Минус двадцать для счастья
Шрифт:
Она тоскливо вздохнула, а я, кажется, поняла, и почему такая грусть у девушек, и почему шефа нет в офисе, а cотрудники без премии перед праздником, и почему этот разговор именно сейчас и сегодня…
— Компания закрывается? — озвучила вслух догадку.
— Да, — подтвердила Светлана. — Сегодня ещё за офис уплачено, а после Нового года… В общем, арендодатели нас уже предупредили, чтобы собирали вещи, и… так сказать, мы все свобoдны. Вот Марина и решила, что надо встретиться напоследок и… Прости, я не думала, что она…
— Да ладно! Обо всем ты дoгадывалась! — перебила ее секретарь
— Действительно, хватит, — согласилась я, отвернулась, взялась за ручку двери и…
— Такая спокойная… — послышался за спиной голос Марины. — А то, что мужчина, который в тебя влюблен, а заодно и твой шеф, которому ты четыре года глаза мозолила, уже почти неделю непонятно где и на звонки не отвечает… Это тебя не волнует?!
— Нет, — обернувшись, посмотрела в злые глаза и мило, а главное спокойно, в чем меня только что упрекали, улыбнулась Марине. — Мужчину, который в меня влюблен, я не люблю. А шеф сам привел меня к решению уволиться. И да, опережая вопрос — что будет с вами после закрытия фирмы, меня тоже ни капельки не волнует.
— Даже так…
— А с чего должно быть иначе? Никогда не беспокоилась о том, что происходит в серпентарии после того, как оттуда уходят все посетители и выключается свет.
Пока барышни пребывали в шоке, не находя слов для ответа, я открыла дверь и вышла.
И только в дальнем конце коридора я обернулась — все-таки кольнули ностальгические нотки. Правда, ностальгия была не по бывшему коллективу или офису. А по самооценке, которая в довольно грубой форме напомнила о себе.
Отлично. Прекрасно. И мне не было стыдно ни за одно сказанное слово. Наоборот, меня распирало от светлых эмоций, потому что я не стала держать в себе то, что думала. А в голове у мены были, в принципе, простые до банальности мысли: даже если человек весит больше, чем какая-нибудь субтильная барышня, он тоже достоин любви. И не должен никому позволять считать себя вторым сортом или собой манипулировать.
Кстати…
Выйдя из бизнес-центра, я достала мобильный и набрала номер одного славного манипулятора.
— Здравствуй, брат, — сказала, услышав eго голос.
— А… сестра… — протянул Матеуш тоном умирающего лебедя. — Как там у тебя?
— Отлично! Вот, захотелось и с тобой поделиться хорошим настроением!
— Спасибо, — прохрипел он безрадостно, — но давай в другoй раз?
— Что так?
— Я болен, разве не слышишь? Только испорчу тебе настроение. Насладись им одна, за нас двоих…
– х… а где ты? Что с тобой? Ты не а работе?
— Какая работа? Простыл, лежу и еле дышу на своем диване.
— Боже ж ты мой! Держись! — воскликнула я. — Я куплю фруктов и скоро к тебе приеду!
— Не стоит… Рад был тебя слышать, помни, что я люблю тебя…
— Конечно, брат! Я помню и тоже тебя люблю! — Матеуш явно переигрывал и я тоже поначалу включила театральную нотку, но быстро устала и предупредила всерьез. — Значит, так. Жди, любимый брат, я скоро буду.
— Может, не стоит? — попытался отбиться тот. — Или хотя бы не спеши, позволь свыкнуться с
— Думаю, — я взглянула на часы, прикинула, сколько по времени займут поход в супермаркет и дорога, — джентльмену хватит тридцати минут, чтобы встать из неудобного положения и сварить для нас двоих кофе.
— Ладно уж, — смирился он, — приезжай, дверь открою.
В приподнятом настроении я пошла в супермаркет.
В то, что Матеуш приболел, я не верила. Но фрукты он, как и я, очень любил.
Из-за городских пробок у квартиры Матеуша я была минут через сорок. Этого времени ему хватило, чтобы по возможности правдоподобно обыграть свое болезненное состояние. И дверь открыл не после первого звонка, и тапочками устало ерзал по паркету, чтобы я слышала — столько сил прилагает, чтобы дойти ко мне! И громко чихнул, увидев меня, и платочком прикрылся, чтобы я не заметила, как его губы расползаются в улыбке. И волосы взъерошил, и шею обмотал шарфиком, и даже чем-то белым вымазал лицо — мол, плохо ему, ох, как плохо.
— Ну что, — просипел он, впуская меня в квартиру, — спасай, раз пришла.
— Знаешь… — подойдя к нему, я провела пальцем по особенно бледному участку кожи на его щеке, поднесла палец к носу и вдохнула мятную свежесть. — Если бы это были следы от пудры или, хуже того, тонального крема, я бы немедленнo бросилась тебя спасать. А зубной порошок даже полезен. Как там наш кофе?
— Что, — убрав от лица платочек, хмыкнул Матеуш, — антураж е удался?
— Ну почему? сли бы я знала тебя чуть хуже… — Я вручила ему пакет с покупками и прошла следом за ним в просторную кухню. Села за стол, наблюдая, как он с довольной ухмылкой принимается варить кофе. — На что ты надеялся, интересно? Своих сестер ты бы мог обвести вокруг пальца — даже не спорю. Но меня?!
— Мне пoказалось, что ты совсем от меня отвыкла, вот и рискнул.
— Зачем?
— Ну, ты ведь не просто так позвонила — явно вознамерилась вместо благодарнoсти выяснить отношения. Неделю ждала, злость копила, и вдруг… А лежачего не бьют, — он поставил на стол две чашки с ароматным кофе и, сделав глоток, добавил: — А еще говорят, что когда человек пьет, его даже змея не жалит.
— Вот только не надо мне сегодня про серпентарий! — немного обиженно попросила я и полезла в пакет с покупками.
Все же я ехала на кофе, так что купила не только фрукты. Так вот же — я достала две ароматные булочки, и кухня заполнилась запахом сдобы. Одну булочку выхватил Матеуш, не считающий нужным и дальше притворяться умирающим, а вторую булочку взяла я. Но когда на меня с мольбoй взглянули глаза напротив, я без сожалений отдала и вторую булочку и достала из пакета черный шоколад, радуясь своей предусмотрительноcти.
— Правильно, сестра! — оценил мой поступок Матеуш. — Тебе теперь расслабляться нельзя. Конечно, тебе больше и не позволят, поела — и хватит, но лучше уж ты сама… Как говорится, если ежа пнули, ему лучше подумать не о том, что где-то там, внизу, остался червячок, которого он хотел лишить жизни, а о том, что он всегда мечтал полетать, а тут такой случай…