Министерство мертвых. Невозможная принцесса
Шрифт:
Раздевалка ничем не отличалась от школьной. Шкафчики (правда, не железные, как у нас, а деревянные, отполированные тысячами рук до блеска), скамейки, душевые. Понадобилось обойти все помещение дважды, чтобы найти свое имя. Пока я размышляла, где взять ключ и куда его потом девать, шкафчик со скрипом открылся.
– А, точно, магия, - вздохнула я.
На нижней полке лежал сверток со спортивной формой. Все того же малинового цвета (к концу пребывания здесь от этого цвета, чувствую, начнет тошнить) облегающие удобные штаны и майка без рукавов с воротником-стойкой. В комплекте шли удобные ботинки, черные перчатки без пальцев,
Но послушно переоделась, заинтригованная донельзя, и вышла в сам зал, представлявший собой обычную пустую комнату. Не было ни гантелей, ни разметки, как в школьном спортзале. Видавший виды паркет, узкие окна, старая люстра со свечами под потолком и серые каменные стены. Скучно.
Сначала я просто ждала, пялясь в окно на внутренний дворик, где ровным счетом ничего не происходило.
Потом решила размяться и немного потянуться: вдруг заставят прыгать, бегать или отжиматься? Тело с удовольствием вспомнило старые привычки и хоть и немного поболело, быстро разогрелось. Я даже рискнула сделать несколько одинарных прыжков, в очередной раз испытав тоску по льду, конькам и ощущению полета, когда каждая мышца в напряжении. Когда после короткого мига, в котором ты паришь надо льдом, наступает стремительная развязка, и ты чувствуешь себя королевой, раскрываясь на приземлении. Всматриваясь в реакцию зала, замершего на прыжке. В ожидании аплодисментов.
Фигурное катание – то немного, о чем я скучаю. И о чем жалею. Может, стоило уделять ему больше времени. Может, сейчас я бы вспоминала свои победы, а не трагедии.
Потом стало скучно даже прыгать. По ощущениям я просидела в зале больше часа. И, решив, что Самаэль не допустит прогула, направилась к выходу, намереваясь свернуться клубочком на лавочке в раздевалке и подремать.
И тут что-то сбило меня с ног.
4.2
Резко, грубо, с такой силой, что я приложилась спиной об пол. Из легких выбило воздух, несколько секунд казалось, что сердце остановилось, и я умерла. Потом вспомнилось, что умерла вообще-то еще раньше, и я вновь задышала.
Надо мной с хмурым видом стоял Самаэль.
– За что?! – хрипло просипела я.
– Ты всегда должна быть готова.
– К удару в лицо?!
Строго говоря, он бил в грудь, но от этого было совсем не легче. Как он вообще подкрался так незаметно?! Я бы услышала шаги!
– К тому, что темные души в любой момент могут попытаться прорваться. Им, знаешь ли, не нравится вечность сидеть в аиде. Они обладают плотью и силой. И не станут щадить тебя или ждать, когда ты соберешься.
– А нельзя было сначала прочитать лекцию, а потом бить? – возмутилась я.
Самаэль только усмехнулся и протянул руку.
Но едва я ухватилась и подтянулась, чтобы подняться, он снова одним движением уложил меня на пол, окончательно добив.
– Любое прикосновение темной души – смерть для тебя. Как только душа касается стража, он отправляется в аид. Позволишь к себе прикоснуться – станешь одной из них. Будь всегда начеку, сестренка.
С этими словами Самаэль снова протянул мне руку, но на этот раз я встала без его помощи, потирая ушибленный зад. Навык падать у фигуристок прокачан с малых лет, но в нашем виде спорта за девочками в коньках не бегают маньяки с бейсбольными битами. Хотя, надо думать, такое фигурное катание собирало
– Быть стражем – это не спать у ржавых ворот и не делать пасы руками, вызывая древнюю светящуюся магию. Это физически и морально невыносимая работа. Темные души коварны, Аида Даркблум. Они ненавидят тебя. Они мечтают тебя уничтожить. Представь самых отъявленных злодеев твоего немагического мира. Маньяков, убивающих детей. Садистов, мучающих жертв. Диктаторов, истребляющих народы. Все они там, за Пределом, и ты – последний рубеж на их пути к хаосу. Они не должны ступить за Предел и не должны тебя касаться, ибо страж – квинтессенция их ненависти и злобы. Можешь сама додумать, что сделают со стражем, попавшим в аид. Не думай, что души – это какие-то эфемерные сущности, призраки, отголоски, нет. У них есть плоть. Они сильны. И они будут счастливы, заполучив тебя себе.
Глаза Самаэля потемнели, а у меня по коже прошелся мороз. Я действительно представляла себе души в виде бесплотных призраков, тянущих руки сквозь ржавую решетку. И как-то не ожидала, что меня будут пытаться утащить во тьму и там сожрать.
– А можно выбрать другую работу? Я всегда мечтала быть журналистом. У вас есть газета? Обещаю писать про тебя и Вельзевула только хорошее. Может, пару раз назову Дэваля козлом, но даже в вашем мире должны быть маленькие радости.
– Аида, перестань паясни…
Самаэль не договорил. Уж не знаю, что он хотел сделать: снова меня уронить или похлопать по плечу, но я успела первой. Не ожидая подсечки от хрупкой невнимательной (и совершенно не праведной!) девицы, многоуважаемый министр совсем не по-министерски шлепнулся на пол. Правда, выучка Самаэлю все же не отказала, и в последний момент он ухитрился-таки зацепить и меня, так что падали вместе.
Но я приземлилась на мягкое. Витиевато выругавшееся, но мягкое.
– Папа научил меня постоять за себя, - хмыкнула я, наслаждаясь выражением удивления на лице Самаэля. Так что позволю себе настаивать: сначала лекция, потом – практика. А не наоборот.
Мужчина усмехнулся, продолжая смирно лежать. Я не сразу сообразила, что практически сижу на его бедрах, но прежде, чем подняться, добавила (исключительно из вредности, ну и чтобы последнее слово осталось за мной):
– И я тебе не сестренка. Братишка.
А потом раздались аплодисменты.
Подняв головы, мы увидели в дверном проеме Дэваля. Сегодня наследник Вельзевула пребывал в приподнятом настроении. Гаденькую улыбочку так и хотелось стереть со смазливого лица. Наверняка он потратил на укладку всю первую половину дня. Проклятый сноб. Как только вспоминаю его лицо и почти наяву слышу ехидный голос, от бессилия сжимаются кулаки. Ненавижу таких, как он! Ненавижу еще со школы. Мажорчики, уверенные, что им все можно. Конечно, Дэвалю не грозит ни ад, ни рай, он – избранный, урожденный Иной. Наследник повелителя. Однажды займет место отца.
Поняв, что со злостью пялюсь на гада, я все же сползла с Самаэля и поднялась. Дэваль продолжал хлопать.
– Да, братик, вот что такое старость. Тебя уложила на лопатки… - Он презрительно скривился. – Это.
– Это у тебя в штанах, - буркнула я. – Хотя, судя по твоему поведению, там ничего так и не выросло. Что, завалил экзамен и больше не самый любимый сыночек?
Я осеклась, но не потому что лицо Дэваля потемнело, на этого придурка мне было плевать, а потому что его насмешливое «братик» только дошло.