

Пожарский. Конь его слегка беспокоился» шел неровно,

но воевода сидел прямо, озабоченно поглядывая на

реку. Рядом — молодой воин на горячем белом коне,

с развернутым знаменем.

Позади воеводы — три пары нарядно одетых

всадников, с распущенными знаменами поместной

конницы и городского войска. Малиновые, зеленые,

желтые полотнища, расшитые парчой и травами, то и

дело закрывают собой рослых молодых воинов, с

трудом сдерживающих своих скакунов.

Через плечо у каждого всадника — берендейка с

патронами, рог с порохом, сумка для оружия, пуль и

других припасов.

Пожарский построил его так, чтобы оно не

бросалось в бой, по татарскому обычаю, — как это было

заведено прежде — нестройной, густой ордой, надеясь

на победу врукопашную.

Дмитрий Михайлович кое-что заимствовал и у

шведов и у поляков. Биться по-старинному, и

огненным и лучным боем, он строго-настрого запретил,

приучив конницу и пехоту к правильному

наступлению на врагов, чтобы одна помогала другой, а пушки

помогали бы им обоим.

Минин по-хозяйски разглядывал одежду, обувь,

вооружение проходивших мимо полков.

Весело приветствовал он рукой чувашского

военачальника Пуртаса, ехавшего на низенькой

волосатой лошаденке впереди чебоксарских всадников. Пур-

тас был храбрый и умный воин. Вез него не было в

последние дни ни одного схода в земской избе.

Чуваши, одетые пестро, не все были вооружены

огнестрельным оружием — многие из них имели луки.